ПРЕДЕЛЫ ОГРАНИЧЕНИЯ СВОБОДЫ СЛОВА СРЕДСТВАМИ УГОЛОВНОГО ПРАВА: ПРОБЛЕМЫ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ КОНСТРУКЦИИ СТАТЬИ 282 УК РФПРЕДЕЛЫ ОГРАНИЧЕНИЯ СВОБОДЫ СЛОВА СРЕДСТВАМИ УГОЛОВНОГО ПРАВА: ПРОБЛЕМЫ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ КОНСТРУКЦИИ СТАТЬИ 282 УК РФ

Свобода мысли и слова, свобода выражения мнений и убеждений — необходимые условия самовыражения человека, формирования его активной жизненной позиции, осознания им собственной значимости и ценности, удовлетворения потребности быть услышанным и слышать других людей. Кроме того, основы формирования гражданского общества и ответственного гражданина, способного самостоятельно участвовать в общественной жизни и государственных делах.

Наконец, указанные свободы — фундамент подлинной демократии, когда каждый имеет не только право высказать собственное мнение, но и возможность выслушать всех, кто желает поделиться своими взглядами, когда никакая идеология не признается в качестве обязательной для всех. В то же время указанные свободы не являются абсолютно неприкосновенными. Хотя социальная природа человека и порождает необходимость их признания, именно жизнь в обществе требует от него соотносить свои поступки, в том числе высказывания, с интересами других людей.

Основной Закон нашей страны гласит: «Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц». Здесь вступает в силу понятие социальной (как частный случай — юридической) ответственности, которая в ее позитивном аспекте означает не что иное, как поведение, согласованное с действующими в обществе нормами.

Проблема, которую мы пытаемся обозначить, — это установление пределов ограничения свободы слова нормами уголовного права: таких пределов, которые оградили бы личность, общество и государство от намеренного злоупотребления этой свободой, с одной стороны, и не позволили бы государству применять репрессивные меры в отношении индивидов только за их не согласующиеся с «разрешенной» точкой зрения высказывания — с другой.

Описанная ситуация является частным случаем более общей проблемы злоупотребления субъективным правом, актуальной для российского законодательства. Уголовный кодекс РФ содержит несколько норм, предусматривающих ответственность за преступления, объективная сторона которых выражается в «словесной» форме.

И если необходимость криминализации преступлений против личности, таких как угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, клевета, оскорбление, не вызывает сомнений, то те составы, где злоупотребление свободой слова рассматривается как посягательство против государства (прежде всего речь идет о «словесном экстремизме»), заслуживают более внимательного критического рассмотрения. Наличие проблемы подтверждается довольно резкими высказываниями ряда авторитетных ученых-юристов.

По мнению В.В. Лунеева, например, «криминализация экстремизма открывает неограниченные возможности давления, в частности преследования неприкаянной и брошенной молодежи и всех прочих инакомыслящих». «Заряженным ружьем», которое может выстрелить по свободе слова, и возможным «намордником» для СМИ исследователи называют норму об уголовной ответственности за возбуждение ненависти и вражды и унижение достоинства.

Вышесказанное относится прежде всего к статье 205.1 «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности», ст. 280 «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности», ст. 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства». В настоящей статье объектом исследования выступает последняя из указанных норм уголовного закона, и это не случайно.

При всех имеющихся проблемах квалификации преступлений, предусмотренных статьями 205.1 и 280 УК РФ, справедливо обозначенных в публикациях ряда отечественных специалистов, все же следует признать, что диспозиции этих статей дают ясное представление о том, какими рамками ограничивается свобода слова.

Речь идет о публичных призывах к запрещенной законом деятельности, которые создают непосредственную угрозу безопасности личности, общества и государства. Этого нельзя сказать о статье 282 Кодекса, формулировка диспозиции которой, на наш взгляд, может привести к необоснованному ограничению свободы слова и свободы выражения мнений.

Бесспорно, самой лучшей гарантией недопущения чрезмерного использования репрессивных ресурсов уголовного права являются понятные всем, четко определенные и не допускающие двусмысленностей формулировки самого закона.

Такая правовая позиция сформулирована и неоднократно подтверждена Конституционным Судом РФ: «общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом, поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями; неопределенность содержания правовой нормы, напротив, допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и ведет к произволу, а значит — к нарушению принципов равенства и верховенства закона». Однако приходится констатировать, что требуемой определенности нет ни в объективных, ни в субъективных признаках анализируемого состава преступления.

Одной из основных проблем законодательной конструкции статьи 282 УК РФ является, на наш взгляд, отсутствие в диспозиции нормы описания обязательного признака объективной стороны формального состава преступления, а именно деяния. Законодатель оперирует самым общим термином — «действия», который позволяет разве что утверждать о невозможности совершения этого преступления путем бездействия.

Представляется, что в первую очередь таковыми могут быть высказывания, побуждающие к действиям против представителей национальной, расовой или иной группы, подстрекающие к ограничению их прав, к насильственным действиям против них. Такие действия, безусловно, не могут быть оправданы защитой свободы слова и должны быть наказуемы.

По сути, речь идет о так называемом публичном подстрекательстве к преступлению, на необходимость криминализации которого российские криминалисты указывали еще в дореволюционный период развития науки уголовного права. Например, С. Шайкевич, признавая необходимым условием наличия подстрекательства как разновидности соучастия совершение подстрекаемым лицом задуманного преступления, вместе с тем отмечал: «Подстрекательство, оставшееся без материальных последствий, должно составлять особое преступление, delictum sui generis, которое в известных случаях может быть весьма строго наказано.

Здесь о соучастии и говорить нельзя, потому что другое лицо, т.е. подстрекаемый, еще не преступник. С другой стороны, и совершенно избавлять его от взыскания также нельзя по двум основаниям: юридическому и политическому. Юридически он подлежит наказанию оттого, что деятельность его не непреступна; политически — оттого, что она не безопасна. Оставить его вне всякой ответственности — значило бы оставить в обществе легко воспламеняющий других элемент».

Комментируя нормы Уложения 1903 г., в которых предусматривалась ответственность за публичное произнесение или чтение речи или сочинения, а равно публичное выставление сочинения или изображения, Н.С. Таганцев в своем учебнике по уголовному праву писал: «Такое публичное возбуждение должно быть направлено к возбуждению к определенной деятельности, имеющей противогосударственный или противообщественный характер, или же к учинению деяний, признаваемых по закону тяжкими преступлениями».

Красноречиво обосновывал необходимость криминализации таких действий автор одного из первых послереволюционных учебников по уголовному праву С.В. Познышев: «С сознанием прочности господства права в обществе и даваемой правом защиты отдельных благ и интересов у граждан соединяется чувство безопасности, позволяющее им спокойно предаваться своим занятиям.

Публичное подстрекательство, брошенное в народную массу, стремится развить у многих граждан враждебное правопорядку настроение, готовое выразиться в массовом нарушении закона, и этим стремлением своим вызвать, так сказать, вспышку преступности, приводит общество или известные его круги в тревожное состояние и сильно нарушает общественную безопасность. Однако, обрисовывая это преступление, надо постоянно помнить все существенные признаки подстрекательства и принцип минимальности налагаемых на личность ограничений».

Вместе с тем следует отметить, что статья 282 УК РФ предусматривает ответственность за «действия, направленные на возбуждение ненависти или вражды, а равно на унижение достоинства человека либо группы лиц». В тексте закона отсутствует указание на какие-либо призывы.

Это значит, что преступлением могут быть признаны не только высказывания подстрекательского характера (необходимость криминализации которых очевидна), но и иные речи и публикации, возбуждающие ненависть или вражду, унижающие достоинство человека или группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе.

Если говорить в общем, то такой подход, по-видимому, справедлив, поскольку лица, разжигающие национальную, расовую ненависть, могут ограничиться лишь приписыванием той или иной этнической группе негативных черт, указанием на нее как на источник проблем и т.д., от чего содеянное не перестает быть опасным и подпадает под признаки этого состава.

Тем не менее такая формулировка одновременно опасна, поскольку чрезвычайно трудно иногда провести четкую грань между критическими высказываниями, призванными обратить внимание на социальные проблемы, и действиями, направленными на возбуждение ненависти и вражды. Поскольку именно в этой точке необходим баланс между свободой слова и государственной и общественной безопасностью, попробуем найти для этого некоторые критерии.

Известный исследователь «злоупотребления субъективным правом» профессор В.П. Грибанов указывал, что оно может иметь место в случае, когда управомоченный субъект, действуя в границах принадлежащего ему субъективного права, в рамках тех возможностей, которые составляют содержание данного права, использует такие формы его реализации, которые выходят за установленные законом пределы осуществления права.

Такие пределы установлены в Конституции РФ: «Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства» (ч. 2 ст. 29).

Похожим образом регламентировалась уголовная ответственность в ранее действовавшем законодательстве, которое хотя и постоянно менялось (что только подтверждает трудность формулирования соответствующего правового предписания и постоянный поиск законодателем оптимальных его форм), тем не менее более конкретно описывало деяние.

В соответствии со статьей 83 УК РСФСР 1922 г. лишением свободы на срок не ниже одного года со строгой изоляцией карались агитация и пропаганда всякого рода, заключающаяся в возбуждении национальной вражды и розни. В Положении о преступлениях государственных 1927 г. предусматривалась пропаганда или агитация, направленная к возбуждению национальной или религиозной вражды или розни.

На основании статьи 59.7 УК РСФСР 1926 г. лишением свободы на срок до двух лет наказывалась пропаганда или агитация, направленная к возбуждению национальной или религиозной вражды или розни, а равно распространение или хранение литературы того же характера. Статья 74 УК РСФСР 1960 г. предусматривала ответственность за пропаганду или агитацию с целью возбуждения расовой или национальной вражды или розни, а равно прямое или косвенное ограничение прав или установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой или национальной принадлежности.

Таким образом, в качестве действий, образующих объективную сторону преступления, на протяжении всей истории существования указанной нормы закон предусматривал агитацию и пропаганду. В учебнике по советскому уголовному праву указывалось: «Пропаганда — это распространение определенных идей среди ограниченного круга лиц, агитация — распространение одной какой-либо идеи среди широкого круга лиц.

Содержание пропаганды и агитации преследует цель возбуждения вражды, недоверия, пренебрежения и т.п. к какой-либо расе или национальности как таковой». В своем первоначальном виде диспозиция статьи 282 УК РФ предусматривала в качестве альтернативных действий наряду с действиями, направленными на возбуждение ненависти и вражды и унижение достоинства, «пропаганду исключительности, превосходства или неполноценности граждан».

Вышеприведенная норма Конституции РФ и формулировки ранее действовавших кодексов представляются более предпочтительными. Во-первых, криминализация пропаганды или агитации, возбуждающей ненависть и вражду, включает в себя пропаганду исключительности, превосходства или неполноценности граждан. Во-вторых, несколько устарел содержательный аспект указанной пропаганды.

Риторика некоторых представителей современных националистических и расистских движений не имеет ничего общего с пропагандой превосходства или неполноценности чьей-либо расы или национальности. В этом смысле «современная ксенофобия является скорее защитно-консервативной реакцией основной массы населения на универсализацию стандартов жизни, интенсивную модернизацию, эрозию традиционных моделей и образа жизни».

Совершать противоправные действия в отношении представителей других рас и национальностей могут лица, пропагандирующие не свое превосходство, а, наоборот, чувствующие себя в чем-либо ущемленными. Современные расизм и национализм могут использоваться как средства защиты от якобы враждебных этнических групп.

В судебной практике анализируемый признак состава рассматривался как самостоятельный. Исключение его из текста части 1 ст. 282 УК РФ было учтено при квалификации действий обвиняемого по конкретному уголовному делу.

Так, Л. органами предварительного расследования обвинялся в том, что он, являясь членом неформального объединения подростков, относящих себя к движению скинхедов с 2002 г., которое пропагандирует неприязнь к другим национальностям, в частности к выходцам из районов Кавказа, в том числе азербайджанцам, выступил одним из организаторов нападения на торговую точку.

Суд, установив, что ни в ходе предварительного, ни в ходе судебного следствия не было добыто доказательств, что Л. принимал непосредственное участие в причинении каких-либо повреждений потерпевшему, переквалифицировал его действия с части 2 на часть 1 ст. 282 УК РФ, указав при этом: «Л. обвиняется также в пропаганде неполноценности граждан по признаку отношения к национальной принадлежности.

Однако, учитывая, что с 8 декабря 2003 г. в действие введена новая редакция части 1 ст. 282 УК РФ, суд в силу статьи 10 УК РФ квалифицирует содеянное Л. по части 1 ст. 282 УК РФ в редакции от 8 декабря 2003 г. и, соответственно, исключает указанный квалифицирующий признак из предъявленного Л. обвинения».

Некоторое представление о «действиях» в контексте статьи 282 УК РФ дает указание в законе на «унижение достоинства человека либо группы лиц». При этом спорным является вопрос о соотношении возбуждения ненависти или вражды и унижения достоинства как разновидностей деяния, предусмотренного статьей 282 УК РФ, новая редакция которой как будто бы не дает повода для разночтений: в измененном названии статьи оба деяния упоминаются самостоятельно, причем и в названии, и в самом тексте используется соединительная формулировка «а равно».

В связи с этим в литературе указывается на существенные отличия действий, направленных на возбуждение ненависти или вражды, и действий, направленных на унижение достоинства.

Существует и иное мнение, в соответствии с которым унижение достоинства представляет собой один из способов разжигания ненависти или вражды, а не самостоятельную форму преступного действия.

По-видимому, с этим следует согласиться, иначе невозможно было бы отграничить это деяние от оскорбления, которое также может быть нанесено лицу через подчеркивание его национальной, расовой или какой-либо другой принадлежности и приписывания ей негативных черт.

Унижение достоинства в контексте статьи 282 выходит за пределы частного конфликта, который возникает на почве личных неприязненных отношений.

Это деяние направлено именно на провоцирование вражды между группами и их представителями. Четкое разграничение этих составов является предпосылкой эффективного противодействия наиболее опасным формам экстремистских действий, направленных на разжигание межэтнических конфликтов. В противном случае статья 282 может применяться для квалификации обычных бытовых конфликтов и утратить свое первоначальное антиэкстремистское содержание.

Не добавляет определенности содержащаяся в диспозиции статьи 282 УК РФ формулировка «действия, направленные на…». Не совсем ясно, дается здесь объективная характеристика действий или имеется в виду их субъективная направленность.

В разработанных НИИ проблем укрепления законности и правопорядка Генеральной прокуратуры РФ Методических рекомендациях «Об использовании специальных познаний по делам и материалам о возбуждении национальной, расовой или религиозной вражды» предлагается следующая трактовка: применительно к злоупотреблениям свободой слова и свободой массовой информации понятие направленности действий характеризует только смысл информации, ее содержание (например, призывы к еврейским погромам, антимусульманская агитация), которое потенциально может спровоцировать межнациональные или межконфессиональные конфликты, но не предусматривает фактическое наступление таких последствий. Нетрудно заметить, что основной акцент здесь также делается на «призывах» и «агитации».

Отдельные исследователи иногда пытаются вывести за пределы действия уголовно-правовой нормы конкретные способы выражения мнений, по своей объективной форме не являющиеся опасными и не направленными на возбуждение ненависти и вражды.

Так, еще применительно к статье 74 УК РСФСР отмечалось, что не подпадают под ее признаки высказывания дискуссионных националистических идей, носящие уважительный характер, т.е. не возбуждающие чувства неприязни и ненависти к представителям другой национальности и не содержащие призывов к совершению каких-либо насильственных действий в отношении их.

Более широкую диспозицию статьи 282 УК РФ некоторые авторы предлагают ограничить систематической и целенаправленной деятельностью, когда «речь не идет о эпизодических, спонтанных проявлениях бытовых ксенофобии, расизма, антисемитизма и т.д.», уточняя, что «законодатель имел в виду наказуемость лишь таких действий по разжиганию национальной, расовой, религиозной и т.п. ненависти, которые выражены в достаточно откровенной, циничной и агрессивной форме».

Резюмируя сказанное относительно объективной стороны анализируемого состава преступления, можно утверждать о необходимости более конкретного описания ее признаков. На наш взгляд, вполне уместно было бы воспринять уже имеющийся опыт описания объективной стороны анализируемого деяния, когда ответственность наступает именно за пропаганду, совершаемую с целью возбуждения ненависти и вражды. Представляются удачными сформулированные В.А. Бурковской понятие пропаганды и ее признаки.

Автор пишет: «Пропаганда представляет собой целенаправленное манипулятивное информационное воздействие одной группы населения или отдельного человека на чувства, эмоции другой группы населения или отдельного человека с целью формирования или изменения у последних существующих мнений, отношений, установок, поведения в целом». Признаками пропаганды являются:

1) информационный характер, что выражается в распространении каких-либо взглядов, идей, мнений;
2) иррациональность — обращенность не к разуму и сознанию, а к эмоциям, чувствам, страстям;
3) цель пропаганды — изменение существующих или формирование новых убеждений, поведения определенной группы людей (подвергающейся пропаганде) в соответствии с намерениями пропагандистов;
4) для достижения желаемых результатов активно используются различные манипулятивные методы психологического воздействия (например, внушение), коммуникативные и языковые средства, а не только призывы.

Что касается нормы в ныне действующей редакции, то сформулированная в самом общем виде диспозиция дает возможность применить ее не только за призывы к преступным действиям, не только за пропагандистскую риторику или агитацию за опасные идеи, но и за распространение не носящих такого характера сведений.

Как известно, последние можно условно разделить на сведения о фактах и мнения (оценки). В вышеупомянутых методических рекомендациях сделана попытка на основании такого разделения вывести за пределы уголовной юрисдикции некоторые действия.

В них, в частности, указано: «от информации, возбуждающей вражду, следует отличать констатацию фактов. Последняя не несет никакого отрицательного «эмоционального заряда» и не направлена на формирование негативной установки. Поэтому нельзя, например, считать возбуждением национальной вражды сообщение о том, что самыми неграмотными среди россиян, по данным социологических исследований, являются цыгане.

Психологическое содержание данной информации будет заключаться в том, чтобы привлечь к этой проблеме внимание общественности и специалистов, а не укрепить в массовом сознании стереотип о необучаемости цыган как национальной черте». С изложением фактов более или менее понятно — если они соответствуют действительности, то их публикация или публичное произнесение ненаказуемы.

В приведенной цитате обращает на себя внимание рекомендация учитывать «психологическое содержание» информации, которое может заключаться, например, в том, чтобы привлечь внимание к какой-либо проблеме. Очевидно, что вопрос перемещается в плоскость субъективной стороны — для чего, в каких целях сделаны высказывания или публикации?

Именно так обстоит дело с мнениями (оценочными суждениями), которые вообще не могут быть верифицируемы, в связи с чем выявить их противоправность, по-видимому, можно только посредством анализа субъективной стороны преступления.

Однако значительные трудности имеются и здесь. Прежде всего предметом дискуссии является вопрос о наличии или отсутствии в анализируемом составе преступления специальной цели возбуждения ненависти и вражды.

Сторонники отрицания таковой стали появляться еще в период действия статьи 74 УК РСФСР, когда после изменений, внесенных Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 апреля 1989 г., а затем и Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 11 сентября 1989 г., она предусматривала ответственность за «умышленные действия, направленные на возбуждение национальной или расовой вражды или розни, на унижение национальной чести и достоинства, а равно прямое или косвенное ограничение прав или установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой или национальной принадлежности».

В то время речь шла не только о цели деяния, под сомнение вообще ставилась целесообразность криминализации лишь умышленных действий, поскольку это, по мнению некоторых исследователей, осложняло процесс привлечения виновных к ответственности и служило лазейкой для обвиняемых.

Обращение к конкретным уголовным делам показывает, что имелась в виду все-таки не форма вины, а именно цель действия — не возбуждение ненависти и вражды, а, например, желание привлечь внимание к проблеме или даже корыстная цель.

Так, А., признанный судебной коллегией по уголовным делам Санкт-Петербургского городского суда виновным в совершении преступления, предусмотренного частью 1 ст. 74 УК РСФСР (ч. 1 ст. 282 УК РФ), т.е. умышленных действий, направленных на возбуждение национальной и расовой вражды и розни, на унижение национальной чести и достоинства, выразившихся в издании националистической газеты «Народное дело», подборке для нее материалов, соответствующих ее идеологической и политической направленности, виновным себя не признал и пояснил, что никакого умысла на возбуждение национальной, расовой вражды и розни, на унижение национальной чести и достоинства у него не было.

Являясь учредителем и фактически редактором газеты, он преследовал коммерческие цели. Вместе с тем А. показал, что в некоторых материалах газеты допущены некорректные выражения в адрес некоторых рас и национальностей, что связано с отсутствием опыта и профессионализма в работе по публикациям и изданию газеты.

Сегодня в вопросе о форме вины применительно к статье 282 УК РФ нет разногласий — умысел признается всеми авторами, чего нельзя сказать о цели возбуждения ненависти и вражды. Исследователи, отрицающие таковую, естественно, не могут вообще не учитывать осознание враждебной направленности высказываний и публикаций, иначе пришлось бы иметь дело с объективным вменением.

Поэтому подобная направленность рассматривается не как цель действий, а как элемент умысла: «прямой умысел по ст. 282 УК РФ состоит в том, что субъект понимал, что распространяемая им информация может возбудить вражду, предвидел, что его действиями такая информация будет обнародована, и желал этого». Недостатком такого подхода является невозможность вывести за пределы действия уголовно-правовой нормы такие высказывания и публикации, целью которых не было возбуждение ненависти и вражды.

Поэтому те же авторы все равно вынуждены обращать внимание на цели деяния: «недопустимо усматривать враждебную направленность в материалах научного характера, предназначенных для определенного круга специалистов, рассчитанных на исследование и разрешение вопросов межнациональных отношений, исключающих нарушение национального равноправия».

Неопределенность предписаний правовой нормы в этом вопросе опасна. По-видимому, разграничить хотя и носящие критический характер, но все же субъективно не направленные на возбуждение ненависти и вражды оценочные высказывания от действий, наказуемых по статье 282 УК РФ, иначе как их целями ничем невозможно.

Таким образом, проведенный анализ законодательной конструкции статьи 282 УК РФ и практики ее применения позволяет выявить некоторые неоднозначно толкуемые положения, относящиеся как к объективной, так и к субъективной стороне состава преступления.

В контексте ограничения свободы слова и свободы выражения мнений наиболее сложными для правоприменителя случаями выглядят высказывания и публикации, не носящие пропагандистский, подстрекательский характер, содержащие оценочные суждения и являющиеся критикой, т.е. имеющие проблематичный, дискуссионный характер.

Все это в меньшей степени было характерно для анализируемой статьи в ее прежней редакции, когда уголовная ответственность наступала за возбуждение лишь национальной, расовой и религиозной ненависти и вражды.

Для этих целей вполне подходят такие рекомендованные правоприменителям признаки, характеризующие это деяние с точки зрения общественной опасности и дающие основания для возбуждения уголовного дела, как, например, объяснение бедствий, неблагополучия в прошлом, настоящем и будущем существованием и целенаправленной деятельностью определенных этнических, расовых, религиозных групп; утверждения о полярной противоположности и несовместимости интересов одной этнической или религиозной группы с интересами других .

В то же самое время законодатель обоснованно не включил в норму указание на возбуждение идеологической и политической ненависти и вражды, потому как по тем же признакам можно было бы привлечь к ответственности за проявления идеологического плюрализма и критику деятельности представителей власти.

Весь проведенный в настоящей статье анализ был обусловлен тем, что выявленные в ходе его неопределенности правовых предписаний могут повлечь за собой существенные неправомерные ограничения свободы слова и свободы выражения мнений. Ключевым моментом, на наш взгляд, является то, что в ныне действующей статье криминализовано возбуждение ненависти и вражды в отношении представителей какой-либо социальной группы.

Очень многие исследователи отмечают неопределенность и слишком широкий объем этого понятия. Не ставя перед собой цели подробно останавливаться на всех предлагаемых трактовках, хотелось бы лишь отметить опасную тенденцию в толковании этого признака. И в научной литературе, и в правоприменительной практике как относящихся к отдельной социальной группе стали рассматривать представителей какой-либо профессии, в том числе находящихся на государственной службе.

А недавно в СМИ появилась информация, что один из руководителей регионов Российской Федерации, выступая в суде в качестве потерпевшего по уголовному делу (ст. 282 УК РФ), признал представителей власти отдельной социальной группой. В связи с этим представляется чрезвычайно актуальным дальнейшее изучение возможных пределов ограничения свободы слова и свободы выражения мнений средствами уголовного права.

Автор статьи: С.М. ОЛЕННИКОВ

• КАКОЙ ДОЛЖНА БЫТЬ УГОЛОВНО НАКАЗУЕМАЯ КЛЕВЕТА?
• СПЕЦИАЛЬНЫЕ ВИДЫ КЛЕВЕТЫ И ОСКОРБЛЕНИЯ В УК РФ
• УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОСКОРБЛЕНИЯ
• ПРАВОВОЙ НИГИЛИЗМ И ПРАВОВОЙ ЦИНИЗМ: ПОНЯТИЯ, СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ
• ПОНЯТИЕ ПРАВОСОЗНАНИЯ