Еременко В.И., доктор юридических наук, начальник отдела права Евразийского патентного ведомства.
С завершением кодификации российского гражданского законодательства (т.е. с принятием раздела VII, являющегося единственным в части четвертой ГК РФ) не потеряли актуальность проводившиеся ранее дискуссии относительно различных аспектов правового регулирования результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации.
Следует признать, что часть четвертая ГК РФ изобилует многочисленными спорными, а зачастую и ошибочными положениями, уже сейчас требующими оперативного вмешательства законодателя.
К разряду спорных вопросов можно отнести такие основополагающие понятия в данной сфере правового регулирования, как «интеллектуальная собственность», «исключительные права», «интеллектуальные права». Последнее из этих понятий впервые закреплено в российском гражданском законодательстве.
Термин «интеллектуальная собственность» использован дважды в единственной статье 1225 ГК РФ («Охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации»).
В пункте 1 указанной статьи приведен закрытый (исчерпывающий) перечень результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий, которым предоставляется правовая охрана (интеллектуальной собственности).
Из приведенного выше определения, далекого от совершенства с точки зрения стилистики и норм русского языка, следует, что законодатель использовал термин «интеллектуальная собственность» в значении категории права. Ведь комментируемую формулировку со всей очевидностью можно толковать следующим образом: результатами интеллектуальной деятельности и приравненными к ним средствами индивидуализации являются те из них, которым предоставляется правовая охрана в качестве объектов интеллектуальной собственности.
Вместе с тем указанное толкование вступает в явное противоречие с новой редакцией статьи 128, измененной в результате принятия Федерального закона от 18 декабря 2006 г. N 231-ФЗ «О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее — Вводный закон). В этой статье в качестве объектов гражданских прав помимо других объектов указаны охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность). Данная формулировка недвусмысленно подтверждает, что законодатель отождествляет интеллектуальную собственность с результатами интеллектуальной деятельности и средствами индивидуализации.
Указанная позиция российского законодателя — явная концептуальная ошибка, поскольку интеллектуальная собственность, как это следует из международного договора, участницей которого является Россия (Конвенция, учреждающая Всемирную организацию интеллектуальной собственности 1967 г., далее — Конвенция, учреждающая ВОИС), — это права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, а не сами эти результаты и средства. Так, согласно статье 2 (VIII) Конвенции, учреждающей ВОИС, интеллектуальная собственность включает права, относящиеся к литературным, художественным и научным произведениям, изобретениям, промышленным образцам, товарным знакам, а также все другие права, относящиеся к интеллектуальной деятельности в производственной, научной, литературной и художественной областях.
В статье 2 Конвенции, учреждающей ВОИС, сформулированы определения понятий, используемых в указанной Конвенции, в том числе упоминавшееся выше определение понятия интеллектуальной собственности. Это не простой перечень объектов интеллектуальной собственности, как утверждают некоторые авторы, имеющий рекомендательный характер для Договаривающихся Сторон — участниц Конвенции, учреждающей ВОИС.
В статье 2 (VIII) Конвенции, учреждающей ВОИС, дано полноценное определение понятия интеллектуальной собственности, имеющее для Договаривающихся Сторон характер императивной нормы и задающее общемировой стандарт в сфере правовой охраны результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации.
Поэтому российскому законодателю следовало бы, опираясь на конституционный принцип приоритета норм международного договора Российской Федерации перед нормами национального законодательства, использовать указанное определение понятия интеллектуальной собственности в своей законотворческой деятельности. К сожалению, этого не произошло.
В литературе была высказана точка зрения, и в настоящее время разделяемая некоторыми авторами, согласно которой употребление понятия «интеллектуальная собственность» во многом объясняется неправильным переводом соответствующего английского термина «property» как «собственность», а не как «имущество».
Однако с такой точкой зрения нельзя согласиться, поскольку согласно статье 20 Конвенция, учреждающая ВОИС, была подписана в единственном экземпляре на английском, испанском, русском и французском языках, причем каждый текст равно аутентичен (т.е. подлинный).
Иными словами, некорректно говорить о переводе указанного термина с английского языка на русский язык, так как вся терминология была согласована до принятия Конвенции, учреждающей ВОИС. Во всяком случае, термины «propriedad» и «propriete» соответственно на испанском и французском языках, используемые в статье 20 Конвенции, учреждающей ВОИС, соответствуют русскому эквиваленту «собственность».
Иногда в литературе встречаются ссылки на другой универсальный международный договор — Парижскую конвенцию по охране промышленной собственности 1883 г. с последующими изменениями и дополнениями (далее — Парижская конвенция) как противовес Конвенции, учреждающей ВОИС, в части определения понятия интеллектуальной (промышленной) собственности.
Действительно, в статье 1(2) Парижской конвенции установлен перечень объектов охраны промышленной собственности (патенты на изобретения, полезные модели, промышленные образцы, товарные знаки, знаки обслуживания, фирменные наименования и указания происхождения или наименования места происхождения, а также пресечение недобросовестной конкуренции).
Но это вовсе не означает, что объекты промышленной собственности отождествлены в этой норме с самой промышленной собственностью. По мнению авторитетного комментатора Парижской конвенции Г. Боденхаузена, термин «промышленная собственность» — традиционное, хотя и не совсем четкое выражение, используемое для обозначения ряда исключительных прав, схожих с правами собственности.
Таким образом, универсальные международные договоры, в которых участвует Россия, однозначно определяют интеллектуальную (промышленную) собственность через категорию права, а не объекта права, как это ошибочно предусмотрел российский законодатель в пункте 1 ст. 1225 ГК РФ.
Как уже отмечалось, в новой редакции статьи 128 ГК РФ интеллектуальная собственность ошибочно отождествлена с результатами интеллектуальной деятельности и средствами индивидуализации.
Кроме указанного выше, статья 128 имеет и другие изъяны. Так, в ней упомянуты только охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность) без указания исключительных прав на такие результаты и средства, как это было в прежней редакции статьи.
Справедливости ради следует признать, что и прежняя редакция статьи 128 не была безупречной. Так, в ней не указывались совместно с результатами интеллектуальной деятельности приравненные к ним средства индивидуализации. Кроме того, прежняя формулировка статьи допускала, учитывая вводные слова «в том числе», толкование, в соответствии с которым исключительные права входили составной частью в понятие «результаты интеллектуальной деятельности».
Ошибочно исключив из числа объектов гражданских прав исключительные права, законодатель создал довольно шаткую правовую конструкцию, допускающую оборотоспособность элементов, не считающихся объектами гражданских прав. Иными словами, признаются безобъектные гражданские правоотношения. Более грамотным решением было бы указание исключительных прав наряду с результатами интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации в перечне объектов гражданских прав с исключением из оборота гражданских прав результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации.
Такой подход отвечает особенностям объектов интеллектуальной собственности, их нематериальной природе, когда правовая охрана предоставляется результатам интеллектуальной деятельности и средствам индивидуализации, а предметом передачи могут быть только исключительные права на такие результаты и средства.
Чтобы как-то свести концы с концами, законодатель дополнил статью 129 Кодекса пунктом 4: результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (ст. 1225) не могут отчуждаться или иными способами переходить от одного лица к другому. Однако права на такие результаты и средства, а также материальные носители, в которых выражены соответствующие результаты или средства, могут отчуждаться или иными способами переходить от одного лица к другому в случаях и в порядке, установленных настоящим Кодексом.
Исключив из Гражданского кодекса РФ статью 138, где отождествлялись исключительные права и интеллектуальная собственность, что также являлось ошибкой (но все же менее грубой), приведшей к эклектическому совмещению двух патентно-правовых теорий (проприетарной и исключительных прав), законодатель принял еще более ущербную норму, в результате чего отождествлены и вовсе несовместимые категории (права и объекты, охраняемые правом).
В связи с вышеизложенным целесообразно рассмотреть генезис патентно-правовых теорий (в основном проприетарной и исключительных прав), лежащих в основе правовой охраны результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации в Российской Федерации.
Теоретические разработки не ограничены упомянутыми выше двумя теориями, хотя именно эти теории оказали самое большое влияние на развитие современного авторского и патентного права. Известны и другие теории, в том числе теория интеллектуальных прав, договорная теория, имматериальная теория, персональная теория, возникшие еще в XIX в.
В основе проприетарной теории (зачастую ее называют теорией промышленной, а в более поздние времена — интеллектуальной собственности) лежит мысль о том, что любой труд человека создает собственность, в том числе собственность на изобретения и на другие нематериальные (бестелесные) объекты. Эта теория, исходя из естественно-правового понятия права собственности, отождествляет право автора на продукт его духовного творчества с правом собственности на материальные вещи. Теория нашла широкое применение в законодательстве и судебной практике, в основном в государствах романской правовой системы.
Наряду с понятием «промышленная собственность» широко применялось и применяется в настоящее время понятие «интеллектуальная собственность», особенно когда речь идет об авторском праве. В последнем случае зачастую применяется термин «литературная и художественная собственность».
Как известно, буржуазные революции привели к отмене всех феодальных привилегий, в том числе изобретательских. Данное обстоятельство, как это ни парадоксально, оказало прямое воздействие на рассматриваемую нами проблему. Так, при принятии первого Патентного закона во Франции полностью отказались от терминологии, связанной с исключительными, монопольными правами, которые в то время отождествлялись с феодальными пережитками.
Во французской литературе подчеркивается: С. Буфлер, представлявший доклад по поводу патентного закона в Национальном Собрании, «избегал обозначать связь между институтом, который он предлагал создать, и изобретательскими привилегиями Старого режима, одно имя которого стало одиозным».
Речь шла о патенте на изобретение, которое для С. Буфлера, вдохновляемого идеями Д. Локка и Ж.-Ж. Руссо, представлялось настоящей собственностью: «Изобретение, являющееся источником искусств, является также собственностью». Эти идеи легли в основу первого патентного закона Франции от 7 января 1791 г. Статья 1 этого Закона гласит: «Любое открытие или новое изобретение в любой отрасли промышленности является собственностью его автора». Следовательно, возникновение термина «промышленная собственность», а затем последовавшего за ним термина «интеллектуальная собственность» можно признать историческим парадоксом.
Вместе с тем уже Закон о патентах на изобретение 1844 г. знаменует собой возврат к традиционной терминологии в сфере патентной монополии: «Всякое открытие или новое изобретение в любой отрасли промышленности предоставляет его автору, при условиях и на срок, которые определены ниже, исключительное право использовать с выгодой для себя указанное открытие или изобретение».
В современном французском законодательстве об интеллектуальной собственности используется смешанная терминология. Так, в статье L.611-1 Кодекса интеллектуальной собственности Франции указывается: директор Национального института промышленной собственности может предоставить охранный документ о праве промышленной собственности на изобретение, закрепляющий за его обладателем или правопреемником последнего исключительное право на использование изобретения.
Наиболее распространенной в мире является теория исключительных прав, которая, по сути, возродилась во второй половине XIX в. В основе этой теории лежит тезис о том, что право автора или изобретателя возникает в соответствии с актом публичной власти, а не на основе уже существующего права, личного или естественно-правового характера, только подтверждаемого публичной властью.
По сути, это возрождение старой конструкции феодальных привилегий (но только на новой буржуазной основе), выдаваемых не по прихоти или милости монарха, а в обязательном порядке органом публичной власти, если результаты интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации отвечают всем установленным требованиям.
Впервые в России эта теория нашла теоретическое обоснование в трудах русского цивилиста А.А. Пиленко. Его аргументация сводилась к следующему. Сущность права из патента заключается в том, что его носитель может запретить всем третьим лицам:
1) подражать запатентованному изобретению;
2) самостоятельно выдумывать то же изобретение;
3) заявлять такое же к патентованию.
Упомянутые выше правомочия создаются только выдачей патента, поскольку до выдачи изобретатель ими не располагает.
А.А. Пиленко рассматривал право изобретателя только как институт запрета, подтверждаемого государственной выдачей патента. Таким образом, содержание патентного права сужалось до предела, поскольку не принималось во внимание правомочие по распоряжению запатентованным изобретением.
В настоящее время господствующей является точка зрения, согласно которой исключительное (нематериальное) право автора (изобретателя) — это субъективное гражданское право, имеющее абсолютный характер и имущественную природу. Исключительность проявляется как в персонификации права с его обладателем, так и в том, что обладателю права противопоставляется любое лицо.
В основе исключительного права лежит легальная монополия, правомерная с точки зрения антимонопольного законодательства, подтверждаемая государством, как правило, путем выдачи соответствующего охранного документа. При реализации позитивной функции легальной монополии используются некоторые элементы правовой конструкции права собственности, особенно в части правомочия по распоряжению охраняемыми объектами. Абсолютный характер исключительного (нематериального) права предопределяет его негативную функцию, т.е. правомочие по запрету третьим лицам несанкционированного использования охраняемых объектов.
Перед законодателем стояла трудная задача увязать конституционное требование (часть 1 ст. 44 Конституции РФ) о том, что интеллектуальная собственность охраняется законом, с концепцией исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, имеющей определяющее значение для части четвертой ГК РФ. Для этой цели законодатель включил в статью 1225 пункт 2, дословно повторяющий упомянутое выше положение Конституции РФ, что в принципе выглядит как ненужное дублирование.
Термин «интеллектуальная собственность» присутствует также в статье 71 Конституции РФ, посвященной предметам ведения и полномочиям, принадлежащим исключительно Российской Федерации.
В перечне отраслей законодательства, закрепленном в пункте «о» упомянутой выше статьи, наряду с уголовным, уголовно-процессуальным, уголовно-исполнительным, гражданским, гражданско-процессуальным, арбитражно-процессуальным законодательствами в качестве самостоятельной сферы регулирования указано «правовое регулирование интеллектуальной собственности».
Как следует из вышеизложенного, законодатель не использовал применительно к интеллектуальной собственности термин «законодательство», равно как не использовал указанный термин к другим сферам регулирования (например, «судоустройство», «прокуратура»), которые также присутствуют в перечне пункта «о» ст. 71 Конституции РФ.
Логично предположить, что законодатель не случайно отнес к ведению Российской Федерации интеллектуальную собственность в качестве обособленной сферы правового регулирования, поскольку она имеет комплексный характер, включая в себя совокупность норм административного, гражданского и трудового права.
И если следовать строго упомянутой выше норме Конституции РФ, то в России необходимо было принимать отдельный от Гражданского кодекса РФ кодификационный акт, например Кодекс интеллектуальной собственности.
Определяющей тенденцией в мире в области систематизации норм об интеллектуальной собственности является инкорпорация норм об интеллектуальной собственности, т.е. сосредоточение таких норм в единых нормативных правовых актах, преимущественно в кодексах об интеллектуальной (промышленной) собственности либо иных комплексных нормативных правовых актах.
Среди наиболее известных нормативных правовых актов указанного типа можно назвать следующие: Кодекс промышленной собственности Португалии 1940 г., Кодекс промышленной собственности Бразилии 1971 г., Кодекс интеллектуальной собственности Шри-Ланки 1979 г., Кодекс интеллектуальной собственности Франции 1992 г., Кодекс интеллектуальной собственности Филиппин 1997 г., Декрет-Закон Кубы 1983 г. N 68 «Об изобретениях, научных открытиях, промышленных образцах, товарных знаках и наименованиях мест происхождения товаров» (кроме указанных в названии объектов под действие Декрета-Закона подпадают фирменные наименования, вывески, торговые девизы, указания происхождения).
В отдельных случаях комплексные нормативные правовые акты принимаются в рамках международных договоров. Так, Соглашение о создании Африканской организации интеллектуальной собственности 1977 г. (OAPI) имеет десять приложений, относящиеся к различным объектам интеллектуальной собственности, которые непосредственно действуют в 16 государствах — участниках указанного Соглашения, замещая собой национальные законодательства в сфере интеллектуальной собственности.
Термин «интеллектуальная собственность», воспринятый российским законодательством из международного патентного права (Конвенция, учреждающая ВОИС 1967 г.), появился еще в советский период в Законе РСФСР от 24 декабря 1990 г. N 443-1 «О собственности в РСФСР» (статьи 1 и 2).
Закрепившись в Конституции РФ, указанный термин получил затем широкое распространение в законодательных и подзаконных актах Российской Федерации, в том числе в Гражданском кодексе РФ (например, ст. ст. 2, 128, 138).
Термин «исключительное право» появился в России задолго до термина «интеллектуальная собственность». Можно утверждать, что термин «исключительное право» применялся в России на протяжении всех этапов ее развития (дореволюционный, советский, пореформенный) как в доктрине, так и в законодательстве.
Затем в течение ряда лет термины «исключительное право» и «интеллектуальная собственность» мирно сосуществовали, т.е. применялись параллельно в российском законодательстве, иногда даже в качестве синонимов.
Принятие части четвертой ГК РФ знаменует собой вытеснение термина «интеллектуальная собственность» из российского законодательства. Указанный термин оставлен в статье 1225 как вынужденная мера, поскольку законодатель не рискнул напрямую нарушать конституционные положения.
Вместе с тем нарушение конституционных положений все равно состоялось, так как законодатель исказил, в нарушение части 4 ст. 15 Конституции РФ, в которой закреплен принцип приоритета норм международного договора Российской Федерации перед нормами национального права, содержание понятия «интеллектуальная собственность».
Вытеснение термина «интеллектуальная собственность» из российского законодательства связано также с принятием Вводного закона, согласно которому в ряде случаев общие ссылки на законодательство Российской Федерации в области интеллектуальной собственности заменены на ссылки на Гражданский кодекс РФ или гражданское законодательство: статья 16 Закона РФ от 20 августа 1993 г. N 5663-1 «О космической деятельности», статья 11 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. N 209-ФЗ «О геодезии и картографии», статья 2 Федерального закона от 6 января 1999 г. N 7-ФЗ «О народных художественных промыслах».
Вместе с тем значительный массив законодательных актов Российской Федерации, в которых использована устаревшая терминология, выпала из поля зрения законодателя.
Так, ссылки на российское законодательство об интеллектуальной собственности остаются в следующих законодательных актах: Федеральных законах от 29 декабря 1994 г. N 77-ФЗ «Об обязательном экземпляре документов» (ст. 16), от 19 мая 1995 г. N 82-ФЗ «Об общественных объединениях» (ст. 21), от 12 января 1996 г. N 7-ФЗ «О некоммерческих организациях» (ст. 13.1), от 11 июля 2001 г. N 95-ФЗ «О политических партиях» (ст. 6), от 12 июня 2002 г. N 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» (ст. 56), от 10 января 2003 г. N 19-ФЗ «О выборах Президента Российской Федерации» (ст. 56), от 18 мая 2005 г. N 51-ФЗ «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» (ст. 62), от 22 октября 2004 г. N 125-ФЗ «Об архивном деле в Российской Федерации» (ст. 26), Федеральном конституционном законе от 28 июня 2004 г. N 5-ФКЗ «О референдуме Российской Федерации» (ст. 68), Налоговом кодексе РФ.
В законодательных актах Российской Федерации сохранилось также положение, согласно которому исключительные права отождествляются с интеллектуальной собственностью, и это в условиях признания утратившей силу статьи 138 ГК РФ, где такое отождествление было сформулировано. Причем такое отождествление можно отметить не где-нибудь, а в самом Гражданском кодексе РФ (п. 4 ст. 769). Условия договоров на выполнение научно-исследовательских работ, опытно-конструкторских и технологических работ должны соответствовать законам и иным правовым актам об исключительных правах (интеллектуальной собственности).
Положение об исключительных правах (интеллектуальной собственности) присутствует также и в других законодательных актах, в том числе в Федеральных законах от 17 декабря 1997 г. N 149-ФЗ «О семеноводстве» (ст. 21), от 19 июля 1998 г. N 114-ФЗ «О военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации с иностранными государствами» (ст. 1), от 9 июля 1999 г. N 160-ФЗ «Об иностранных инвестициях» (ст. 2), от 18 июля 1999 г. N 183-ФЗ «Об экспортном контроле» (ст. 1).
Сказанное выше свидетельствует о крайней небрежности законодателя, его необоснованной поспешности (без должного обсуждения с патентной общественностью) в принятии как части четвертой ГК РФ, так и Вводного закона.
Статья 1225 изобилует и другими изъянами, которые целесообразно рассмотреть более подробно.
В этой статье установлен закрытый перечень результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, что не согласуется с положением статьи 2 (VIII) Конвенции, учреждающей ВОИС 1967 г. Все предшествующие законопроекты, не предусматривающие полную (исчерпывающую) кодификацию норм об интеллектуальной собственности, имели примерные перечни объектов интеллектуальной собственности.
По всей видимости, законодатель, установив закрытый перечень результатов интеллектуальной деятельности и отменив практически все специальные законы в указанной сфере, рассчитывает не допустить правовую регламентацию новых объектов вне пределов части четвертой ГК РФ.
Судя по названию статьи 1225 («Охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации»), законодатель избрал двучленную систему классификации охраняемых объектов: либо результаты интеллектуальной деятельности, либо приравненные к ним средства индивидуализации.
Однако из указанной системы классификации выпадают некоторые объекты: фонограммы, сообщение в эфир или по кабелю радио- или телепередач (вещание организаций эфирного или кабельного вещания). Нетрудно заметить, что названные объекты не подходят ни под одну из категорий охраняемых объектов, однако в названии статьи 1225 это обстоятельство не отражено.
С одной стороны, в указанном перечне специально выделены в качестве объектов авторского права программы для ЭВМ и базы данных, хотя общеизвестно, что указанные объекты считаются разновидностями произведений.
С другой стороны, в качестве объектов смежных прав в данный перечень вошли исполнения, фонограммы и сообщение в эфир или по кабелю радио- или телепередач, однако за пределами этого перечня оказались базы данных как объект смежных прав (§ 5 гл. 71 ГК РФ) и объекты, на которые распространяются права публикатора (§ 6 гл. 71).
Раздел VII части четвертой ГК РФ озаглавлен «Права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации».
Как известно, ранее в проектах части третьей ГК РФ раздел V именовался «Интеллектуальная собственность», однако от этого термина в настоящее время решили избавиться.
Законодатель счел нецелесообразным включить в название раздела VII термин «интеллектуальные права». Указанный термин появляется в названии статьи 1226, где предписано, что на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации признаются интеллектуальные права, включающие исключительное право, являющееся имущественным правом, а в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, также личные неимущественные права и иные права (право следования, право доступа и др.).
Введение новой категории «интеллектуальные права» означает появление родового понятия, в которое в качестве видовых входят понятия «исключительное право», «личное неимущественное право», «иное право», что в определенной степени снимает остроту дискуссии относительно того, входит ли личное неимущественное право, учитывая большую степень его исключительности, в состав исключительного права.
Сам термин «интеллектуальные права» не новый, его ввел в обиход еще в 1879 г. бельгийский юрист Э. Пикар. Правда, согласно теории Э. Пикара интеллектуальные права считались правами sui generis, находящимися вне классической триады вещных, обязательственных и личных прав, принятой в римском праве.
Согласно мнению Э. Пикара, любое интеллектуальное право относится к замыслу автора, а не к материальной реализации этого замысла. По его образному выражению, вещные права предполагают материальный объект и собственность, в то время как интеллектуальные права — умственный объект и исключительность.
Усилия Э. Пикара были направлены на разоблачение проприетарной теории, отождествлявшей материальные объекты с идеальными объектами, распространяя на последние режим права собственности. В принципе этой же цели добивались прежде всего И. Колер (имматериальная теория) и А. Пиленко (теория исключительных прав).
Указанный термин нигде в мире не прижился, но у нас он нашел неожиданное применение. Он не используется в международных договорах России, отсутствует в законодательстве зарубежных стран и в настоящее время не обсуждается в правовой литературе.
К средствам индивидуализации нельзя применять термин «интеллектуальные права», поскольку эти средства только приравниваются к результатам интеллектуальной деятельности, но не являются таковыми. Фактор творчества при разработке товарных знаков, знаков обслуживания и других средств индивидуализации минимален, в пределах, например, выбора обозначения, которое способно отличать товары (услуги) одного лица от однородных товаров (услуг) другого лица. Кроме того, применительно к средствам индивидуализации характерно отсутствие личных неимущественных прав, в том числе права авторства.
Не удивительно, что термин «интеллектуальные права» не упоминается в главе 76 («Права на средства индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий»), хотя согласно статье 1226 он в равной мере должен относиться и к средствам индивидуализации. Не упоминается этот термин и в главе 75 «Право на секрет производства (ноу-хау)».
В отношении секрета производства (ноу-хау) нет оснований говорить не только о личных неимущественных правах, но и об исключительном праве, поскольку за его обладателем закрепляется только фактическая монополия.
В других случаях введение нового понятия привело к терминологической чехарде, когда интеллектуальные права объявляются авторскими (ст. 1255), либо смежными (ст. 1303), либо патентными правами (ст. 1345).
Термин «интеллектуальные права», по замыслу законодателя, призван также заменить термин «интеллектуальная собственность» в случаях, когда последний использовался как категория права. Так, в пункте 1 ст. 2 ГК РФ, где закреплен перечень отношений, регулируемых гражданским законодательством, статьей 17 Вводного закона термин «интеллектуальная собственность», которая прежде отождествлялась с исключительными правами, заменен термином «интеллектуальные права».
Таким образом, в теоретическом плане часть четвертая ГК РФ основана на эклектически собранных отрывках из различных теорий авторского и патентного права, что объективно отражает состояние научной мысли в нашей стране в сфере правовой охраны результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации.
В формальном плане концепция исключительного права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, реализованная в части четвертой ГК РФ, противоречит конституционным нормам (ст. 44 и ст. 71 Конституции РФ), предписывающим самостоятельное (т.е. вне рамок Гражданского кодекса РФ) правовое регулирование интеллектуальной собственности в Российской Федерации.
Автор статьи: В.И. ЕРЕМЕНКО
1 комментарий
сергей Сообщает:
27.10.2014 на 4:45 пп (UTC 0 )
Добрый день! Большое спасибо за содержательную статью. Можно ли задать вопрос по этой теме?
В Законе РФ от 23.09.92 №3523-1 и Законе РФ от 9.07.1993 года №5351-1 четко прописано, что исключительное право может быть закреплено только за РФ (для гос.учреждений и бюджетных организаций). Статьи 1296 и 1298 ГК РФ — то же самое. В постановлении правительства РФ от 02.09.1999 №982 — тоже самое.
Однако в Росимуществе (где ведется учет и управление движимым, недвижимым имуществом и интеллектуальной собственностью РФ) обязательным является заполнение поля «Документы-основания возникновения права собственности РФ». Вопрос. Если согласно ГК РФ, ПП РФ и т.д. везде пишется про исключительные права РФ, то разве они могут заменить или являться документами-основаниями возникновения права собственности РФ?
Заранее спасибо за ответ!
С уважением,
Сергей