Практика применения уголовного права породила определенные стандарты квалификации уголовно-правовых деяний. Эти стандарты отражаются в правилах квалификации преступлений.
По мнению В.Г. Шумихина, появление правил квалификации преступлений является следствием осознания необходимости ограничения усмотрения правоприменителя. Действительно, правила квалификации преступлений не только обусловлены наличием закономерностей в правоприменении, но и направлены на ограничение привносимых в процесс квалификации субъективных моментов.
Современная практика правоприменения идет по пути формализации процесса квалификации, а значит, по пути минимизации роли и значения усмотрения правоприменителя в процессе квалификации преступлений. В юридической литературе обсуждается возможность создания компьютерных программ квалификации преступлений, которые, по мнению некоторых ученых, могут ограничить усмотрение правоприменителя до разумных пределов.
Допускается возможность возведения правил квалификации преступлений в ранг алгоритмов решения отдельных задач, что позволит разработать компьютерные программы квалификации, то есть избежать неправильной квалификации преступлений. Но чаще всего о правилах квалификации преступлений рассуждают на примере разъяснений уголовного закона по вопросам судебной практики, данных Верховным Судом Российской Федерации.
В системе российского уголовного права нет официального источника единых правил, регламентирующих осуществление квалификации преступления, с определением последовательности ее этапов, правил оформления вывода о квалификации преступления, изменения этого вывода, норм квалификации отдельных видов преступной деятельности.
Актуальным в литературе остается вопрос о правовой природе правил квалификации преступлений. Определение правовой природы правил квалификации преступлений имеет существенное значение, в том числе при установлении источников правил квалификации и при их систематизации.
В доктрине уголовного права, рассматривая данную проблему, авторы используют понятия «предписания», «положения», однако, как правило, не раскрывают содержание данных понятий.
Категория «правовое предписание» глубоко исследована в теории права. А.В. Мицкевич предложил понимать правовое предписание как «то или иное логически завершенное положение, прямо сформулированное в тексте акта государственного органа и содержащее обязательное для других лиц, организаций решение государственной власти».
Еще в дореволюционной литературе было высказано мнение, что подобные положения не являются самостоятельными юридическими нормами, а только поясняют, дополняют или ограничивают нормы императивного характера.
Вопрос о правовой природе нормативных правил квалификации преступлений в науке еще не решен.
Ведутся споры об отраслевой принадлежности нормативных предписаний о квалификации преступлений. Большинством авторов подтверждается их уголовно-правовое происхождение.
В процессе квалификации преступлений подтверждается наличие основания уголовной ответственности, а в выводе о квалификации преступлений дается официальная отрицательная оценка поведения лица как преступления конкретного вида. Это значит, что категория «квалификация преступлений» в одном ряду с научной категорией «уголовная ответственность». И это уголовно-правовые категории.
Поскольку процесс квалификации преступлений является уголовно-правовым явлением, то и правила, его регламентирующие, должны носить уголовно-правовой характер.
Значительную сложность представляет определение места уголовно-правовых правил квалификации преступлений в системе уголовного права.
Основной структурной составляющей уголовного права признается уголовно-правовая норма. Т.В. Кленова уголовно-правовую норму определяет как законодательно оформленное правило, рассчитанное на многократное применение, в котором регламентируется поведение субъектов уголовно-правового отношения: и физических лиц, и государства. Этот автор характеризует уголовно-правовую норму не только как элемент системы уголовного права. По мнению Т.В. Кленовой, уголовно-правовая норма сама представляет системное образование. Определение уголовно-правовой нормы в качестве правила поведения имеет характер обобщения, поскольку единой нормой называется совокупность правовых предписаний, изложенных в статьях Общей и Особенной частей Уголовного кодекса РФ.
Если проследить историю возникновения термина «нормативно-правовое предписание», то становится очевидным, что его появление было реакцией на пробел в учении о норме права.
В соответствии с классической теорией правовой нормы, «структура правовой нормы — это внутреннее строение правовой нормы, деление ее на составные элементы (части) и взаимосвязь этих частей между собой. Структура правовой нормы состоит из трех взаимосвязанных элементов: гипотеза, диспозиция, санкция».
В определенный момент развития теории права обозначились вопросы, которые оказалось невозможным решить при помощи классического понимания структуры правовой нормы (гипотеза, диспозиция, санкция). Так, в процессе развития законотворчества утвердилось мнение, что в нормативно-правовых актах довольно редко встречаются правовые нормы, содержащие все три ее элемента. Куда чаще в законодательном материале встречаются части правовой нормы, что порождает вопрос об участии таких частей в процессе правового регулирования. Также классическое понимание структуры правовой нормы не объясняет природы норм-принципов и норм-дефиниций.
Закономерно, что с учетом выявленных проблем в теории права признали необходимым пересмотреть взгляды на определение первоначального элемента правового акта и определиться, что является неделимым, простейшим средством правового регулирования. Встал вопрос о различии первичного элемента в системе права и в системе законодательства, и классическая теория структуры правовой нормы не могла решить данную задачу. Как следствие, в теории права появилось понятие «нормативно-правовое предписание».
Дальнейшее развитие правопонимания обусловило возникновение направлений, по-разному определяющих сущность нормативно-правового предписания. Выделились два основных направления в определении сущности нормативно-правовых предписаний.
Первое заключается в признании нормативно-правового предписания элементом системы законодательства. Это направление создано А.В. Мицкевичем, который утверждал, что акты государственных органов есть совокупность нормативных предписаний.
Другое направление связывает существование нормативно-правового предписания с системой права. Так, по мнению С.С. Алексеева, именно нормативно-правовое предписание наиболее ярко выражает органическое единство содержания и внешней формы в праве.
Особая позиция у М.Л. Давыдовой. Она пишет: «…признание нормативно-правового предписания начальным элементом системы права неизбежно приводит к понижению теоретического значения категории правовой нормы (в ее классическом понимании), так как правовая норма либо приравнивается к другим правовым велениям, выполняющим вспомогательные функции в системе права, либо перестает восприниматься как первооснова права».
Позиция М.Л. Давыдовой отличается противоречивостью: этот автор, с одной стороны, признает неоднородность и рассредоточение частей правовой нормы, с другой стороны, противопоставляет норму и относящиеся к ней предписания.
Следует согласиться с С.С. Алексеевым, который указывал: «нормативные предписания — это первичная элементарная частица самой правовой материи, с которой совпадает исходная единица правового текста». Фактически деятельность по правотворчеству состоит в формировании правовых предписаний, осуществляемых путем изменения или составления текстов юридических актов».
Представляется, что нормативное предписание наделено свойством текстуальной завершенности, но логическая завершенность правовому предписанию не свойственна. По нашему мнению, в нормативном предписании одновременно отражаются содержание и структурные элементы правовой нормы. Представляется обоснованной точка зрения Д.В. Ходукина, который утверждает, что «структура нормативного предписания объективно обусловливается структурностью нормы права. Это означает, что в отдельном нормативном предписании может быть выражен как минимум один из трех основных элементов структуры нормы права, максимум три (гипотеза, диспозиция и санкция — вместе).
Действительно, нельзя отождествлять правовое предписание и правовую норму. Это противоречило бы определению нормы права как «установленного или санкционируемого государством и обеспечиваемого принудительной силой общеобязательного, формально-определенного правила поведения субъектов, содержащего меру их свободы и ответственности, регулирующего типовые общественные отношения».
Вместе с тем нет оснований для вывода о неучастии нормативно-правовых предписаний, в том числе о квалификации преступлений, в механизме правового регулирования.
Рассматривая данную проблему, Т.В. Кленова пишет: «Наделенные специальными функциями: гипотезы, диспозиции или санкции, правовые предписания, взаимодействуя, образуют самостоятельные уголовно-правовые нормы. Только в системе правовые предписания способны осуществлять непосредственное регулирование общественных отношений и образовывать отдельную норму».
Представляется необходимым решить вопрос о том, какой элемент нормы права выражает нормативные предписания о квалификации преступлений.
Исходя из классического понимания трехчленной структуры нормы права (гипотеза, диспозиция, санкция) необходимо отметить, что правила квалификации преступлений отражают те или иные условия, при которых подлежит применению та или иная статья уголовного закона, то есть являются текстуальным выражением гипотезы правовой нормы. При этом в совокупности с предписаниями, выражающими диспозицию и санкцию правовой нормы, образуют логическую правовую норму.
Например, в качестве диспозиции укажем предписание п. «а» ч. 3 ст. 111 УК РФ, где выражен запрет на умышленное причинение тяжкого вреда здоровью группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой.
В этой же статье указывается санкция, то есть неблагоприятные последствия нарушения запрета.
Однако условия, при которых реализуются положения п. «а» ч. 3 ст. 111 УК РФ, указаны в ст. 34 УК РФ, например в ч. 3 этой статьи, где сказано, что уголовная ответственность организатора, подстрекателя и пособника наступает по статье, предусматривающей наказание за совершенное преступление, со ссылкой на ст. 33 УК РФ, за исключением случаев, когда они одновременно являлись соисполнителями преступления.
Иными словами, правовые нормы реализуются посредством выражения их отдельных элементов в нормативных предписаниях, которые в совокупности образуют содержание нормативно-правового акта.
Свойство нормативности присуще тем правилам квалификации преступлений, которые закреплены законодательно. Их источником являются Общая часть УК РФ, а также Уголовно-процессуальный кодекс РФ, и вообще, являются ли они правилами квалификации?
Категория «квалификация преступлений», имеющая уголовно-правовое происхождение, востребована и в уголовном процессе. Официальная квалификация преступлений невозможна вне рамок уголовно-процессуальных отношений.
На наш взгляд, ряд правил квалификации преступлений, например, регламентирующих процесс изменения квалификации преступлений, содержится в статьях УПК РФ по праву.
Уголовно-процессуальные нормы предписывают, как может (должен) вести себя участник уголовного процесса в определенной ситуации.
При первом рассмотрении правила изменения процессуальных актов из-за неправильной квалификации преступлений, содержащиеся в УПК РФ, нельзя отнести к правилам квалификации преступлений, однако исходя из определения квалификации преступлений как процесса соотнесения акта поведения индивида и состава преступления следует вывод, что данные положения участвуют в регламентации процесса квалификации.
Что касается признания адресатами предписаний УПК РФ, касающихся квалификации преступлений, неограниченного круга лиц, считаем это возможным, поскольку порядок привлечения лица к уголовной ответственности и иные вопросы, являющиеся предметом УПК РФ, также определяются и для субъектов правоприменения, и для граждан.
С учетом вышесказанного положения УПК РФ, регламентирующие правила изменения квалификации преступления, следует признать правилами квалификации преступлений, а поскольку они содержатся в нормативно-правовом акте, их следует считать нормативными.
Таким образом, нормативные правила квалификации преступлений являются нормативно-правовыми предписаниями Общей части УК РФ и УПК РФ, регламентирующими процесс соотнесения акта поведения индивида с составом преступления, они адресованы неограниченному кругу лиц, подлежат неоднократному применению и сохраняют свое действие независимо от исполнения.
Выше было указано, что, помимо нормативных правил квалификации преступлений, существуют и ненормативные.
Ненормативные правила квалификации, на наш взгляд, являются результатом интерпретации уголовного закона разъясняющего характера и являются неправовыми предписаниями. Д.В. Ходукин предложил называть такие предписания «интерпретационными». При этом он отмечает, что интерпретационные предписания непосредственно применяются в юридической практике и имеют обязательную силу. Интерпретационные предписания являются результатом толкования норм права, но в силу своей значимости (иногда без учета интерпретационных предписаний невозможно применение соответствующей правовой нормы) имеют весьма существенное значение в механизме правового регулирования .
Иными словами, интерпретационные предписания — это официальная общеобязательная директива, как правильно понимать и применять определенную норму.
На наш взгляд, ненормативные правила квалификации преступлений являются результатом легального толкования нормативных предписаний, и представляется верным определить их как легально-интерпретационные предписания.
Следует согласиться с А.В. Осиповым, который отмечает, что интерпретационные предписания не являются правовыми, «…они лишь уточняют, объясняют и конкретизируют положения толкуемой нормы: кого касается действие нормативных предписаний, каковы права и обязанности субъектов права, что конкретно предписывает правовая норма, при каких условиях она должна реализовываться».
Основным источником ненормативных правил квалификации преступлений являются постановления Пленума Верховного Суда РФ.
Представляется верной позиция В.С. Нерсесянца, который указывает, что «судейское правотворчество — весьма опасный и по своей сути неправовой симбиоз законодателя и судьи в одном лице». Поэтому нельзя придавать ненормативным правилам квалификации, имеющим прикладной по отношению к закону характер, статус правовых предписаний.
Конечно, нельзя исключать судебную практику из механизма правового регулирования, который, по общему признанию, цикличен: начинается с правового акта, затем правовые предписания реализуются (в том числе в форме применения), это создает основания для последующего правотворчества.
В то же время, если обратиться к содержанию легально-интерпретационных предписаний, видно, что они не формулируют (не создают) новых правовых норм. Их предназначение — уточнять действующие нормы права и определять порядок и условия реализации отдельных нормативных предписаний.
Таким образом, ненормативные правила квалификации преступлений — это легально-интерпретационные предписания в форме логически завершенных положений, изложенные в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ, опубликованной судебной практике, которые уточняют смысл, порядок и условия реализации нормативных предписаний уголовного закона в связи с оценкой определенного акта поведения индивида как преступления.
Правила квалификации преступлений могут иметь как нормативный, так и ненормативный характер. Соответственно, правилами квалификации преступлений признаются нормативно-правовые и легально-интерпретационные предписания, которые регламентируют, во-первых, процесс соотнесения акта поведения индивида с составом преступления, во-вторых, порядок применения уголовного закона при процессуальном оформлении вывода о совершении лицом преступления.
Автор статьи: Н.Т. ИДРИСОВ
- КАКОЙ ДОЛЖНА БЫТЬ УГОЛОВНО НАКАЗУЕМАЯ КЛЕВЕТА?
- СПЕЦИАЛЬНЫЕ ВИДЫ КЛЕВЕТЫ И ОСКОРБЛЕНИЯ В УК РФ
- УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОСКОРБЛЕНИЯ
- ПРЕДЕЛЫ ОГРАНИЧЕНИЯ СВОБОДЫ СЛОВА СРЕДСТВАМИ УГОЛОВНОГО ПРАВА
- ПРАВОВОЙ НИГИЛИЗМ И ПРАВОВОЙ ЦИНИЗМ: ПОНЯТИЯ, СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ
- ПОНЯТИЕ ПРАВОСОЗНАНИЯ
Добавить комментарий