Термин «нигилизм» у А.И. Герцена означал не только неприятие, отрицание всего старого, но и, прежде всего, страстное стремление его изменить, переделать на основе своих твердых убеждений.
Следует отметить, что к нигилистам А.И. Герцен относил не столько литературные типы — Чацкого, Онегиных и Печориных, Рудиных и Бельтовых и, наконец, тургеневского Базарова, которые были бездеятельными скептиками, сколько людей практического действия. Такими, по его утверждению, были декабристы, действия которых выразились в событиях 14 декабря 1825 г., но которых обошли по цензурным соображениям литература и публицистика.
Как бы восполняя этот пробел, он писал: «Мы от декабристов получили в наследство возбужденное чувство человеческого достоинства, стремление к независимости, уважение к Западу и революции, веру в возможность переворота в России, страстное желание участвовать в нем, юность и непочатость сил» [1, с. 316].
Ростки нигилизма были присущи Белинскому, Чаадаеву, Грановскому и Бакунину, а также петрашевцам, отправленным на каторгу. Их деятельность выражала «первые зарницы нигилизма — зарницы той совершеннейшей свободы от всех готовых понятий и завалов, которые мешают западному уму идти вперед со своим историческим ядром на ногах» [2, с. 318]. Ведь петрашевцы, как гласила инквизиторская записка ревностного охранителя самодержавного режима Липранди, «хотели ниспровергнуть все божеские и человеческие законы и разрушить основы общества».
15 июля 1862 г. Герцен опубликовал в «Колоколе» статью «Молодая старая Россия», поводом к которой послужила прокламация «Молодая Россия», распространявшаяся в Москве и Петербурге в мае этого года. Автором ее был руководитель московского студенческого кружка П.Г. Зайчневский, арестованный за распространение и перепечатку запрещенной литературы. Он написал ее, будучи в тюрьме, от имени Центрального революционного комитета.
«Молодая Россия» объявила непримиримую, «кровавую борьбу всему современному строю» и оправдывала в связи с этим все средства в борьбе с ним. В ней резко осуждались все прежние прокламации, в том числе и «Колокол», за «либеральничание». Герцен обвинялся за отступление от революционных событий после 1848 г., в утрате веры в «насильственные перевороты» и переходе к конституционализму [3, с. 259 — 269].
Эта прокламация вызвала страх в широкой обывательской среде, во всей охранительной системе царских властей и послужила поводом со стороны последних для усиления различных репрессивных мер, провокаций против демократического движения и прогрессивной печати.
Как реагировала «старая», т.е. правительственная, чиновничья Россия на объявленный ей вызов со стороны «молодой» России к решительному переустройству, слому всего обветшалого режима? Она отреагировала самыми жестокими, карательными мерами на все малейшие проявления только еще зарождавшихся демократических форм, но через которые, как считал реакционер М.Н. Катков, прорастали все проявления опасного нигилизма. Нигилисты обвинялись в организации пожаров в Петербурге, имевших место в мае 1862 г. Эти пожары и послужили поводом для гонений и репрессий в столице и стране.
Герцен выступил с решительными обличениями царских властей в проведении репрессий. К ним он относил приостановление издания демократических журналов «Современник» и «Русское слово» как центров нигилизма, славянофильской газеты И. Аксакова «День», закрытие воскресных школ в связи с их «вредными направлениями», шахматного клуба в Петербурге, основанного в январе 1862 г. и ставшего легальным центром прикрытой пропаганды «Земли и воли».
Он не оставил без внимания и закрытие народных читален при книжных магазинах Н.А. Серно-Соловьевича (одного из организаторов «Земли и воли») из-за «вредного направления» и распространение «сочинений, имеющих целью произвести беспорядки и волнения в народе, а также безосновательных толков», как об этом сообщала официальная печать [4, 6, 14 июля].
Подобные же меры правительства он осудил в утвержденных 14 мая 1862 г. Александром II «Временных правилах о надзоре за типографиями», согласно которым помимо обычного цензурного контроля за изданиями со стороны органов цензуры постоянный контроль за типографиями поручался особым чиновникам Министерства внутренних дел (полицейским) в связи с распространением запрещенной литературы [5, 27 мая].
Волна репрессий против опасного нигилизма коснулась и проведения публичных лекций. Приказом Александра II они разрешались только по взаимному соглашению и разрешению министров просвещения и внутренних дел — Головнина и Валуева, а также главного начальника III отделения и военного губернатора.
За всеми малейшими проявлениями малейшего антиправительственного характера была учреждена 18 мая Следственная комиссия под предводительством князя А.Ф. Голицына, которая начала действовать. Результатом ее деятельности стали многочисленные аресты в столице и провинции: в Твери были арестованы 13 мировых посредников за намерение следовать передаче земель в собственность крестьян и созыв всесословного представительства. Начались аресты виднейших демократических публицистов и заключение их в крепость: Чернышевского, Михайлова, Писарева, Серно-Соловьевича, Обручева и многих других.
Все эти репрессивные меры правительства против радикальных устремлений российской бесправной и гонимой демократии вызвали гневный протест и решительное сопротивление со стороны Герцена. Он встал на защиту молодой России, обличая «старую» крепостническую Россию. Но в то же время он считал, что появление прокламации «Молодая Россия» с ее крайними призывами было на руку реакционным силам. Его особенно возмущали призывы к оружию, к силе в борьбе с крепостным строем, которых молодые революционеры не имели, будучи только «книжниками», оторванными от народа, не понимавшими его, как и народ, не понимавший их.
Герцен стал на их решительную защиту, высоко оценив смелость молодых авторов в их неустрашимой последовательности, готовность собственной кровью подтвердить искренность их заботы о счастье народа. В то же время он видел трагедию народных заступников, которые не только не встречали поддержки и понимания в самом народе, но и вызывали дикую злобу всех реакционных и либеральных кругов России, видевших в них угрозу существовавшему режиму, которая была не столько реальной, сколько мифической. Смелый и последовательный демократ, А.И. Герцен клеймил позором трусость либеральной России, которая способствовала развязыванию рук «неумершим» мертвецам реакции для кровавых расправ над Россией молодой, революционно-демократической.
Острым пером революционного публициста Герцен клеймил царских палачей и продажную журналистику. В статье «Н.Г. Чернышевский» («Колокол», 15 июля 1864 г.) в связи с гражданской казнью Чернышевского он писал: «Да падет проклятием это безмерное злодейство на правительство, на общество, на подлую подкупную журналистику, которая накликала это гонение, раздула его из личностей». Одновременно он убийственно отзывался о либералах (в частности, имея в виду К.Д. Кавелина), назвав их слизняками и пустой травой, за то, что они советуют «не бранить эту шайку разбойников и негодяев, которая управляет нами…» [6, с. 267].
Герцен буквально восхищался смелостью, решительностью и достоинством представителей антикрепостнического лагеря (безусловно, настоящих нигилистов), гонимых за слово, за свои независимые мнения и убеждения, потому что они были уверены, что их правдивое слово слушается как проповедь. Он, к примеру, исключительно высоко оценивал твердость поэта и публициста «Современника» М.Л. Михайлова перед судом Сената, когда «богадельня стариков, судивших его, буквально обомлела от откровенно высказанных им на суде своих революционных убеждений и уверенности в их правоте [7, 12 мая]. Эта позиция М.Л. Михайлова стоила ему сибирской каторги.
Герцена подкупала смелость и решительность молодого нигилиста Царскосельского лицея Н.А. Серно-Соловьевича, который, работая в качестве чиновника в главном комитете по крестьянскому делу, будучи крайне недовольным проволочками в освобождении крестьян от крепостничества, набрался отваги написать Александру II письмо и передать его лично в руки императору. Этот поступок молодого человека несоизмерим с пустыми салонными разговорами о чем-то второстепенном. Император через графа Орлова (шефа жандармов) передал автору письма благодарность и свое царское лобызание, но предложениям, излагаемым в письме, ход не был дан. Тогда «фанатически преданный делу освобождения» Н.А. Серно-Соловьевич написал и опубликовал за границей свой проект в виде брошюры «Окончательное решение крестьянского вопроса» (Берлин, 1861 г.).
Герцен цитировал заявление автора брошюры, высказанное в ее предисловии: «Я публикую мой проект под своим именем; пора нам перестать бояться, и если мы хотим, чтобы с нами перестали обращаться как с детьми, нам надобно перестать действовать по-детски; тот, кто хочет правды и справедливости, должен уметь безбоязненно стоять за них» [8, с. 247]. Серно-Соловьевич не испугался запугивания жандармского генерала Потапова, продолжал отстаивать эту правду и в дальнейшем, за что был осужден Сенатом на вечное поселение в Сибирь.
Семилетнему изданию «Колокола» А.И. Герцен посвятил статью «VII лет», опубликованную в нем 15 июля 1864 г. В ней давался обобщенный анализ противоречиям и несуразностям российской жизни в связи с крестьянской реформой 1861 г.
Переход правительства после реформ к жестким мерам, ее неприятие крестьянством и радикальной частью российского общества, в том числе и заграничной вольной печатью, при явной поддержке усиливающегося правительственного террора либералами побуждали Герцена к резкому обличению подобных мер, разоблачению социального корыстолюбия дворянского либерализма. «Пустой среде» дворянской интеллигенции в прошлом и настоящем он противопоставлял подлинных наследников всего дела освобождения от царского правительственного произвола, начиная с декабристов и вплоть до демократов-разночинцев, «Новую Россию», тесно связанную с жизнью, с народом, образованием и наукой. Именно ей, нигилиствующей России, по отношению к обветшалому режиму он прочил главную роль в развитии «народного быта из неустроенных элементов его — зрелой мыслью и чужим опытом».
Герцен еще раз возвращается к важной роли молодой России в деле защиты угнетенного народа от «императорского самовластия и от него самого» (императора Александра II. — Авт.) [9, с. 274]. Этой России легче выполнять свою миссию, так как она свободна от родовых, имущественных пут и обязательств перед режимом.
Герцен выступает в качестве защитника заточаемых в крепость и отправляемых на каторгу настоящих, деятельных нигилистов — петрашевцев, Михайлова, Обручева, Мартьянова и многих других революционных демократов во главе с Чернышевским, — этих подлинных представителей новой России, которых «Россия подлая показывала народу, выставляя Чернышевского на позор». Вся неудовлетворенная бродящая среда, рвущаяся к решительному обновлению России, по его утверждению, — это и есть элементы новой России.
Эти элементы социально разнородны: они состоят «из разночинцев и поповских детей, из дворян-пролетариев, из приходских и сельских священников, из кадет, студентов, учителей, художников; в нее рвутся пехотные офицеры и иной кантонист, писаря, молодые купцы, приказчики… в ней образцы и осколки всего плавающего в России под народным раствором» [10, с. 274]. Вся эта новая Россия жива, устойчива перед расправами, казнями, каторгой, перед печально известной Петропавловской крепостью на Неве.
В конце 60-х годов вопрос о литературном тургеневском герое Базарове был поднят вновь в русской публицистике. И это не было случайным явлением.
Общественность России была крайне встревожена не только покушением Каракозова на Александра II в 1866 г., но и в не меньшей степени и распространением анархистских идей в лице М. Бакунина и самых крайних всеразрушительных идей, исходивших от ультрареволюционных организаций наподобие «Народной расправы» Нечаева, а также целого ряда других подпольных кружков и групп, угрожавших самодержавному режиму в большей степени на словах, чем на самом деле.
Угрозы разрушения до основания всех устоев режима давали повод вновь и вновь возвратиться к толкованию тургеневского нигилиста Базарова, как бы соотнося его бескомпромиссные высказывания по разным поводам (кстати, не очень уж и опасные) ко всем крайностям, всеобщему разрушительству ультрареволюционеров анархистского толка. Базарова, как и в начале 60-х годов, начали толковать на разные лады представители различных течений русской общественной мысли.
Образ Базарова в это время, сниженный до базаровщины противниками Тургенева, даже для Герцена становился синонимом отрицательных явлений в деятельности молодых русских революционеров. В частности, Герцен очень резко выступил против статьи Д.И. Писарева «Базаров» в своей статье «Еще раз Базаров», в которой критиковал оценку этого образа в интерпретации Писарева, доведенного до «базаровщины», в нигилистических течениях своеобразного «базароида» [11, с. 789]. Герцен доказывал, что сама реальная жизнь порождала тип «Базароида». Он назвал этот тип «Собакевичами и Ноздревыми социализма» и «дантистами нигилизма и базаровской беспардонной вольницы» [12, с. 343 — 344].
Не желая кидать камень ни в молодое поколение, ни в нигилизм, Герцен подвергал критике лишь «Собакевичей нигилизма», их крайности и нелепости, которые выливаются в повторяющийся тип, «в переходную форму болезни нашего развития из прежнего застоя» [13, с. 350]. Следует отметить, что эти «базароиды-нигилисты» нашли свое художественное воплощение в антинигилистических романах 60-х годов, чем, как отмечал Герцен, дискредитировали основные положительные стороны нигилизма. Этому вопросу уже после смерти Герцена уделил большое внимание Ф.М. Достоевский в романе «Бесы».
Исторический диагноз Герцена о нигилизме в России трудно оспорить. Однако в период острого размежевания различных направлений в общественном движении, в том числе и вокруг проводимых в 60-е годы реформ, нигилизм служил как бы своеобразным барометром, определяющим противостояние самодержавия и демократизма.
Но ясно было одно: нигилизм вырос из литературного явления, перерос его, став реальной действительностью, жизненно-практическим явлением. Регрессисты и реакционеры разных мастей не случайно ополчились против литературного героя — нигилиста, подразумевая под ним отрицательно настроенную к самодержавию и его устоям молодежь, а его апологеты, хотя и по-разному, защищали носителей этого течения от всяческих на него нападок в публицистике, искажения до «базароидов» в антинигилистических романах Клюшникова, Писемского и Лескова.
А.И. Герцен, внимательно следивший из-за рубежа за ходом общественного движения в России, за литературно-публицистическими баталиями вокруг проблемы нигилизма, остро реагировал в своей публицистике, будучи твердо убежден в том, что все противостоящее в борьбе с самодержавно-крепостническим строем и есть действительный нигилизм. И хотя он сам не называл себя открыто нигилистом, тем не менее вся его публицистическая деятельность в защиту нигилизма убедительно подтверждает, что сам он и был одним из ведущих нигилистов на протяжении всех лет своей деятельности.
Автор статьи: А.Г. СМИРНОВ
- СПЕЦИАЛЬНЫЕ ВИДЫ КЛЕВЕТЫ И
ОСКОРБЛЕНИЯ В УК РФ
- ПРАВОВОЙ НИГИЛИЗМ КАК ИНВАРИАНТ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ПРАВОСОЗНАНИЯ
- ПРАВОВОЙ НИГИЛИЗМ И ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ ПРАВОМ
- ВЛИЯНИЕ ПРАВОВОГО НИГИЛИЗМА НА ФОРМИРОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО ЭКСТРЕМИЗМА В РОССИИ
- РАЗВИТИЕ ПРАВОВОЙ МЫСЛИ О СУЩНОСТИ ПРАВОВОГО НИГИЛИЗМА
- СОВРЕМЕННОЕ ТОЛКОВАНИЕ ПОНЯТИЯ «ЮРИДИЧЕСКИЙ НИГИЛИЗМ»
Добавить комментарий