Преступления против половой свободы и половой неприкосновенности личности предусмотрены в гл. 18 УК РФ. Название главы недвусмысленно указывает на содержание видового объекта всех предусмотренных в ней преступлений.
Вместе с тем не только в юридической литературе, но и доктринальных источниках не сложилось единого мнения по этому вопросу. Представляется, что без его решения мы не достигнем ясности и в понимании уголовно-правового значения сексуального насилия. При ответе на поставленные вопросы выделяются несколько направлений.
Сексуальное насилие трактуется как вид полового преступления. Социально-правовая природа этих преступлений обсуждается давно, но взглядах между учеными пока не достигнуто полного взаимопонимания.
По мнению Я.М. Яковлева, к половым преступлениям следует относить такие деяния, которые посягают на принципы половой морали. Ее же указанный автор определяет как уклад половых отношений. «Эта мораль едина для всех членов социалистического общества (указанная работа издана в советский период развития российского уголовного права. — Ю. Гусева) и неразрывно связана с господствующим в нем мировоззрением и моральными принципами».
Перечисляя эти принципы, автор дает нам представление о содержании полового уклада общества периода развитого социализма:
допустимость возникновения половых отношений между лицами разного пола;
достижение субъектами половых отношений психической и физической зрелости;
взаимная любовь, уважение и общность взглядов и интересов участников половых отношений;
добровольность в установлении половых отношений и равноправие их участников;
недопустимость вступления в половые отношения из соображений материальной выгоды;
брак как предпочтительная форма таких отношений.
Следуя такой трактовке, логично было бы предположить, что преступлениями должны признаваться деяния, противоречащие указанным принципам.
Действительно, некоторые из них объясняют уголовно-правовые запреты. По УК РСФСР 1960 г. изнасилования и понуждения женщины к вступлению в половую связь (нарушение добровольности и равноправия участников половых отношений); полового сношения с лицом, не достигшим половой зрелости (нарушение принципа достижения субъектом половых отношений психической и физической зрелости); мужеложства (нарушение принципа допустимости половых отношений между лицами разного пола).
Однако в УК РСФСР 1960 г. не получили отражения другие принципы господствовавшей в то время половой морали. Например, принцип общности взглядов и взаимная любовь участников половых отношений; принцип недопустимости половых отношений по соображениям материальной выгоды.
Советское государство не сочло для себя возможным установить уголовную ответственность и за установление половых отношений вне института брака, хотя бы этого и требовали принципы советской половой морали.
Таким образом, пришлось признать, что определение социально-правовой природы и объекта половых преступлений через характеристику принципов половой морали является неточным, нуждается в комментариях, оговорках, недостаточно для исчерпывающей характеристики объекта половых преступлений.
В силу этого Я.М. Яковлев отметил, что вмешательство государства в уклад половых отношений ограничено наиболее общественно опасными случаями его нарушения, «в частности, когда такие нарушения возникают в противоречии с требованиями социалистической правовой морали».
Нетрудно заметить, что принципиальное (существенное) отграничение объекта половых преступлений от принципов половой морали указанному автору не удалось. Он так и не определил того критерия, по которому половое преступление существенно отличается от нарушения морали (полового уклада).
По смыслу приведенного выше положения отличительная особенность полового преступления — наибольшая его общественная опасность, а наибольшая общественная опасность этого преступления определяется противоречием половой морали.
Между тем Я.М. Яковлев достаточно активно критиковал позицию А.Н. Игнатова, который усматривает в социальной природе половых преступлений именно их аморальность (безнравственность). По мнению А.Н. Игнатова, половые преступления являются грубым нарушением норм морали, крайним проявлением безнравственного поведения.
Отмечая аморальность всякого преступления, А.Н. Игнатов выделяет в качестве существенной характеристики половых преступлений то, что они связаны с нарушением основ нравственных принципов по самой своей сути.
В то же время указанный автор выделил из всей системы моральных ценностей отдельную группу отношений, названных им половой нравственностью, в которую, по его справедливому мнению, должны включаться не только правила поведения людей в половых отношениях, но также этические и эстетические взгляды, обычаи общества, касающиеся вопросов секса.
За этим положением следует закономерный вывод о том, что социальная природа половых преступлений необоснованно сужена некоторыми учеными до преступлений сексуального (собственно полового) характера.
С этих позиций выглядит вполне обоснованным его мнение о том, что по своему характеру распространение порнографии, организация и содержание притонов, половой разврат ближе к половым преступлениям, чем к преступлениям против здоровья населения и общественной нравственности (преступлениям против общественной безопасности и общественного порядка).
Так считал П.И. Люблинский, который относил к половым преступлениям сводничество, содержание притонов разврата, вербовку женщин для занятия проституцией и вовлечение в проституцию, сутенерство, распространение порнографических произведений, устройство циничных зрелищ, публичное бесстыдство. Аналогичную позицию занимали многие ученые.
Для опровержения указанной позиции Я.М. Яковлев привел следующий аргумент: «То обстоятельство, что эти общественно опасные действия одновременно посягают на уклад половых отношений нашего общества, не дает основания относить их к половым преступлениям, так как этот объект не является основным, а носит производный характер от посягательств на общественный порядок.
В объективную сторону рассматриваемых преступлений не входит также совершение сексуальных действий, направленных на конкретных потерпевших, как это имеет место в половых преступлениях».
Получается, что существенными (отличительными признаками половых преступлений) указанный автор считает все-таки сексуальный характер действий, имеющих индивидуальную направленность (персонифицированных действий). Представляется, что этот аргумент был задействован лишь в пылу научной полемики. Даже во время опубликования рассматриваемой работы УК РСФСР 1960 г. предусматривал ответственность за развратные действия с несовершеннолетними (ст. 120 УК РСФСР).
А они, как известно, не всегда связаны с совершением сексуальных действий. Искаженное представление несовершеннолетнего о половых отношениях, а также пробуждение в его сознании преждевременного влечения к половым отношениям могут быть сформированы посредством несексуального воздействия.
Что же касается индивидуальной направленности половых преступлений как их отличительной черты, то она присуща им лишь постольку, поскольку половое преступление трактуется исключительно как преступление против личности в сфере половых отношений. Но, как уже было показано, такая трактовка как раз и не устраивает противников сужения социальной природы половых преступлений. Так что окончательный аргумент в этой давней научной полемике так и не был приведен.
Необходимость упоминания об этой полемике обусловлена тем, что и в наши дни многие авторы при решении вопроса о социальной и правовой природе половых преступлений (а также их классификации) остаются в пределах мнений, высказанных указанными выше учеными.
Так, Т.В. Кондрашова отмечает: «На наш взгляд, наиболее обоснованной и верной является позиция, занимаемая М.Д. Шаргородским, Ю.К. Сущенко, Б.В. Даниэльбеком, согласно которой к половым преступлениям следует относить лишь те, которые посягают на интересы личности в области охраны половой свободы и половой неприкосновенности: изнасилование; насильственные действия сексуального характера; понуждение к действиям сексуального характера; половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим четырнадцатилетнего возраста (имеется в виду прежняя редакция ст. 134 УК РФ. — Ю. Гусева); развратные действия».
Представляется не вполне корректной подобная оценка позиции участников научной полемики, имевшей место во время действия другого уголовного закона. Во время действия УК РСФСР 1960 г. половые преступления не имели в тексте уголовного закона структурного обособления. Они находились в общем ряду преступлений против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности (гл. 3 УК РСФСР 1960 г.).
Уголовный закон не давал основания и повода к тому, чтобы объявить то или иное научное представление об объектах половых преступлений, их социальной и правовой сущности ошибочным или, напротив, верным.
Трактовка половых преступлений как таких, которые посягают на устои полового уклада, противоречат его социальным и нравственным требованиям, не только имела право на существование, но и была достаточно хорошо обоснована и опровергнута по существу не была.
Ее сторонники были более последовательны, чем те ученые, которые, опираясь на системообразующее значение полового уклада, ограничивали объекты половых преступлений только половыми интересами личности.
Те же, кто последовательно отстаивал роль полового уклада как социальной основы криминализации половых деликтов, закономерно приходили к выводу о необходимости изменения структуры Особенной части УК РСФСР. Так, Л.А. Андреева предлагала выделить все составы преступлений, посягающих на половой уклад, в самостоятельную главу Уголовного кодекса.
Возражая ей, Я.М. Яковлев отметил, что при выделении преступлений в определенную группу необходимо исходить из социальной и юридической природы тех отношений, которые поставлены под уголовно-правовую охрану соответствующими запретами.
Представляется, что именно этим принципом руководствовались те ученые, которые трактовали половой уклад не как правила общения половых партнеров, а как социально обусловленную и социально значимую систему нравственных и моральных ценностей, исполняющую позитивную роль своеобразного социального регулятора отношений между людьми.
Таким образом, трактовка половых преступлений как таких, которые посягают только на половые интересы личности участника половых отношений, была скорее произвольной, чем верной.
Представляется, что вопрос о том, что определяет социальную сущность половых преступлений: половой уклад или интересы личности как участника половых отношений, невозможно решить логическим путем. Этот вопрос является политическим, поскольку его решение зависит исключительно от воли государства.
Законодатель вполне мог пойти по тому пути, который предлагали сторонники определения сущности половых преступлений как посягательств на систему нравственных и моральных устоев половых отношений (полового уклада). О позиции государства в этом вопросе свидетельствует структурное обособление некоторых половых преступлений.
С одной стороны, выделение гл. 18 в УК РФ показывает, что преступления в половой сфере отношений между людьми объединяются в особую (отдельную) группу. Следовательно, они имеют общую социальную основу. В этом качестве может выступать половой уклад.
С другой стороны, виды этих преступлений противоречат лишь некоторым (немногим) требованиям полового уклада. По существу, из всех известных требований в гл. 18 УК получили отражение только два:
1) достижение субъектом половых отношений психической и физической зрелости (ст. ст. 134 и 135 УК) и
2) добровольность в установлении половых отношений и равноправие их участников (ст. ст. 131, 132, 133 УК).
Такое неполное (весьма ограниченное) отражение в гл. 18 УК отдельных элементов содержания полового уклада дает основания предположить, что система половой нравственности как таковая не является самостоятельной (и достаточной) социальной основой криминализации половых деликтов. Однако несомненно, что уголовно-правовые запреты деяний, предусмотренных гл. 18 УК, согласуются с требованиями полового уклада (половой нравственности).
Это не умаляет роли полового уклада как социального регулятора половых отношений, но свидетельствует о том, что этот социальный фактор не имеет собственного (самостоятельного) уголовно-политического (и уголовно-правового) значения, т.е. не является критерием, положенным в основание структуры Особенной части УК и, следовательно, критерием классификации половых преступлений.
В литературе предлагалось множество таких классификаций. Некоторые из них непригодны в силу существенного изменения российского уголовного законодательства в связи с принятием УК РФ 1996 г. Понятно, что это обстоятельство не может служить поводом для их критики (хотя некоторые авторы поддаются этому искушению).
Представляется, что порочность многочисленных классификаций половых преступлений обусловлена использованием при их создании непригодного критерия — требований полового уклада, который, как уже отмечалось, не может выступать в этом качестве с учетом уголовно-правовой реальности (не только современной, но и реальности советского периода развития российского уголовного права).
Так, П.И. Люблинский классифицировал половые преступления на следующие виды:
1) связанные с нарушением установленных форм брака;
2) против половой неприкосновенности;
3) нарушающие здоровое половое развитие в период детства и юношества;
4) связанные с половыми извращениями;
5) содействие чужому разврату;
6) ограничение половых отношений, продиктованное евгеническими мотивами.
Аналогичный критерий был положен в основание классификации, предложенной Б.В. Даниэльбеком, который выделил 3 вида половых преступлений:
1) посягающие на половую неприкосновенность взрослых лиц;
2) посягающие на нормальное половое развитие несовершеннолетних;
3) связанные с половыми извращениями или против естественного отправления половой потребности взрослых лиц.
Как одна, так и другая классификация трудно поддается научному анализу. В каждом из половых преступлений, предусмотренных статьями Особенной части УК РСФСР (а также УК РФ), при всей их немногочисленности можно усмотреть отражение различных сторон половой морали.
Поэтому количество элементов классификаций не соответствует количеству составов половых преступлений, предусмотренных уголовным законом. Содержательная сторона каждого из элементов указанных выше классификаций также не может служить предметом критичного анализа.
Причина этого заключается в невозможности ее сопоставления с конкретными требованиями половой морали, поскольку и сами эти требования разноречивы. Так, авторами научных работ требования полового уклада определяются по-разному. Например, Л.Л. Кругликов содержание полового уклада определяет отлично от того, как это было сделано Я.М. Яковлевым.
Он не включает в его содержание требования взаимной любви и уважения участников половых отношений, недопустимости вступления в половые отношения по соображениям материальной выгоды, брака как предпочтительной формы отношений между половыми партнерами.
Однако включает в содержание требований отсутствие близкого родства половых партнеров и сношение нормальным половым путем. Тому есть и другие примеры, что представляется закономерным, так как содержание половой морали (полового уклада) не формализовано, достаточно абстрактно, что вообще свойственно представлениям о морали и нравственности.
С этой точки зрения моральный кодекс строителя коммунизма представляется явлением уникальным. Системы моральных и нравственных запретов, содержащиеся в религиозных писаниях, действительно дают формализованное представление об этих категориях. Однако эта формализация явилась результатом тысячелетней эволюции религии как формы общественного сознания. Поэтому религиозные заповеди и сегодня не утратили своего значения и силы.
В отличие от религиозных заповедей, мораль и нравы отражают всего лишь модели поведения, типичные для определенного социума в определенном периоде его развития. Эти модели изменчивы, поскольку их формирование и трансформации определяются повседневными потребностями межличностного общения — социальной конъюнктурой. Поэтому их формализация, во-первых, невозможна, а во-вторых, нецелесообразна.
Моральный кодекс строителя коммунизма явился попыткой формализации продуманной, насаждаемой извне модели поведения. Эта попытка не увенчалась успехом. Сказанное применимо и к половой морали. Так что вряд ли возможно составить конкретное и полное, единое и однозначное представление о содержании требований современного полового уклада, которое могло бы послужить реальной основой для формирования уголовно-правовых норм и их системы.
Авторы с полным основанием констатируют изменчивость полового уклада. Так, А.П. Дьяченко отмечает, что страны Западной Европы и США пережили в XX в. несколько стадий сексуальной революции, проявившейся в либерализации сексуальной морали, трансформации семейных отношений, акселерации и признании автономии сексуальных ценностей.
Указанные тенденции проявились и в трансформации половой морали в российском обществе. По справедливому мнению А.П. Дьяченко, это явилось закономерным следствием влияния ряда объективных факторов: урбанизации, ослабления социального контроля в связи с миграцией населения, отчуждением личности в условиях крупного промышленного города, диспропорцией мужского и женского населения, образованием молодежной субкультуры как формы протеста против деформации общественной морали и ее пороков.
Все это свидетельствует о том, что изменчивость половой морали как типичной модели межличностных отношений — явление закономерное. Функцией уголовного права и задачей уголовного закона является охрана (обеспечение, регулирование) публичных, т.е. неизменно значимых жизненно важных интересов субъектов уголовного права (личности, общества и государства). Изменчивость половой морали как модели типичного поведения людей в их половых отношениях не согласуется с функциями и задачами уголовного права и уголовного закона.
Изменения в половой морали, несомненно, оказывают влияние на криминализацию (декриминализацию) половых деликтов или ее усиление (ослабление), пенализацию и депенализацию. Однако это влияние не является непосредственным, прямым. Оно осуществляется лишь постольку, поскольку изменения в половой морали определяют социальную востребованность уголовно-правовой нормы.
История развития российского уголовного законодательства и уголовное законодательство ряда зарубежных стран показывают, что до настоящего времени нормы половой морали востребованы обществом как социальное основание для уголовно-правовых запретов лишь в той мере, в какой они касаются жизненно важных интересов личности.
Это уголовно-политический факт, который отрицать невозможно. Стремление переменить уголовно-правовую действительность в системе половых преступлений может быть обоснованным, оправданным, понятным. Но оно остается напрасным до тех пор, пока не изменится действительность уголовно-политическая.
Если в основании криминализации половых деликтов лежат требования половой морали, то к половым преступлениям должны быть отнесены все те деликты, характер которых противоречит указанным требованиям.
Однако если в основании криминализации половых деликтов положен другой критерий (неизменно значимые жизненно важные интересы личности как субъекта уголовного права), то логично было бы предположить, что характер деликта не имеет существенного (решающего) значения для отнесения его к половым преступлениям.
Видимо, этим объясняется закрепление ряда противоречащих половой морали преступлений в тех разделах и главах УК РФ, которые к выделенным в гл. 18 УК преступлениям против половой свободы и половой неприкосновенности личности не имеют отношения (ст. ст. 240, 241, 242, 242.1).
В связи с этим представляются малоинтересными и те классификации половых преступлений, которые построены в зависимости от характера действий.
Такая классификация была предложена П.П. Осиповым, который подразделил половые преступления на:
1) половые сношения;
2) иные формы удовлетворения половой потребности. В рамках каждой из указанных форм он выделил разновидности:
а) действия сексуального характера и
б) действия сексуального характера и предшествующего им общественно опасного поведения, направленного на преодоление сопротивления потерпевшего или его нежелания вступать в половые отношения с виновным или другими лицами.
Т.В. Кондрашова предложила классификацию половых преступлений, построенную на основании трех критериев (вопреки законам формальной логики). Она считает, что «половые преступления можно подразделить как по объекту посягательства, так и по характеру сексуальных действий (в настоящее время в законодательстве по этому признаку выделены лишь два состава преступления, предусмотренные ст. ст. 131 и 132 УК РФ), а также по способу совершения (насильственный и ненасильственный)». При этом указанный автор ведет речь не об альтернативных критериях классификаций (альтернативных классификациях), а о единой классификации, в которой присутствуют различные по своему значению элементы.
Вряд ли подобную классификацию можно назвать научной, так как она противоречит нескольким требованиям формальной логики:
1) классификация должна быть построена на основании одного критерия (видоизменяющегося признака);
2) ее элементы не должны пересекаться;
3) каждый из элементов классификации должен исчерпывать свой предмет.
В то же время представляется, что анализ качества той или иной классификации не является конструктивным для целей нашего исследования до тех, пока не определен объем и содержание делимого на виды понятия. А значит, пока не сделан вывод о том, в чем заключается сущность полового преступления: в нарушении полового уклада (половой нравственности) или в нарушении интересов личности.
В настоящее время не только в специальной, но и в доктринальной литературе суть половых преступлений определяется через посягательство на интересы личности. Доктрина не умаляет значения полового уклада. Например, Г.Н. Борзенков справедливо отмечает, что, поместив половые преступления в раздел «Преступления против личности», законодатель тем самым определил родовой объект рассматриваемых преступлений как «человек, рассматриваемый в системе социальных ролей и общественных отношений».
В связи с этим интересы личности применительно к половым преступлениям также рассматриваются с учетом полового уклада (половой нравственности). В этом контексте важно подчеркнуть, что именно «с учетом» полового уклада, но, как нам представляется, в другой системе координат.
Автор статьи: Ю.А. ГУСЕВА
Добавить комментарий