Янв
30

О ПРИЗНАНИИ БРАКА НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМ В ИНТЕРЕСАХ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ

О ПРИЗНАНИИ БРАКА НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМ В ИНТЕРЕСАХ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ

Нагатинский межрайонный прокурор г. Москвы обратился в суд с иском в интересах несовершеннолетних К. и Д. к гражданину Г. о признании брака, заключенного им с бабушкой несовершеннолетних, недействительным.

Определением мирового судьи судебного участка N 46 района «Орехово-Борисово Южное» г. Москвы от 19 января 2005 г. производство по делу было прекращено.

Определением Нагатинского районного суда г. Москвы от 22 марта 2005 г. Определение мирового судьи оставлено без изменения, а частные жалобы законных представителей несовершеннолетних К. и Д. — без удовлетворения.

Определением судьи Московского городского суда от 30 июня 2005 г. дело по жалобе законного представителя одного из несовершеннолетних истребовано из судебного участка в Московский городской суд и Определением от 28 июля 2005 г. направлено для рассмотрения по существу в Президиум Московского городского суда.

Постановлением Президиума Московского городского суда от 25 августа 2005 г. Определение мирового судьи и Определение Нагатинского районного суда отменены, а дело направлено на новое рассмотрение мировому судье того же судебного участка.

Как следует из материалов дела, гражданин Г. (1966 года рождения) 18 ноября 2001 г. заключил брак с гражданкой Д-вой (1938 года рождения). 16 января 2004 г. гражданка Д-ва скончалась, после чего ее дочь и двое несовершеннолетних внуков были выселены в Тульскую область, а на освободившуюся жилую площадь были зарегистрированы несовершеннолетние дети гражданина Г.

Обращаясь в суд, прокурор, действуя в интересах детей, указывал на то, что ответчик, вступая в брак, не имел намерения создать семью, а преследовал цель приобретения права пользования квартирой. Следовательно, заключенный им брак являлся фиктивным.

В свою очередь, мировой судья и суд второй инстанции прекращали производство по делу исходя из того, что, предъявляя иск о признании брака недействительным, прокурор действовал в интересах несовершеннолетних внуков одного из супругов.

Однако в соответствии с Семейным кодексом Российской Федерации (далее — СК РФ) круг субъектов права требовать признания брака недействительным и основания для такого признания определены исчерпывающим образом и внуки супругов не наделены таким правом применительно к фиктивному браку.

Президиум Московского городского суда не согласился с доводами нижестоящих инстанций, мотивировав свою позицию указанием на правила ст. 45 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (далее — ГПК РФ) и положения ст. 35 Федерального закона от 17 января 1992 г. N 2202-1 «О прокуратуре Российской Федерации» (далее — Закон).

В связи с данным делом возникает ряд вопросов, представляющих интерес для правоприменителей.

Прежде всего заслуживает внимания возможность признания брака недействительным по критерию фиктивности после смерти одного из супругов, когда юридически брак считается прекращенным (п. 1 ст. 16 СК РФ). Действующее законодательство не содержит указания о возможности такого признания.

Вместе с тем, различая основания прекращения брака, СК РФ прямо устанавливает запрет на признание брака недействительным лишь в отношении расторгнутого брака (п. 4 ст. 29). Однако при этом определяет случаи-исключения, когда даже расторгнутый брак может быть признан недействительным по мотивам наличия между супругами запрещенной законом степени родства либо состояния одного из супругов в момент регистрации брака в другом нерасторгнутом браке.

Следовательно, учитывая присущий семейному праву метод диспозитивности, можно прийти к выводу об отсутствии препятствий к признанию брака недействительным после его прекращения в результате смерти одного из супругов.

Проявлением данного подхода является, например, практика признания брака недействительным в интересах наследников умершего супруга.

Следующий вопрос, заслуживающий внимания в связи с рассмотрением указанного спора, — это ключевой для данного дела вопрос о правомочии прокурора предъявлять иск о признании брака недействительным в интересах несовершеннолетних детей.

В соответствии со ст. 45 ГПК РФ прокурор вправе обратиться в суд с заявлением в защиту прав, свобод и законных интересов граждан, неопределенного круга лиц или интересов Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований. Заявление в защиту прав, свобод и законных интересов гражданина может быть подано прокурором только в случае, если гражданин по состоянию здоровья, возрасту, недееспособности и другим уважительным причинам не может сам обратиться в суд.

Не отрицая возможного факта нарушения прав несовершеннолетних в рассматриваемой ситуации, следует признать, что для обращения прокурора с иском о признании брака недействительным в интересах несовершеннолетних необходимо было обосновать непосредственную обусловленность нарушения прав несовершеннолетних фактом заключения брака их бабушкой (см.: абзац четвертый п. 1 ст. 28 СК РФ).

При этом сама возможность признания брака недействительным в интересах несовершеннолетних внуков могла иметь место лишь при условии, что заключенный брак был произведен с нарушением требований ст. 14 СК РФ, определяющей обстоятельства, препятствующие заключению брака (состояние в другом зарегистрированном браке, близкая степень родства, состояние в положении усыновителя и усыновленного и факт признания лица, намеревающегося вступить в брак, недееспособным вследствие психического расстройства). Однако таких обстоятельств по материалам дела выявлено не было.

Во всех остальных случаях брак как правоотношение, основанное на добровольном союзе мужчины и женщины и при иных условиях законности его заключения (глава 3 СК РФ), не может быть поставлен в зависимость от каких-либо интересов третьих лиц, в том числе и интересов несовершеннолетних детей.

Именно поэтому СК РФ исчерпывающим образом определяет круг субъектов, имеющих право требовать признания брака недействительным (ст. 28). При этом, включая в состав названных субъектов прокурора, закон не дает оснований считать, что участие прокурора возможно во всяком случае, безотносительно к содержанию правовых норм, раскрывающих условия законности заключения брачного союза.

Обращает на себя внимание и то, что все субъекты в ст. 28 СК РФ объединены в определенные подгруппы с учетом оснований признания брака недействительным. Как известно, брак признается недействительным при нарушении условий, установленных ст. ст. 12 — 14 и п. 3 ст. 15 СК РФ, а также в случае заключения фиктивного брака, т.е. если супруги или один из них зарегистрировали брак без намерения создать семью.

Прокурор указан в качестве управомоченного субъекта на предъявление требований о признании брака недействительным по нескольким основаниям, в том числе и по основанию фиктивности. При этом из содержания соответствующих положений ст. 28 СК РФ можно заключить о существовании как минимум двух ситуаций, когда при фиктивности брака участие прокурора в делах подобного рода допускается законом.

Во-первых, на случай, если о фиктивности брака были осведомлены оба супруга.

И во-вторых, для случаев, когда не знавший о фиктивности брака супруг по состоянию здоровья, возрасту, недееспособности и другим уважительным причинам не может сам обратиться в суд.

В рассматриваемом деле причиной обращения прокурора явилось нарушение жилищных прав несовершеннолетних внуков одного из супругов. При этом Президиум Московского городского суда не учел того обстоятельства, что жилищные права несовершеннолетних были нарушены не в связи с браком их бабушки, а в результате выселения, последовавшего после ее смерти. По этой причине обращение прокурора в интересах несовершеннолетних следовало напрямую связать с актом выселения. Однако необходимых в соответствующей части материалов в деле не имелось.

Вместе с тем заслуживающим внимания в контексте рассмотренного дела следует признать вопрос о возможности признания фиктивного брака недействительным в интересах третьих лиц.

В соответствии с абзацем пятым п. 1 ст. 28 СК РФ в случае заключения фиктивного брака требовать признания его недействительным вправе прокурор, а также не знавший о фиктивности брака супруг.

При этом, предоставляя прокурору право требовать признания фиктивного брака недействительным, закон не определяет, в чьем интересе действует прокурор в подобных ситуациях.

На наш взгляд, не связывая участие прокурора с интересами конкретных лиц, закон, по сути, расставил приоритеты между публичными и частными интересами, определив главенство публичных. В делах подобного рода надзор за законностью как проявление публичного (государственного) интереса «перекрывает» любые интересы отдельно взятых лиц, в том числе и самих супругов.

Именно поэтому прокурор вправе требовать признания фиктивного брака недействительным даже тогда, когда осведомленные о фиктивности брака «супруги» намеренно создали лишь подобие семьи. И хотя, как правило, вопрос о фиктивности возникает в связи с ущемлением чьих-либо частных интересов, прокурор выступает в делах подобного рода в качестве защитника законности.

Таким образом, если по обстоятельствам рассмотренного дела имелись основания для признания брака недействительным по причине его фиктивности, действия прокурора следовало оценивать в контексте защиты государственных интересов, ориентированных на обеспечение стабильности семейных и связанных с ними иных отношений. И в случае положительного решения по делу перспектива защиты жилищных прав несовершеннолетних была бы весьма благоприятной.

Автор статьи: Б.А. БУЛАЕВСКИЙ



Янв
30

УСЛОВИЯ ЗАКЛЮЧЕНИЯ БРАКА И ОСНОВАНИЯ ЕГО НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

УСЛОВИЯ ЗАКЛЮЧЕНИЯ БРАКА И ОСНОВАНИЯ ЕГО НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

Поскольку общество заинтересовано в образовании прочной и здоровой семьи, то государство создает различные юридические барьеры на пути заключения заведомо неполноценных браков. Однако наличие порока в установленных условиях брака (ст. ст. 12 — 14, п. 3 ст. 15 Семейного кодекса РФ — далее СК РФ) не порождает незаконность брака автоматически, более того, не всякое нарушение условий брака обязательно является основанием его недействительности (ст. 27 СК РФ). О.А. Кабышев писал, что возможность признания брака недействительным ограничена случаями, когда при его заключении допущены серьезные отступления от требований закона.

В современном отечественном законодательстве установлена презумпция действительности брака, известная со времен Древнего Рима «semper praesumptur pro matrimonio». До судебного признания брака недействительным он считается действительным, существующим, несмотря на наличие доказательств о заключении его с нарушением закона. Только решением суда можно признать брак как юридический факт несостоявшимся, а супружество — невозникшим.

Традиционно условия заключения брака подразделяются на положительные и отрицательные, под первыми подразумеваются обстоятельства, существование которых необходимо для заключения брака (ст. ст. 12, 13 СК РФ), а под вторыми — обстоятельства, отсутствие которых делает возможным его заключение (ст. 14, п. 3 ст. 15 СК РФ).

Д.И. Мейер считал, что это деление не имеет практического значения, потому что значение условия для брака нисколько не зависит от положительного или отрицательного его характера, некоторые положительные условия, будучи нарушенными, влекут за собой недействительность брака точно так же, как и некоторые отрицательные, тогда как нарушение других положительных и отрицательных не влечет недействительность брака.

К.П. Победоносцев о нарушении условий брака говорил следующее: «Есть особенные условия, столь существенные в браке, что в отсутствие сих условий закон не признает брака, и заключенный по форме брак объявляется недействительным. Некоторые из требований столь важны, что закон решительно и безусловно объявляет брак за несоблюдением их недействительным; а другие требования, второстепенные, признает лишь условно поводом к уничтожению брака.

Есть недостатки и пороки в заключении брака столь глубокие, что исправление их впоследствии считается невозможным (insanabilis defectus); есть иные недостатки, коих исправление или покрытие может зависеть от последующего действия или безмолвного соглашения сторон (sanabilis defectus)». На самом деле признание в суде брака недействительным при нарушении его условий (положительных или отрицательных) зависит от конкретных обстоятельств каждого случая.

Как правовая категория признание брака недействительным является санкцией, поскольку заключение недействительного брака считается нарушением семейно-правовых норм об условиях брака, а правовые последствия признания в судебном порядке брака незаконным носят негативный характер. Такая точка зрения является преимущественной в отечественной науке, что подтверждается ссылкой на таких авторов, как М.В. Антокольская, С.Н. Братусь , А.И. Загоровский, Г.К. Матвеев, М.Т. Оридорога, П.Е. Орловский, Л.М. Пчелинцева, А.М. Рабец, В.А. Рясенцев и др. Так, А.И. Загоровский писал, что вопрос о недействительности брака находится в ближайшей связи с вопросом об условиях заключения его, являясь как бы санкцией последних. В.А. Рясенцев рассматривал недействительность брака как правовую санкцию за несоблюдение требований закона, относящихся к заключению брака.

С.Н. Братусь и П.Е. Орловский отмечали, что «признание брака недействительным является санкцией в отношении лиц, регистрирующих его с нарушением установленных в законе условий» . На наш взгляд, поскольку последствия признания брака недействительным — это не только реституция (восстановление того положения, которое существовало до заключения брака), но и для недобросовестного супруга — ряд неблагоприятных последствий имущественного характера, то, действительно, признание брака недействительным — это санкция.

Вместе с тем нельзя не привести верное замечание Г.М. Свердлова о том, что «задача института недействительности брака заключается не только в непосредственном воздействии на конкретных лиц, заключивших недействительный брак, но и в общей превенции. Например, супруги могут быть душевнобольными. Следовательно, признание их брака недействительным никакого воздействия на них не окажет. Тем не менее такой брак должен быть признан недействительным». М.В. Антокольская и И.М. Кузнецова писали, что признание брака недействительным называется аннулированием брака и всех его правовых последствий с момента его заключения.

Вряд ли можно полностью согласиться с такой позицией, поскольку отдельные юридические последствия признанный в судебном порядке недействительным брак все-таки влечет. Причем последствия как неимущественного, так и имущественного характера, которые касаются, прежде всего, правового статуса детей, рожденных в таком браке, а также прав добросовестного супруга.

Так, действует презумпция отцовства, если ребенок родился в течение трехсот дней с момента признания брака недействительным (п. 2 ст. 48 СК РФ), более того, недействительность брака вообще не влияет на права ребенка (п. 3 ст. 30 СК РФ). В отношении добросовестного супруга п. 5 ст. 30 СК РФ предоставляет возможность при признании брака недействительным сохранить фамилию, выбранную им при государственной регистрации заключения брака.

И что не менее важно, при принятии решения о признании брака недействительным суд вправе признать за супругом, права которого нарушены заключением такого брака (добросовестного супруга), право на получение от другого супруга содержания, а в отношении раздела имущества, приобретенного совместно до момента признания брака недействительным, вправе применить положения о правовом режиме имущества супругов, а также признать действительным брачный договор полностью или частично (п. 4 ст. 30 СК РФ). Однако не распространяются на лиц, брак которых признан недействительным, наследственные права, независимо от продолжительности существования такого брака и добросовестности супругов.

Если недействительный брак прекращен смертью или объявлением умершим одного из супругов, заинтересованным лицам можно требовать признания факта состояния умершего со своим супругом в недействительном браке и исключения такого пережившего супруга из числа наследников по закону. Такое положение представляется разумным и справедливым.

Итак, в законе содержится закрытый перечень оснований признания брака недействительным:

отсутствие свободного волеизъявления на вступление в брак;
недостижение брачного возраста;
существование другого нерасторгнутого брака;
наличие близкого родства по прямой восходящей и нисходящей линии;
присутствие отношений усыновления;
существование недееспособности супругов или одного из супругов вследствие психического расстройства, установленной судом до регистрации брака;
сокрытие одним из супругов наличия венерической болезни или ВИЧ-инфекции;
вступление в брак без намерения создать семью (фиктивный брак).

В теории семейного права нарушения условий заключения брака делятся на основания абсолютно недействительные (ничтожные) и основания относительно недействительные (оспоримые).

Такая классификация вполне оправданна и имеет практическое значение.

Абсолютная недействительность брака (ничтожность) наступает при существовании другого нерасторгнутого брака;
близкого родства по прямой восходящей и нисходящей линии;
отношений усыновления; недееспособности супругов или одного из супругов вследствие психического расстройства, установленной судом до регистрации брака.

Относительная недействительность брака (оспоримость) возможна при отсутствии свободного волеизъявления на вступление в брак; недостижении брачного возраста; сокрытии одним из супругов наличия венерической болезни или ВИЧ-инфекции; фиктивности брака.

Перечень оснований для признания брака недействительным исчерпывающе представлен в ст. 27 СК РФ и расширительному толкованию не подлежит. На наш взгляд, круг оснований недействительности брака узок. Так, не названо в качестве основания признании брака недействительным наличие такого факта, как тождество пола супругов. Во-первых, одинаковый пол супруги могут иметь при вступлении в брак (различные физиологические аномалии).

Идентификация пола человека может представлять трудности при рождении, или позже в период взросления может проявиться патология, осложняющая установление половой принадлежности личности. В некоторых случаях для определения пола человека необходимо проведение медицинской экспертизы.

Во-вторых, тождество пола супругов может отмечаться и в период состояния в браке в связи с переменой одного из супругов гендерной принадлежности. По действующему законодательству для перемены гражданского пола достаточно обратиться к психиатру за получением соответствующего заключения.

Медицинское заключение является единственным необходимым и достаточным основанием для внесения изменений в актовые книги записи гражданского состояния и документы, удостоверяющие личность такого гражданина. Вполне логично, что перемена пола физического лица не является основанием для прекращения его прав и обязанностей, в том числе и в брачно-семейной сфере.

Препятствий к перемене пола лицу, состоящему в браке, российским законодательством не установлено, хотя зарубежное право подобные запреты содержит. На сегодняшний день судьба таких браков не ясна, однако справедливости ради следует заметить, что и количество таких супружеских пар незначительно.

Далее, не является основанием недействительности брака наличие у одного из супругов заболевания, представляющего опасность для другого супруга и их потомства. В действующем законодательстве названо в качестве основания оспаривания действительности брака сокрытие венерической болезни или ВИЧ-инфекции, хотя сокрытие иных заболеваний может иметь и более негативные последствия для здоровья другого супруга и потомства, чем сокрытие венерических заболеваний, которые в большинстве случаев являются излечимыми.

В принципе проблема разрешима: необходимо установить обязательность добрачного медицинского освидетельствования и осведомления брачащихся о здоровье друг друга.

В настоящее время беременность невесты является распространенным мотивом заключения брака. Беременность супруги от другого мужчины не считается самостоятельным основанием для признания брака недействительным. Можно ли в этом случае оспорить действительность брака, как заключенного с пороком воли — под влиянием обмана, если невеста скрыла от жениха беременность от другого мужчины?

Представляется, что ответ должен быть положительным. Однако закон предоставляет возможность оспорить отцовство, а вот реализовать право на расторжение брака обманутый супруг не может во время беременности супруги и в течение года после рождения ребенка (ведь в законе нет указания на то, что ребенок должен быть общим) (ст. 17 СК РФ).

Представляется справедливым включить в число оснований признания брака недействительным сокрытие супругой беременности от другого мужчины, поскольку правовые последствия признания брака недействительным и его расторжения неодинаковые, и недобросовестная супруга в такой ситуации находится в более благоприятном положении, чем добросовестный супруг.

А также, безусловно, следует расценивать как имеющее существенное значение для брака умолчание женщины (мужчины) о том, что у нее (него) есть дети (ребенок) от предыдущего брака или внебрачные дети. Если говорить о характере заблуждения при заключении брака, то следует учитывать, что семейные отношения имеют свои особенности: что существенно для одной ситуации, в другом случае может быть абсолютно безразличным.

В советский период высказывались мнения о недопустимости признания брака недействительным по подобным обстоятельствам, что якобы означало бы применение норм гражданского права к случаям заключения брака под влиянием обмана, заблуждения, насилия или угрозы и определяло бы подход к браку как к имущественно-правовой сделке, что противоречило понятиям о советской семье и браке.

Такие суждения подкреплялись ссылкой на действовавшее в тот период брачно-семейное законодательство и судебную практику. Порок воли (обман, заблуждение и т.п.) не назывался прямо основанием недействительности ни в законе, ни в постановлениях и разъяснениях высших судебных органов.

Относительно данного условия незаконности брака заслуживает внимания позиция Н.В. Рабинович: «Ссылка на обман, заблуждение, угрозы и на влияние неблагоприятных материальных условий не должна опорочивать заключение брака и приводить к его недействительности, так как это открывало бы широкий простор для прекращения брачных отношений, не прибегая к сложной процедуре развода.

На самом деле эти моменты относятся к мотивам вступления в брак. Мотивы же, с точки зрения закона, для действительности брака значения иметь не могут, хотя они и играют большую роль при общественной, моральной оценке поведения советского гражданина». Представляется, что более справедливым по отношению к добросовестному супругу будет предоставление возможности оспорить такой брак как заключенный под влиянием обмана.

Современное отечественное право не устанавливает для супругов обязанностей сожительства и ведения общего хозяйства. В связи с чем особую сложность признания в судебном порядке брака недействительным представляет доказывание фиктивности брака — брака, заключенного без намерения создать семью.

Цель брака — создание семьи не названа в качестве основания его действительности, в связи с чем должностные лица органов записи актов гражданского состояния не вправе по собственной инициативе препятствовать государственной регистрации фиктивного брака, вместе с тем фиктивность брака — прямо названное законодателем основание его недействительности.

Вообще, брак и семья — понятия тесно связанные, но нетождественные. Легальных определений семьи и брака не существует, да и сделать это не представляется возможным в силу многогранности этих общественных институтов, хотя многократные попытки имели и имеют место. Цель брака, направленная на образование семьи, имеет юридическое значение, поскольку, если супруги или один из них зарегистрировали брак без намерения создать семью, такой брак рассматривается как фиктивный и может быть признан в судебном порядке недействительным.

Еще римскими юристами было установлено: «…притворный брак не имеет никакой силы…». Фиктивный брак — это брак, заключенный без намерения создать семью как обоими супругами, так и только одним из них. В ранее действовавшем Кодексе о браке и семье РСФСР не было определено, должно ли намерение отсутствовать у одного из лиц, вступающих в брак, или у обоих.

Такое установление закона вызывало различные суждения в научной литературе. В.А. Рясенцев, Е.А. Поссе, Т.А. Фаддеева полагали, что следует считать фиктивным тот брак, в который обе стороны вступали без намерения создать семью. Н.В. Орлова утверждала, что для признания фиктивного брака недействительным достаточно отсутствия намерения создать семью и у одного лица. Некоторую определенность внес в 1980 г. Пленум Верховного Суда СССР, разъяснив, что «недействительным, как фиктивным, признается брак в случае его регистрации без намерения сторон или одной из них создать семью». Позже законодатель занял именно такую позицию в СК РФ 1995 г.

Подводя итог, хотелось бы внести некоторые предложения по совершенствованию положений законодательства об условиях брака и основаниях его недействительности:

— необходимо закрепить создание семьи в качестве правовой цели заключения брака и внести соответствующие дополнения в ст. 12 СК РФ;
— целесообразно законодательно разделить недействительные браки на ничтожные и оспоримые, установив различный порядок судопроизводства по аналогии с недействительными сделками, что, безусловно, будет способствовать всемерной охране прав добросовестного супруга;
— в качестве дополнительных оснований признания брака недействительным определить тождество пола супругов; сокрытие одним супругом заболевания, представляющего опасность для другого супруга или потомства; сокрытие супругой беременности, наступившей от внебрачных связей, и внести изменения в ст. 27 СК РФ.

Автор статьи: И.А. КОСАРЕВА



Янв
30

НАСЛЕДСТВЕННЫЕ ПРАВА СОЖИТЕЛЕЙ И ЛИЦ В НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОМ БРАКЕ В РОССИЙСКОМ И АМЕРИКАНСКОМ ПРАВЕ

НАСЛЕДСТВЕННЫЕ ПРАВА СОЖИТЕЛЕЙ И ЛИЦ В НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОМ БРАКЕ В РОССИЙСКОМ И АМЕРИКАНСКОМ ПРАВЕ

В статье рассматриваются основания и порядок наследования после друг друга лицами, не находящимися в браке с наследодателем на день его смерти. Также автор анализирует наследственно-правовые последствия в случае признания брака недействительным.

В российском праве полнотой наследственных прав обладают только официальные супруги, находившиеся в нерасторгнутом браке с наследодателем на день его смерти (к ним приравнены и лица, брак которых расторгнут судом, но решение суда не вступило в законную силу). Это положение характерно как для дореволюционного, так и для советского (за рядом изъятий в 1917 — 1944 гг.) и современного права.

Гражданский кодекс Российской Федерации (ГК РФ) предоставляет сожителю две возможности унаследовать по закону. Первая — установив факт нахождения на иждивении наследодателя не менее года до его смерти при условии совместного проживания, наследовать вместе с остальными наследниками призванной к наследованию очереди.

Вторая — наследовать в качестве иждивенца как наследника последней, VIII очереди. Единственная для него возможность унаследовать по завещанию — быть указанным в завещании под своим полным именем. Фактические же брачные отношения, возникшие после 1944 г., никакого правового значения не имеют, являясь независимо от длительности юридически безразличным фактом, не порождающим прав и обязанностей, в том числе права наследования.

Обсуждавшаяся в рамках проекта нового Семейного кодекса Российской Федерации (СК РФ) идея вернуть институт признания фактического брака была отвергнута, тогда как Европейский суд, наоборот, расширил понятие семейной жизни ввиду современных изменений образа жизни и признал наличие семьи между сожителями, например в деле Джонстон против Ирландии.

Общее право предоставляет сожителю гораздо больше возможностей и правовых инструментов для наследования по закону и завещанию, чем российское. Мы рассмотрим их и кратко коснемся имеющих отношение к наследованию позиций семейного права США.

Для граждан России проблема может возникнуть из коллизий СК РФ и норм штатов о признании брака заключенным. Поэтому во избежание проблем с брачным статусом мы рекомендуем пользоваться возможностью, предоставленной СК РФ: браки между гражданами России за рубежом можно заключать как в дипломатических представительствах и консульских учреждениях, так и в компетентных органах иностранного государства с соблюдением законодательства места заключения брака, в то числе по церковному обряду.

Такие браки действительны в России при отсутствии препятствий, предусмотренных ст. 14 СК РФ. Поэтому в связи с множественностью брачных юрисдикций в США для получения беспорочного супружеского и наследственного статуса брак с гражданином США следует регистрировать по закону штата домицилия супруга.

Наследование при указании в завещании несуществующего супружеского статуса

По завещанию в пользу «моей жены Мэри» она унаследует независимо от наличия официального брака с наследодателем — важна идентификация лица как таковая, а не его соответствие указанному семейному статусу в юридическом смысле.

При аналогичном указании лица по российскому праву сожительница однозначно не сможет наследовать по той формальной причине, что никакой жены Марии у наследодателя не было. Такую формулировку, очевидно, следует считать признаком того, что данное завещание является сделкой под отлагательным условием.

Но «в случае если завещание выдано просто в пользу жены, без указания ее имени, то унаследовать вправе только законная супруга, а не сожительница», — гласит прецедент Аляски 1992 г. Серадель против корпорации по бухгалтерскому учету и возврату налогов Хартфорд. Сожительница в таком случае будет просто считаться не упомянутой в завещании, даже если наследодатель вообще никогда не был официально женат.

Наследование в случае двоеженства (бигамии)

США отвергают многоженство и строго придерживаются моногамии, что закрепил судья Пензанс решением 1856 г. по делу Гайд против Вудманзи (Hyde v. Woodmansee): «Брак — это добровольный и пожизненный союз одного мужчины и одной женщины при исключении всех остальных». Из этого же принципа исходит и право основанного сторонниками полигамии — мормонами штата Юта.

Если состоящий в нерасторгнутом браке мужчина женился на другой женщине, то последний брак недействителен, однако в праве США существует позволяющая ей унаследовать доктрина предполагаемой супруги (putative spouse): в таком качестве она может унаследовать согласно § 209 Единообразного закона о браке и разводе (Uniform Marriage and Divorce Act) в случае своей добросовестности.

В большинстве признающих этот Закон штатов она может претендовать на такой статус только в случае, если имела место свадебная церемония (именно так в 1990 г. решен спор о выплатах по социальному страхованию судом II округа в деле Томас против Сулливан).

В некоторых же штатах женщина считается предполагаемой женой и в случае, когда мужчина впоследствии расторг брак с законной супругой и продолжил сожительствовать со второй даже при том, что их брак считается по-прежнему недействительным (прецедент Иллинойса 1993 г. по делу о наследстве Уайт против Уайт).

Российское право до 1917 г., строившееся по интерперсональному принципу, с 1805 г. допускало получение имущества всеми женами в полигамном браке. Статья 1161 ч. 1 т. X СЗ гласила: «В наследстве магометан все жены умершего, сколько бы их ни было, получают совокупно из движимого и недвижимого имения, если после мужа останутся дети, 1/8 часть; если же детей не останется, то все жены вместе получают 1/4 часть, а прочее отдается в род умершего. Каждая жена порознь получает из совокупной их части равную долю».

Проблема бигамии традиционно не обходит стороной и российскую наследственную практику, которая, как было сказано еще в 1963 г., «знает случаи, когда за получением свидетельства о праве наследования обращались две жены наследодателя, так как умерший в свое время оформил второй брак, не расторгнув первого».

В российском праве супруг в недействительном браке, а таковым считается любой брак при наличии прежнего нерасторгнутого, однозначно не наследует после другого. «В таких случаях нотариус не имеет права сам решать вопрос о том, который из двух браков является действительным, — писал в 1967 г. М.В. Гордон. — Нотариус не может выдать свидетельства обеим претенденткам. Он должен предложить заинтересованным лицам обратиться в исковом порядке в суд, с тем чтобы суд определил, которая из претенденток может получить наследство». Эти слова актуальны и сейчас.

Однозначность позиции закона в отношении наследственных прав супруга в недействительном браке никак не была затронута действующей с 1996 г. нормой п. 4 ст. 30 СК РФ о правах добросовестного супруга в недействительном браке.

Среди предоставленных ему довольно широких и, по сути, аналогичных супружеским имущественных прав (на получение содержания, на совместность общей собственности при ее разделе, на действительность полностью или частично брачного договора) праву наследования места не нашлось. Доктрина же о таком праве либо ничего не говорит, либо прямо отрицает его существование, что прямо противоположно позиции американского права.

Наследование при незарегистрированном браке по общему праву

Хотя утверждение Ф.М. Решетникова о том, что законодательство США не проводит жестких различий между зарегистрированным и фактическим браком в части порождаемых ими последствий, представляется неверным (разница есть), оно справедливо в другом: англо-американское право, проводя различия, при определенных обстоятельствах признает сожительство именно браком.

Если пара живет вместе без предусмотренной во всех штатах регистрации и свадебной церемонии, то ряд штатов считает таких лиц супругами в силу теории о том, что единственное условие брака — согласие сторон. Этот институт именуется браком по общему праву (common law marriage), так как общее право вплоть до 1753 г. (по мнению Н.В. Орловой — до 1823 г.) не требовало для брака никаких церемоний, а в кальвинистской Шотландии гражданское и религиозное бракосочетание равнозначны поныне.

В современном английском праве фактические супруги не наследуют по закону, но по ст. 1 Закона о наследовании при отсутствии завещания 1975 г. (Inheritance Act) сожитель может обратиться в суд с иском о взыскании материальной помощи как иждивенец наследодателя независимо от того, находился он на полном или частичном иждивении.

«Концепция брака, перенесенная из старого английского права, сохранилась в Америке со времени ее заселения, когда в стране не хватало должностных лиц, уполномоченных совершать браки». Если в середине 1960-х годов брак по общему праву признавали 24 штата, то ныне — лишь 11 (Алабама, Канзас, Огайо, Пенсильвания, Техас, Южная Каролина, Юта и др.).

В остальных штатах такие браки недействительны, за исключением заключенных до принятия современных норм. Причем такой брак, заключенный в штате, где он допустим, признается и штатом, где он отменен. Так, суд Иллинойса в деле 1992 г. Адден против Сторер признал брак по общему праву, заключенный в Огайо проживающей там парой.

Вместе с тем даже в штате, не признающем брак по общему праву, сожители могут приобрести права супругов, основываясь на наличии прямого или косвенного договора. В деле Коннел против Франциско суд Вашингтона в 1994 г. применил к имуществу расставшихся сожителей нормы о разделе имущества супругов, тогда как аналогичное требование гомосексуалиста суд Калифорнии в деле 1988 г. Вортон против Дилингэм отклонил.

Важно учесть, что прецедентом Вашингтона 1989 г. Пеффли-Уорнер против Боуэн установлено, что эта правовая конструкция, позволяя сожителю разделить имущество, не дает ему права наследовать по закону. А вот по искам сожителя о возмещения вреда, причиненного смертью кормильца, прецеденты разнятся в зависимости от природы требований.

Если суд Гавайев 1994 г. в деле Леалайматафоа против Вудворт-Клайд консалтинг установил, что сожитель вправе требовать его как материально зависимый от погибшего, то суд Нью-Джерси 1988 г. в деле Сайкс против корпорации Пропан Роуэр ему отказал, так как он, не доказав материальной зависимости, требовал возмещения только как супруг.

В связи с существованием института брака по общему праву интересная коллизия может возникнуть в России. В силу норм п. 1 ст. 158 СК РФ и п. 2 ст. 2 Закона от 15 ноября 1997 г. «Об актах гражданского состояния» в России действителен брак, совершенный между гражданином России и иностранцем за границей с соблюдением закона места заключения при отсутствии обстоятельств, препятствующих его заключению по ст. 14 СК.

Как пример действительного брака цивилисты обычно приводят брак, совершенный в государстве, признающем регистрацию брака по религиозному обряду, например в тех же США. Но как быть в случае сожительства гражданки России на территории одного из 11 штатов, признающих брак по общему праву, с резидентом такого штата? Очевидно, за такими лицами следует признавать всю полноту имущественных, в том числе наследственных, прав.

Для тех, кому такое решение кажется неправомерным, напомним о существовании подобной нормы и в советском праве. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 ноября 1944 г. «О порядке признания фактических брачных отношений в случае смерти или пропажи без вести на фронте одного из супругов» допускалось установление в порядке особого производства такого факта, и он влек имущественные, в том числе наследственно-правовые, последствия. Существовавшее же до Указа законодательство вообще признавало юридическую силу и за фактическими брачными отношениями.

Наследование при недействительности брака

Если в России недействительный брак не порождает никаких наследственных прав, то в США такое последствие зависит от оснований недействительности.

В Англии и США запрещены браки между родственниками по восходящей и нисходящей линиям, между усыновителем и усыновленным и до третьей степени по боковой линии, т.е. между дядей и племянницей, теткой и племянником, в 29 штатах — между двоюродными братом и сестрой, в половине штатов — между свойственниками по прямой восходящей и нисходящей линиям, т.е. между всеми восходящими и нисходящими родственниками одного из супругов с другим супругом.

Если в Англии брак, заключенный в нарушение норм о брачном возрасте (в Англии и США с согласия родителей — 16 лет, без согласия — 18), абсолютно недействителен, то в 32 штатах США — лишь оспорим, тогда как брак невменяемого в силу душевной болезни ничтожен и в Англии, и в США. «Брак душевнобольного (по-видимому) недействителен и в том случае, когда другая сторона в момент заключения брака не знала о душевной болезни», — указал Э. Дженкс.

Остальные препятствия при определенных условиях могут быть преодолены в суде, например отказ родителей дать согласие на брак в Англии (§ 3 (1) (a, b) Закона о браке 1949 г. (Marriage Act)) или обязательный добрачный медосмотр в ряде штатов США.

В отдельных штатах еще в начале 1980-х годов сохранялось положение о том, что виновная в разводе сторона не вправе заключать брак до тех пор, пока решение о разводе не станет окончательным, но в большинстве штатов ведущей тенденцией стало позволение повторного брака в случае выполнения виновным обязанностей по содержанию другого супруга и ребенка.

Если в соответствии с классической теорией МЧП материальные условия брака регулируются личным законом вступающих в брак, то юристы общего права выдвинули и другую теорию — о том, что брачная правосубъектность должна регулироваться по закону страны (штата) предполагаемого семейного дома.

Но ряд штатов не допускает оспаривания браков по основанию недееспособности супруга после смерти любого из них. Так, в 1987 г. по делу Холл против Нельсон суд Огайо отказал сыну в иске о недействительности брака его умершего отца как недееспособного, поскольку сын, имея возможность заявить иск, пока отец был жив, не делал этого. В то же время суд Канзаса в 1991 г. вынес противоположное решение по делу о наследстве Хендриксон. Кроме того, прецедент Флориды 1980 г. Хоффман против Конс ввел правило: нельзя оспаривать брак по основанию неправомерного влияния на волю супруга.

Автор статьи: В.Б. ПАНИЧКИН



Янв
30

НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ БРАЧНОГО ДОГОВОРА: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ БРАЧНОГО ДОГОВОРА ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

Статья посвящена актуальной в науке семейного права и правоприменительной практике проблеме изменения и расторжения соглашения о разделе имущества, признания его недействительным.

В современных условиях достаточно сложно решить вопрос о возможности признания соглашения супругов о разделе имущества недействительным и, что самое главное, о последствиях такого решения. Специальных норм, касающихся этих вопросов в отношении соглашения о разделе имущества, в Семейном кодексе РФ (ФЗ от 29.12.1995 N 223-ФЗ (ред. ФЗ от 30.06.2008 N 106-ФЗ), далее — СК) нет.

Поэтому в правовой литературе предлагается применять гражданско-правовые нормы. Полагаем, что спешить с этим не следует, даже несмотря на то, что, на первый взгляд, ст. 4 СК допускает применение к семейным отношениям, если это не противоречит их существу, гражданского законодательства в случае, когда имущественные и личные неимущественные отношения между членами семьи не урегулированы семейным законодательством.

В этой связи можно говорить о «перекрестном» регулировании имущественных отношений, т.к. предметом гражданско-правового и семейного регулирования являются имущественные отношения (ст. 2 ГК и ст. 2 СК). Но если в гражданском праве эти отношения в предмете регулирования имеют преимущественный характер, то в семейном праве они не стоят на первом месте.

Тем не менее законодатель, определяя предмет семейно-правового регулирования, отношения, регулируемые семейным законодательством, выстроил в таком порядке: «Семейное законодательство устанавливает условия и порядок вступления в брак, прекращения брака и признание его недействительным, регулирует личные неимущественные и имущественные отношения между членами семьи: супругами, родителями и детьми (усыновителями и усыновленными), а в случаях и пределах, предусмотренных семейным законодательством, между другими родственниками и иными лицами, а также определяет формы и порядок устройства в семью детей, оставшихся без попечения родителей».

Это дает нам основания применять в данном случае не нормы ГК, а нормы СК, касающиеся регулирования имущественных отношений в семье. Из трех указанных в СК договоров, регулирующих имущественные отношения в семье, такие нормы установлены в СК в отношении брачного договора (ст. ст. 43, 44) и алиментного соглашения (ст. ст. 101, 102).

А чтобы этот спорный вопрос вовсе не возникал, сторонам предлагается в своем соглашении о разделе имущества предусмотреть условия, касающиеся порядка изменения и расторжения соглашения, признания его недействительным. Это допустимо и вполне правомерно, т.к. законодатель в ст. 5 «Применение семейного законодательства и гражданского законодательства к семейным отношениям по аналогии» СК указывает, что оно применяется в случаях, если отношения между членами семьи не урегулированы семейным законодательством или соглашением сторон.

Какими нормами права следует руководствоваться, если стороны все же этот вопрос в соглашении не урегулировали? Думаем, ст. ст. 43, 101 СК, из которых можно сформулировать следующие правила. Соглашение о разделе имущества супругов может быть изменено или расторгнуто в любое время по соглашению сторон.

Соглашение об изменении или расторжении соглашения о разделе имущества совершается в той же форме, что и само соглашение о разделе имущества. Односторонний отказ от исполнения соглашения о разделе имущества не допускается. Из п. 2 ст. 101 СК можно заключить, что не допускается одностороннее изменение условий соглашения.

Применение норм права, регулирующих изменение, расторжение брачного договора, к соглашению о разделе имущества мы считаем более правильным не только по аналогии закона, но и в связи с тем, что брачный договор может быть смешанным, которым помимо изменения законного режима имущества может определяться раздел имущества в случае расторжения брака (п. 1 ст. 42 СК). Следовательно, если изменение, расторжение брачного договора, содержащего элементы разных семейно-правовых договоров, в том числе соглашения о разделе имущества, происходит по правилам ст. 43 СК, то вполне закономерно по этим же правилам изменять, расторгать соглашение о разделе имущества, т.к. правовая природа этих семейно-правовых договоров одинакова. Поэтому, исходя из п. 2 ст. 43 СК, можно предположить и для соглашения о разделе имущества супругов судебный порядок его изменения и расторжения по требованию одного из супругов и основания, установленные ГК РФ для изменения и расторжения договора.

Обращает на себя внимание разный подход законодателя в отношении изменения брачного договора и соглашения об уплате алиментов. Если в п. 2 ст. 43 СК законодатель установил, что брачный договор может быть изменен по требованию одного из супругов по основаниям и в порядке, которые установлены ГК РФ для изменения договора, то на указанный порядок и на основания изменения соглашения об уплате алиментов законодатель не ссылается (п. 1 ст. 101 СК).

Однако при этом в п. 4 ст. 101 СК предусмотрено специальное основание для изменения или расторжения соглашения об уплате алиментов — в случае существенного изменения материального или семейного положения сторон и при недостижении соглашения об изменении или расторжении соглашения об уплате алиментов заинтересованная сторона вправе обратиться в суд с иском об изменении или расторжении этого соглашения.

Представляется, что дифференцированный подход в семейном законодательстве к изменению семейно-правовых договоров, регулирующих имущественные отношения, можно объяснить спецификой отношений и отчасти их субъектным составом. Если брачный договор и соглашение о разделе имущества регулируют отношения супругов по поводу имущества, то соглашение об уплате алиментов направлено на предоставление содержания одним членом семьи другому, прежде и чаще всего родителями детям.

А это более значимые с точки зрения жизненных потребностей отношения. И если договором будут нарушаться права стороны, то она должна иметь более обеспеченную правовую защиту, что и выразилось в специальном основании для изменения, расторжения соглашения об уплате алиментов. Поэтому представляется, что близость отношений, регулируемых брачным договором и соглашением о разделе имущества супругов, позволяет нам применять одни и те же порядок и основания изменения и расторжения договора (п. 2 ст. 43 СК). И не только это!

Полагаем, что аналогичным должно быть решение вопроса о гарантиях прав кредиторов супругов. В науке семейного права не обосновываются правовые основания для защиты права кредиторов при заключении соглашения о разделе имущества. Ученые ограничиваются указанием на то, что, «если таким разделом ущемляются права кредиторов, последние вправе оспорить в суде подобную сделку». Так считает Е.А. Чефранова.

Аналогичное мнение высказала М.В. Антокольская: «Отступление от равенства долей не должно нарушать интересы третьих лиц, в частности, если раздел произведен в целях избежания взыскания на имущество одного из супругов».

С.А. Муратова, признавая за супругами право при разделе ими общего имущества отступить от принципа равенства долей, предостерегает: «Однако в таком случае данное соглашение может быть признано судом недействительным по заявлению третьих лиц. К сожалению, никто из названных авторов не привел в обоснование каких-либо весомых аргументов.

Представляется, что есть основания апеллировать к главе 9, посвященной ответственности супругов по обязательствам, т.е. перед третьими лицами. Статья 46 специально посвящена гарантиям прав кредиторов при заключении, изменении и расторжении брачного договора. Российский законодатель возложил на супруга обязанность уведомлять своего кредитора (кредиторов) о заключении, изменении и расторжении брачного договора.

При невыполнении этой обязанности супруг отвечает по своим обязательствам независимо от содержания брачного договора. Французский законодатель предусмотрел дополнительные гарантии. Так, «в свидетельстве о браке в обязательном порядке делается отметка о заключении брачного договора, т.к. брачный договор во Франции может быть заключен только до вступления в брак. Во Франции обеспечен свободный доступ заинтересованных лиц для ознакомления с содержанием брачного договора».
Брачный контракт публикуется в специальном коммерческом регистре с упоминанием предыдущего контракта. Это призвано обеспечить интересы кредиторов супругов и имеет большое значение для успешного бизнеса. Российское законодательство такого права кредиторам не предоставляет.

В этой связи следует констатировать трудности, возникающие у кредиторов в связи с подтверждением в судебном порядке значимых для дела обстоятельств, когда они встают перед необходимостью предъявить иск в защиту своих нарушенных прав. Законом предоставлена кредиторам возможность защищаться.

В соответствии с п. 2 ст. 46 СК: «Кредитор (кредиторы) супруга вправе требовать изменения условий или расторжения заключенного между ними договора в связи с существенно изменившимися обстоятельствами в порядке, установленном ст. ст. 451 — 453 ГК РФ». Но возникает вопрос: о каком договоре идет речь в данной норме права?

Толкование ее неоднозначно, т.к. существует два договора — брачный договор между супругами и договор между кредитором и супругом-должником. Ни из названия главы 9, ни из названия ст. 46, содержащей данную норму права, однозначного вывода сделать нельзя, какой договор может быть изменен или расторгнут. Формулировка нормы права «в связи с существенно изменившимися обстоятельствами» также ситуацию не проясняет.

Существенно изменившиеся обстоятельства могут иметь место и тогда, когда брачный договор заключен до договора супруга с кредитором, и впоследствии кредитор, не получая причитающегося ему по сделке, узнает о брачном договоре, в соответствии с которым неплатежеспособность его контрагента становится ему очевидной. Также существенно изменившиеся обстоятельства могут возникать, когда после заключенного между супругом и кредитором договора супруги заключили брачный договор, которым большая часть имущества закрепляется за вторым супругом.

Следовательно, очевидна необходимость уточнения позиции законодателя, и мы предлагаем изменить редакцию п. 2 ст. 46 СК, считая, что речь в нем должна идти о праве кредитора требовать изменения условий или расторжения брачного договора. Именно этот вариант обеспечивает ему большую защиту нарушенного права, поскольку при изменении условий или расторжении брачного договора у кредитора появляется реальная возможность на удовлетворение своих требований за счет доли имущества супруга должника, определяемой в соответствии с законодательством (п. 1 ст. 39 СК).

Требует своего разъяснения формулировка законодателя в п. 2 ст. 46 СК — «существенно изменившиеся обстоятельства». Полагаем, что с течением времени правильное толкование закона определит судебный прецедент и соответствующие научные исследования, а руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, обязательные для системы судов общей юрисдикции, внесут ясность в этот вопрос.

Поскольку мы распространяем указанные правила на соглашение о разделе имущества супругов, то можно сделать вывод, что и оно в случае нарушения прав кредитора супруга-должника может быть в судебном порядке по иску кредитора супруга изменено или расторгнуто. Поэтому, если соглашение о разделе имущества супругов будет нарушать права кредитора, то кредитору необходимо предоставить право требовать изменения или расторжения соглашения о разделе имущества.

В признании недействительным семейно-правового договора, регулирующего имущественные отношения в семье, можно выделить общее правило, сформулированное нами на основании анализа п. 1 ст. 44 и п. 1 ст. 101 СК. Обойдя вниманием соглашение о разделе имущества супругов, законодатель в отношении брачного договора, соглашения об уплате алиментов использует единый подход: они могут быть признаны судом недействительными полностью или частично по основаниям, предусмотренным ГК РФ для недействительности сделок. Этот подход вполне применим к соглашению о разделе имущества, и его следует распространить на него. Однако специальные основания признания семейно-правового договора недействительным не могут быть общими. На то они и специальные, чтобы учесть специфику каждого из них.

Так, для брачного договора такое специальное основание отражено в п. 2 ст. 44 СК: суд может также признать брачный договор недействительным полностью или частично по требованию одного из супругов, если условия договора ставят этого супруга в крайне неблагоприятное положение. Кроме того, законодатель особо подчеркнул основание ничтожности брачного договора: условия договора, нарушающие другие требования п. 3 ст. 42 СК, ничтожны.

А это значит, что, если брачный договор ограничивает правоспособность или дееспособность супруга, его право на обращение в суд за защитой своих прав, регулирует личные неимущественные отношения между супругами, права и обязанности супругов в отношении детей, предусматривает положения, ограничивающие права нетрудоспособного нуждающегося супруга на получение содержания, или содержит условия, противоречащие основным началам семейного законодательства, он может быть признан ничтожным полностью или в части.

В названии ст. 102 СК — «Признание недействительным соглашения об уплате алиментов, нарушающего интересы получателя алиментов» — отражено специальное основание. Сама норма права, содержащаяся в этой статье, определяет круг лиц, имеющих право на предъявление в суд иска. Такое требование может быть предъявлено законным представителем несовершеннолетнего ребенка или совершеннолетнего недееспособного члена семьи, органом опеки и попечительства, прокурором.

Субъектный состав гражданско-процессуальных отношений более широк в случае оспоримости алиментного соглашения, что объясняется необходимостью более обеспеченной защиты прав несовершеннолетних и совершеннолетних недееспособных членов семьи, а также большей значимостью предоставления содержания для жизненных потребностей в сравнении с предметом брачного договора.

Нормы семейного законодательства специального основания недействительности соглашения о разделе имущества супругов не содержат. Однако есть основания говорить о том, что оно определилось и в судебной практике используется. Так, в п. 11 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 05.11.1998 N 15 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел о расторжении брака» указано: «В случае, когда при расторжении брака в судебном порядке будет установлено, что супруги не достигли соглашения о том, с кем из них будут проживать несовершеннолетние дети, о порядке и размере средств, подлежащих выплате на содержание детей и (или) нетрудоспособного нуждающегося супруга, а также о разделе общего имущества супругов, или будет установлено, что такое соглашение достигнуто, но оно нарушает интересы детей или одного из супругов, суд разрешает указанные вопросы по существу одновременно с требованием о расторжении брака».

В этой связи возникает два вполне закономерных вопроса:

а) что следует понимать под интересами детей или одного из супругов;
б) почему при наличии договора суд безусловно должен рассматривать спор о разделе имущества супругов, игнорируя существование этого договора.

В семейном законодательстве отсутствует нормативное определение «интересы детей». По мнению Е.М. Ворожейкина, «интересы детей не есть раз и навсегда определенная категория. Содержание данного понятия меняется в зависимости от возраста детей, от состояния их развития и других факторов».

Категория «интересы детей» в ряде случаев используется, считает О.Ю. Ильина, как критерий, оценочная категория при регулировании правоотношений между родителями и детьми. Как отмечает Ю.Г. Долгов, охраняемый законом интерес предельно полно охватывает имущественную сферу отношений супругов. «При возникновении противоречий по поводу удовлетворения имущественных интересов каждого из них следует учитывать интересы семьи в целом».

Формулировка «нарушает интересы детей или одного из супругов» по своему звучанию и смыслу очень близка к формулировке специального основания признания недействительным соглашения об уплате алиментов — «нарушает интересы получателя алиментов». Но первая более узкая, более конкретизированная, отражающая связи супругов и их детей.

Полагаем, что не случайно судебная практика пошла по этому пути, т.к. исходит из необходимости защиты стороны, чьи интересы нарушены, а также из общих начал семейного законодательства (п. 3 ст. 1 СК) — равенства прав супругов в семье, обеспечения приоритетной защиты прав и интересов несовершеннолетних членов семьи. Ю.Ф. Беспалов констатирует расширение рамок судебной защиты семейных прав ребенка и говорит об утверждении судебной защиты как основной ее юрисдикционной формы.

Судебная практика оказывает разнообразное влияние на формирование и развитие права — от убеждения до обязательности. Представляется взвешенным подход к судебной практике как сложившейся практике правоприменения. Вместе с тем, как правильно отмечает С.В. Бошно, объектом воздействия судебной практики выступает законотворчество — деятельность компетентных органов государственной власти, местного самоуправления, их должностных лиц по созданию, изменению или отмене нормативных актов.

В связи с изложенным предлагаем внести изменения в п. 2 ст. 38 СК, изложив его в следующей редакции: «Общее имущество супругов может быть разделено супругами по их согласию. По желанию супругов их соглашение может быть нотариально удостоверено. Соглашение о разделе имущества может быть признано недействительным полностью или частично по основаниям, предусмотренным ГК РФ для недействительности сделок.

Суд также может признать соглашение о разделе общего имущества супругов недействительным полностью или частично по требованию одного из супругов, органа опеки и попечительства, если оно нарушает интересы детей или одного из супругов».

Это изменение в законодательство восполнит пробел в семейном законодательстве, устранит «дискриминацию» соглашения о разделе имущества, уравняет возможности правового регулирования отношений соглашением о разделе имущества с другими семейно-правовыми договорами. До внесения изменений в СК, на наш взгляд, следует применять аналогию закона (п. 2 ст. 44 СК). И если соглашение о разделе имущества супругов ставит одного из них в крайне неблагоприятное положение, то он вправе потребовать признания его недействительным полностью или в части.

Конечно, при добровольном разделе общего имущества супруги сами могут определить размеры своих долей, а значит, и перечень вещей, поступающих в индивидуальную собственность. Никакие мотивы их совместного решения в данном случае не имеют значения. Например, муж может передать в собственность жены все совместно нажитое имущество или, наоборот, жена заявит о том, что она вправе претендовать лишь на четверть общего имущества. Все эти решения зависят от личных отношений между супругами, от того, какие моральные ценности им дороги.

Однако такая свобода ограничена необходимостью учета интересов несовершеннолетних детей, заслуживающих внимания интересов другого супруга, а также кредиторов. Проанализировав п. 11 вышеуказанного Постановления Пленума Верховного Суда РФ, можно сделать вывод, что в настоящее время соглашение о разделе общего имущества может быть оспорено, если оно нарушает интересы детей или одного из супругов.

Пока же обращает на себя внимание некорректность формулировки приведенного выше п. 11 Постановления Верховного Суда РФ. Так, высшая судебная инстанция указала на то, что «одновременно с иском о расторжении брака может быть рассмотрено и требование о признании брачного договора недействительным полностью или в части, поскольку такие требования связаны между собой (ч. 1 ст. 128 ГПК РСФСР)».

Следовало бы указать не только на одновременное рассмотрение с иском о расторжении брака требования о признании брачного договора недействительным, но и аналогичных требований в отношении соглашения супругов о том, с кем из них будут проживать несовершеннолетние дети, алиментного соглашения, соглашения о разделе имущества.

Если мы признаем их самостоятельными семейно-правовыми договорами (Верховный Суд перечислил те из них, которые необходимо суду учитывать при расторжении брака), то они, будучи заключенными, требуют единого подхода к их оспариванию, чего не учел в Постановлении Пленум Верховного Суда РФ.

Поскольку, если такие договоры заключены, они должны исполняться, а если они не исполняются, потерпевшая сторона вправе защищать свои права путем предъявления иска об изменении, расторжении, признании их недействительными либо применении последствий недействительности ничтожной сделки (п. 2 ст. 44 СК).

Суд не должен игнорировать существование договоров, заключенных участниками семейных правоотношений. Таким образом, до тех пор, пока суд не разрешит исковое требование об изменении, расторжении, признании недействительным указанных семейно-правовых договоров, в т.ч. и соглашения о разделе имущества, суд не может при расторжении брака разрешать эти вопросы.

Правильность нашего вывода косвенно подтверждается предложением Н.П. Галагановой: «Логичнее дополнить правила главы 8 СК, регулирующей договорный режим имущества супругов, указанием на то, что суд не рассматривает требования о разделе имущества супругов при наличии заключенного в установленном порядке брачного договора, который в числе других вопросов может определять и юридическую судьбу имущества супругов на случай расторжения брака».

Из этого следует, что если супруги заключили соглашение о разделе имущества (самостоятельный семейно-правовой договор или как элемент смешанного семейно-правового договора — брачный договор, содержащий условие о разделе имущества), суд не должен рассматривать требование о разделе имущества до тех пор, пока не ответит на вопрос о его действительности.

В п. 15 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 05.11.1998 N 15 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел о расторжении брака» мы находим следующее разъяснение: «Если брачным договором изменен установленный законом режим совместной собственности, то суду при разрешении спора необходимо руководствоваться условиями такого договора.

При этом следует иметь в виду, что в силу п. 3 ст. 42 СК РФ условия брачного договора о режиме совместного имущества, которые ставят одного из супругов в крайне неблагоприятное положение (например, один из супругов полностью лишается права собственности на имущество, нажитое супругами в период брака), могут быть признаны судом недействительными по требованию этого супруга».

Предложение Н.П. Галагановой мы не можем поддержать, т.к., во-первых, оно односторонне: рассматривая вопросы договорного регулирования отношений в семье, автор вообще не принимает во внимание соглашение о разделе имущества супругов, а ведь посредством его супруги также в договорном порядке регулируют свои имущественные отношения в семье. Если бы автор учитывал это, он разграничивал бы эти договоры и его предложение касалось бы также и соглашения о разделе имущества.

Во-вторых, предложение запоздало, т.к. за семь лет до этого Верховный Суд этот вопрос разрешил в постановлении Пленума, в связи с чем суды общей юрисдикции получили необходимые разъяснения, обязательные для них.

В-третьих, с учетом содержащихся в СК процессуальных правил разбирательства семейных дел (а именно особенностей производства по делам о расторжении брака) это изменение следовало бы вносить не в главу 8, а в ст. 24 «Вопросы, разрешаемые судом при вынесении решения о расторжении брака» СК.

Автор не учел структуру СК и роль процессуальных правил. По мнению Н.М. Костровой, их роль велика и заключается в том, что они призваны специализировать процессуальную форму защиты семейных прав, сделать ее более эффективной с учетом брачно-семейных правоотношений.

Н.П. Галаганова, придерживаясь противоположной нам позиции относительно правовой природы, в частности, брачного договора, считает, что возможно обращение в суд с иском о понуждении другого супруга к исполнению условий брачного договора, поскольку аналогичные иски предъявляются в суд при отказе исполнять любые гражданско-правовые обязательства. Однако С.А. Бабкин полагает, что принудительная реализация порядка владения и пользования общим имуществом, установленного брачным договором, с привлечением судебной власти, в отличие от самого его установления, противоречит сути семейных отношений.

Думаем, в этой области общественных отношений (семейных, урегулированных брачным договором) применяться нормы гражданского законодательства о понуждении к исполнению договорных обязательств не могут. Вопрос о возможности понуждения в судебном порядке к исполнению условий брачного договора, регулирующего порядок владения и пользования общим имуществом, сложный и спорный, законодательством не разрешен, в судебной практике вызывает затруднения, требует отдельного научного анализа.

Автор статьи: Н.Ф. ЗВЕНИГОРОДСКАЯ



Янв
30

НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ БРАЧНОГО ДОГОВОРА

НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ БРАЧНОГО ДОГОВОРА

В данной статье автор представляет обозрение проблемы недействительности брачного договора, в частности различные аспекты заключения брачного договора в связи с рассматриваемой проблемой, последствия недействительности. Рассматривается вопрос возможности конвалидации брачного договора.

Брачный договор по своей правовой природе является сделкой, поэтому ст. 44 СК РФ предусматривает возможность признания его недействительным по основаниям, установленным ГК РФ для недействительных сделок.

Брачный договор в принципе может быть заключен с любым пороком. Так, если не соблюдено его нотариальное оформление, то брачный договор является ничтожным, за исключением случаев, когда он был заключен в период с 1 января 1995 г. по 1 марта 1996 г. на основании ст. 256 ГК РФ, потому что ГК РФ не предусматривал его обязательную форму и он мог заключаться в простой письменной форме.

Фактически последствие несоблюдения нотариальной формы сделки, заключенной после 1 марта 1996 г. скажется для супругов в случае спора между ними по разделу имущества, при необходимости подтверждения своего права собственности на такой объект супружеского имущества, который зарегистрирован на имя одного из супругов, а по договору должен быть передан другому.

Если супруги заключили данный договор в простой письменной форме, не удостоверив его нотариально, и этот договор оба добросовестно выполняют, то никаких особых проблем в связи с нарушением требования о форме брачного договора у них не возникает.

Возможно заключение брачного договора, условия которого ставят одного из супругов в крайне неблагоприятное положение (п. 2 ст. 44 СК РФ) либо если в нем содержится одно из условий, на недопустимость которого указывает п. 3 ст. 42 СК РФ.

Такой брачный договор является недействительным согласно ст. 168 ГК РФ полностью или в части, если можно предположить, что он был бы совершен и без включения недействительной его части. Брачный договор вряд ли может быть заключен с целью, противной основам правопорядка и нравственности, поскольку он имеет чисто «внутрисемейную» направленность и, полагаем, не может затрагивать интересы правопорядка и нравственности.

Брачный договор может быть заключен для вида, без цели создать соответствующие ему правовые последствия, например во избежание обращения взыскания на долю одного из супругов в общем имуществе. Не исключено заключение брачного договора с целью прикрыть другую сделку, например договор дарения, мены, хотя вероятность заключения брачного договора с таким пороком невелика. При заключении мнимого или притворного брачного договора он считается ничтожным.

Не исключены ситуации, когда в период совершения брачного договора один из супругов не понимал значения своих действий или не мог руководить ими или же был недееспособным. Правда, трудно представить ситуацию, когда один из супругов не знает о недееспособности другого. Это может быть, если лица, заключающие брак, знакомы непродолжительное время и одна сторона не знает, что другая признана недееспособной в установленном законом порядке.

При совместном проживании скрыть психическое заболевание, могущее повлечь признание гражданина недееспособным, крайне сложно, ведь недееспособным суд признает только такого гражданина, который вследствие психического расстройства не может понимать значение своих действий или руководить ими (п. 1 ст. 29 ГК РФ). Однако душевнобольной человек в состоянии ремиссии может ничем не отличаться от здорового. Поэтому при отсутствии явных признаков психического расстройства недееспособность одной из сторон, заключающих брачный договор, должна лежать на совести другого лица.

Следует согласиться с мнением А.Е Казанцевой, считающей, что нотариус не должен требовать документы, подтверждающие дееспособность гражданина. Чтобы обезопасить себя, он должен в этом убедиться не только в результате собственной беседы с супругами, но и прямо спросив их, не признан ли кто из них недееспособным.

И если случится, что одна из сторон скрыла факт недееспособности другой, то в этом случае он совершает нарушение закона и должен сам нести последствия признания такого договора недействительным, возмещая, в частности, убытки, причиненные недееспособному супругу.

Следующим основанием недействительности брачного договора может быть порок воли. К сделкам, заключенным с пороками воли, относятся сделки, заключенные под влиянием заблуждения, обмана, угрозы, насилия, злонамеренного соглашения представителей одной стороны с другой стороной, сделки, заключенные при стечении тяжелых обстоятельств.

Брачный договор не имеет себе подобных в отличие от некоторых гражданских договоров. Он не может быть заключен под наименованием какого-либо тождественного или сходного договора. Он не имеет материального (имущественного) предмета. И если теоретически можно представить заключение брачного договора под влиянием заблуждения, то фактически невозможно будет доказать, что это так.

«Не исключается заключение брачного договора под влиянием обмана, когда, например, один из супругов (особенно лицо, вступающее в брак) скрывает какие-то обстоятельства о своем материальном положении, доходах, особенно о будущих поступлениях, склоняя другого супруга заключить брачный договор, предусмотрев раздельный режим имущества супругов».

Нельзя исключать заключение брачного договора под влиянием угрозы, насилия, особенно супругами, прожившими вместе некоторое время. Необходимо отметить, что обман, угроза, насилие могут исходит как от стороны сделки, так и от другого лица, действующего в ее интересах.

Брачный договор не может быть заключен через представителя, а поэтому его нельзя заключить с таким пороком, как злонамеренное соглашение представителя одной стороны с другой стороной.

Может ли быть признан брачный договор кабальной сделкой? «Стечение тяжелых обстоятельств (кабальность сделки) само по себе не является основанием недействительности сделки».

Для этого необходимы два условия:

1) наличие действий другой стороны, свидетельствующих о том, что она такими тяжелыми обстоятельствами воспользовалась;
2) заключение сделки на крайне, а не просто невыгодных условиях.

Иначе говоря, бывает так, что одна сторона, совершающая сделку, находится в каких-то тяжелых обстоятельствах, а другая сторона, зная об этом, заключает сделку на крайне невыгодных для первой стороны условиях в своих корыстных интересах.

Полагаем, что брачный договор не может быть признан кабальной сделкой, так как для этого необходимо одновременное наличие двух обстоятельств: одна сторона вынуждена заключить сделку на невыгодных для себя условиях в силу стечения тяжелых обстоятельств, а другая сторона пользуется этим.

Данный юридический состав характерен для возмездных сделок, где виновная по сделке сторона получает выгоду за счет стечения тяжелых обстоятельств у другой стороны, а другая сторона заключает сделку себе в убыток.

Брачный договор не предполагает встречного предоставления, а также может содержать условия, согласно которым ни одна сторона ничего не передает другой, если, например, предусматривается раздельная собственность.

Недействительность сделки в гражданском праве влечет прекращение между субъектами каких-либо правовых отношений, кроме тех, которые связаны с последствиями недействительности сделки (ст. 167 ГК РФ). Поскольку не исключается недействительность брачного договора, то возникает вопрос о применимости к нему последствий недействительности сделки.

Последствия признания сделок недействительными, указанные в ст. 167 ГК РФ, предусматривают возврат сторон в первоначальное положение. Двусторонняя реституция (восстановление прежнего состояния) выражается в передаче одной стороной другой всего полученного по сделке в натуре, а если это невозможно — в виде денежной компенсации (п. 2 ст. 167 ГК РФ).

Если брачным договором, признанным недействительным, не предполагалась передача одним супругом другому какого-то имущества, то применить к нему двустороннюю реституцию невозможно по объективным причинам.

Если же в результате заключения брачного договора стороны (одна сторона) передали друг другу имущество, допустим, согласно брачному договору изменился режим недвижимого имущества, то при недействительности такого брачного договора двусторонняя реституция должна быть применена не в плане передачи полученного имущества супругами друг другу, а в плане возврата в прежнее положение, т.е., полагаем, должен восстановиться законный режим имущества супругов.

Применение односторонней реституции и недопущение реституции (конфискация) также нежелательны, так как нарушают права супругов. Например, признается недействительным брачный договор в силу порока воли одной из сторон сделки, которой устанавливается режим раздельной собственности на недвижимое общее имущество, тогда фактически к каждому из них переходит право собственности на конкретное недвижимое имущество, тогда как до раздела они имели на все общее имущество равные права (ст. 35, п. 1 ст. 39, ст. 42 СК РФ).

В таком случае применение односторонней реституции предполагает передачу имущества, перешедшего, скажем, к супруге (потерпевшей стороне), в доход государства, а имущество, полученное супругом (виновной стороной), передается супруге. Если супруги после этого продолжают жить вместе, одной семьей, то их имущественная масса уменьшается.

Абсолютно справедливо отмечает А.Е Казанцева, что применение односторонней реституции «никого здесь не защищает, а наказывает обоих супругов». Таким образом, единственное последствие, которое нужно применять при недействительности брачного договора, — это восстановление законного режима имущества супругов, что и нужно закрепить в СК РФ.

Вызывает затруднение и применение п. 2 ст. 165 ГК РФ, дающего право конвалидации сделки, т.е. суд может признать не оформленную надлежащим образом сделку действительной, если одна из сторон полностью или частично исполнила сделку, а другая сторона уклоняется от нотариального удостоверения сделки.

Для подтверждения высказанного тезиса необходимо определить, какие существуют условия возникновения права на конвалидацию и имеются ли они в данном случае. Общим условием возникновения права на конвалидацию брачного договора является п. 2 ст. 41 СК РФ, предусматривающий обязательную нотариальную форму брачного договора, и п. 1 ст. 165 ГК РФ, в диспозиции которого говорится о ничтожности сделки, нотариальная форма которой не соблюдена.

Сказанное означает, что брачный договор не должен иметь иных пороков, кроме отсутствия требуемой нотариальной формы.

Специальными условиями, а их, думается, несколько, возникновения права на конвалидацию являются следующие:

а) предусмотренный п. 2 ст. 165 ГК РФ факт несоблюдения обязательной по закону нотариальной формы сделки;

б) полное или частичное исполнение такой сделки одной из сторон;

в) уклонение другой стороны от ее нотариального удостоверения.

Как видно, наличие общих условий возникновения права на предъявление иска об исцелении ничтожной сделки дает возможность предъявить иск лицу, имеющему намерение совершить брачный договор в обход нотариуса, что, кстати, экономически выгодно для истца, так как размер государственной пошлины по такому иску составляет 100 рублей (пп. 3 п. 1 ст. 333.19 НК РФ), а при удостоверении брачного договора нотариусом взимается 500 рублей (пп. 10 п. 1 ст. 333.24 НК РФ).

Однако без указания на специальные условия возникновения права на конвалидацию брачного договора иск будет лишен фактического основания и подлежит оставлению без движения (п. 1 ст. 136 ГПК РФ) до исправления недостатков в срок, указанный судьей.

Поэтому истец, предъявивший исковое заявление о конвалидации брачного договора, должен указать, а в судебном заседании и доказать полное или частичное исполнение им брачного договора, под которым в доктрине понимается «предоставление, составляющее хозяйственную цель договора и произведенное в связи с ним».

Определить факт полного или частичного исполнения брачного договора, думается, невозможно. Если стороны предусмотрели обязанность одного супруга предоставлять содержание другому супругу: оплачивать, допустим, коммунальные платежи, расходы на автотранспортное средство, то эти платежи — периодические и не всегда предполагают совершение действий по принятию исполнения.

К тому же в данном случае в исцелении брачного договора заинтересована сторона, управомоченная на получение предоставления, а она, как следует из смысла п. 2 ст. 165 ГК РФ, не имеет права на предъявление такого иска. Если стороны хотят изменить режим имущества, то никакого предоставления не предполагается.

Необходимо также указать на факт уклонения одной стороны брачного договора от его нотариального удостоверения, что, думается, несложно, как и последующее доказывание этого факта. Однако обратить внимание нужно на следующее. Сторона, не желающая обратиться к нотариусу, представляется, до конца не сформировала свою волю.

Незавершенность волеизъявления стороны, отсутствие и самой перфекции договора при отсутствии факта полного или частичного исполнения сделки и являются подлинной причиной неисцелимости сделки.

На основании изложенного можно сделать вывод, что к брачному договору неприменимы положения ст. 165 ГК РФ о конвалидации сделки и неприменимы последствия недействительности сделки.

Автор статьи: Е.П. ТИТАРЕНКО



Янв
29

СООТНОШЕНИЕ РЕСТИТУЦИИ И ВИНДИКАЦИИ ПРИ ОПРЕДЕЛЕНИИ ПОСЛЕДСТВИЙ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ СДЕЛОК

СООТНОШЕНИЕ РЕСТИТУЦИИ И ВИНДИКАЦИИ ПРИ ОПРЕДЕЛЕНИИ ПОСЛЕДСТВИЙ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ СДЕЛОК

В российском гражданском праве общим последствием недействительности сделок является двусторонняя реституция (от латинского «restituere» — восстанавливать, возмещать, приводить в порядок).

В соответствии со ст. 167 ГК РФ, содержащей общие правила о последствиях недействительности сделок, каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по сделке, а в случае невозможности возвратить полученное в натуре (в том числе когда полученное выражается в пользовании имуществом, выполненной работе или предоставленной услуге) возместить его стоимость в деньгах. Таким образом, стороны возвращаются в положение, в котором находились до совершения сделки (первоначальное правовое положение).

Согласно п. 2 ст. 167 ГК РФ двусторонняя реституция наступает во всех случаях недействительности сделки, если в законе не указаны иные имущественные последствия.

Двусторонняя реституция, в частности, предусмотрена для случаев недействительности сделок, совершенных:

— с нарушением формы;
— с нарушением правил о государственной регистрации сделки;
— с выходом за пределы правоспособности юридического лица;
— с выходом за пределы ограничений полномочия на совершение сделки;
— недееспособными гражданами; малолетними, не достигшими 14-летнего возраста; несовершеннолетними в возрасте от 14 до 18 лет;
— гражданами, ограниченными в дееспособности;
— гражданином, не способным понимать значение своих действий и руководить ими;
— под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение.

Наконец, указанные последствия наступают при признании сделки недействительной как совершенной с целью, противной основам правопорядка и нравственности, если ни одна из сторон не допустила умысла.

Согласно п. 2 ст. 167 ГК РФ если по недействительной сделке состоялась передача имущества (вещи), то у получателя уже в самый момент такой передачи возникает обязанность возвратить то же самое имущество другой стороне сделки.

Это обусловлено тем, что у получателя в силу недействительности совершенной сделки не возникает и не может возникнуть права собственности или иного права титульного владения на предоставленное имущество, по крайней мере до тех пор, пока оно не утрачивает своих индивидуальных признаков. Обязанность возвратить вещь продолжает существовать, если последняя сохраняется в натуре, находится во владении получателя и может быть идентифицирована. При отсутствии же этих условий данная обязанность заменяется другой — обязанностью возместить стоимость полученного по сделке в деньгах.

Так, в Постановлении Федерального арбитражного суда Центрального округа от 27 марта 2007 г. по делу N А09-1322/06-10 указывается: «В силу п. 2 ст. 167 ГК РФ при недействительности сделки каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по сделке. Так как пользование помещением возвратить нельзя, то с ЗАО «РОСТЭК-Брянск» по праву взыскано 270000 руб. как плата за фактическое пользование помещением».

Итак, если договор по отчуждению имущества другому лицу будет впоследствии признан судом недействительным, собственник этого имущества в порядке реституции, предусмотренной ст. 167 ГК РФ, вправе потребовать возврата имущества.

Однако часто случается, что отчужденное собственником имущество со временем передается новым приобретателем другим лицам. В этой ситуации собственнику возвратить свое имущество сложнее. Чем длиннее цепочка передачи имущества, тем более «добросовестней» становится его новый приобретатель. Анализ судебной практики позволяет сделать вывод, что права последующих приобретателей имущества защищены надежнее прав собственника.

Высший Арбитражный Суд РФ в Постановлении Пленума от 25 февраля 1998 г. N 8 «О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» сделал вывод, что требования собственника о возврате ему имущества при рассмотрении иска о признании недействительной сделки купли-продажи, в которой он не участвовал, не соответствуют нормам права и потому удовлетворению не подлежат (п. 25 Постановления).

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П «По делу о проверке конституционности положений п. п. 1 и 2 ст. 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами ряда граждан» содержится разъяснение, указывающее, что при предъявлении собственником требования о признании недействительной возмездной сделки, совершенной неуправомоченным отчуждателем, в случае если будет установлена добросовестность приобретателя имущества, в иске должно быть отказано.

Конституционный Суд РФ при принятии указанного Постановления руководствовался следующими нормами закона. Согласно ст. 168 ГК РФ на сделку, совершенную с нарушением закона, не распространяются общие положения о последствиях недействительности сделки, если законом указаны иные последствия данного нарушения.

Понятие «добросовестное приобретение», содержащееся в ст. 302 ГК РФ, применяется в случае приобретения имущества не непосредственно у собственника, а у неуправомоченного отчуждателя, последствием же будет выступать виндикация (возврат имущества из незаконного владения), а не двусторонняя реституция.

Собственник или законный владелец имеют право предъявить требование о признании сделки недействительной, если заключена была только одна сделка. Если же совершено несколько сделок и в результате от неуправомоченного отчуждателя имущество приобретено добросовестным приобретателем, то собственник или законный владелец могут рассчитывать только на удовлетворение виндикационного иска и лишь при наличии указанных в ст. 302 ГК РФ оснований.

Вместе с тем ст. 302 ГК РФ ставит определенные условия возможности предъявления такого иска.
Во-первых, лицо, передавшее имущество новому владельцу (добросовестному приобретателю), должно быть не вправе его отчуждать.

Во-вторых, это имущество должно быть получено добросовестным приобретателем по возмездной сделке.

И наконец, самое главное — собственнику надо доказать, что истребуемое имущество выбыло из его владения помимо его воли. Если это доказано не будет, собственник рискует проиграть виндикационный иск.

Первое и третье условия предъявления виндикационного иска доказываются одним обстоятельством. Если договор о возмездном отчуждении имущества добросовестному приобретателю будет признан судом недействительным, значит, и лицо, передавшее это имущество, не имело права этого делать, поскольку недействительная сделка не влечет правовых последствий, кроме тех, которые предусмотрены законом.

В данном случае недействительная сделка не может породить последующую правомерность передачи имущества другим лицам. То же можно применить и к третьему условию виндикационного иска.

Однако помимо предъявления виндикационного иска собственник может применить правила п. 2 ст. 167 ГК РФ, где записано, что при невозможности возвратить полученное по недействительной сделке в натуре стоимость имущества возмещается в деньгах. Правда, это не всегда в интересах собственника. Ему важнее получить утраченное имущество, а не деньги за него, поскольку по двусторонней реституции он также становится обязанным возвратить полученную от приобретателя имущества денежную сумму.

Таким образом, можно сделать следующие выводы. Предъявить требование о возврате переданного имущества собственник может только лицу, которому он это имущество непосредственно передал, с которым он состоял в договорных отношениях.

Если имущество, отчужденное собственником, передано его приобретателями другим лицам, с которыми у собственника нет договорных отношений, и эти лица подпадают под признаки добросовестных приобретателей, собственник не вправе предъявить к конечным владельцам имущества иск о применении реституции. В этом случае предъявляется иск об истребовании имущества из чужого незаконного владения (ст. 302 ГК РФ) либо требование к первому приобретателю его имущества возврата денежной суммы, равной стоимости утраченного имущества.

Право собственности на неправомерно отчужденное имущество у лица возникает при наличии ряда условий. Как указывалось, одним из условий признания приобретателя собственником имущества выступает его добросовестность. Согласно ст. 302 ГК РФ добросовестность состоит в том, что лицо «не знало и не могло знать», что владелец имущества не имел права его отчуждать.

Данное условие возникновения права собственности у добросовестного приобретателя также конкретизируется в абз. 1, 2 п. 3.1 Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 21 апреля 2003 г. N 6-П «О проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 ст. 167 ГК РФ в связи с жалобами граждан О.М. Мариничевой, А.В. Немировской, З.А. Скляновой и В.М. Ширяева»: «Гражданским кодексом Российской Федерации предусмотрено, что собственник вправе истребовать свое имущество из чужого незаконного владения (ст. 301).

Согласно п. 1 ст. 302 если имущество возмездно приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, о чем приобретатель не знал и не мог знать (добросовестный приобретатель), то собственник вправе истребовать это имущество от приобретателя в случае, когда имущество утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путем помимо их воли.

По смыслу данных законоположений суд должен установить, что имущество выбыло из владения собственника или из владения лица, которому оно было передано собственником во владение, в силу указанных обстоятельств, а также что приобретатель приобрел имущество возмездно и что не знал и не мог знать о том, что имущество приобретено у лица, не имевшего права на его отчуждение; при этом приобретатель не может быть признан добросовестным, если к моменту совершения возмездной сделки в отношении спорного имущества имелись притязания третьих лиц, о которых ему было известно, и если такие притязания впоследствии признаны в установленном порядке правомерными».

Соответственно судом должны быть исследованы обстоятельства, свидетельствующие о добросовестности приобретателя (либо о его недобросовестности), и данный факт должен не просто предполагаться, а быть тщательно доказан.

Аналогичная позиция содержится и в п. 24 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 25 февраля 1998 г. N 8 «О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав»: «Приобретатель должен доказать, что он приобрел имущество возмездно и что он не знал и не мог знать о том, что имущество приобретено у лица, не имеющего права на его отчуждение». Таким образом, именно на приобретателя возложена обязанность доказать свою добросовестность.

Соответствующие нормы известны и законодательству других стран, например, в Австрийском уложении 1811 г. приобретение права собственности ставится в зависимость от добросовестности приобретателя. «Добросовестность по австрийскому праву состоит не в одном простом незнании о пороках приобретения.

Требуется более или менее основательное убеждение в действительности приобретения, причем к недобросовестному лицу приравнивается всякий, кто мог почерпнуть основательные подозрения из каких бы то ни было обстоятельств: из свойств приобретаемой вещи, из низкой цены ее, из личных качеств отчуждателя и т.д.».

Аналогичных принципов придерживается и судебная практика. Рассмотрим в качестве примера Постановление Федерального арбитражного суда Волго-Вятского округа от 17 января 2007 г. по делу N А43-49227/2005-17-1303:

Ответчик не представил надлежащих доказательств, подтверждающих добросовестность приобретения спорного имущества.

Из материалов дела видно, что Воробьев В.Г. и Печкина Н.Ф. являются сводными братом и сестрой. В период с 02.09.2002 до 12.01.2004 Печкина Н.Ф. была директором ООО «ГиС», а после увольнения с должности директора принята с 19.01.2004 на постоянную работу в ЗАО «Содружество-НН» на должность бухгалтера.

Увольнение Печкиной Н.Ф. с должности директора ООО «ГиС», переход ее на постоянную работу в ЗАО «Содружество-НН» и обращение ООО «ГиС» в арбитражный суд с иском о признании указанных договоров недействительными по времени совпадают. Постановлением Федерального арбитражного суда Волго-Вятского округа от 03.11.2004 договоры купли-продажи недвижимого имущества от 03.01.2003 N 01, 02, 03 признаны взаимосвязанными сделками.

Документов, подтверждающих то, что ООО «Нижегородопт» использовало или планировало использовать приобретенное имущество в своей хозяйственной деятельности, в деле нет. Таким образом, ЗАО «Содружество» могло знать о всей цепочке незаконных сделок, в том числе и о последней.

Оценив представленные доказательства, суд обоснованно пришел к выводу об отсутствии оснований для признания ответчика добросовестным приобретателем на основании требований статьи 302 Гражданского кодекса Российской Федерации.

Аргумент ЗАО «СоюзНафтаГАЗ» о том, что положения Постановления Пленума ВАС РФ от 25.02.1998 N 8 не могут применяться, поскольку данный документ является подзаконным актом, не принимается во внимание. В соответствии со статьей 13 Федерального конституционного закона от 28.04.1995 N 1-ФКЗ «Об арбитражных судах в Российской Федерации» постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации обязательны для арбитражных судов в Российской Федерации. В данном случае Пленум дал разъяснения по вопросу судебной практики рассмотрения споров, связанных с защитой права собственности, и суд обязан ими руководствоваться».

Поскольку в настоящий момент приобретатель недвижимого имущества имеет возможность получить достоверную информацию о его владельце из соответствующего реестра, то в отношении недвижимого имущества вполне справедливым является условие о необходимости доказывания добросовестности приобретателя.

Данное правило должно действовать и в отношении ряда движимых вещей, подвергаемых особому контролю и регистрации, позволяющих приобретателю проверить сведения об их владельце. Например, к таким движимым вещам можно отнести автотранспортные средства.

В случае совершения сделки с недвижимостью приобретатель вправе доверять записи в реестре так же, как и приобретатель движимой вещи может довериться факту владения отчуждателя. Следовательно, необходим специальный способ защиты интересов добросовестного приобретателя недвижимости, которым является так называемый принцип публичной достоверности реестра прав на недвижимое имущество.

«Принцип публичной достоверности действует во множестве иностранных законодательств, где существует регистрация прав на недвижимость. Самым ярким примером является норма § 892 Германского гражданского уложения, которая гласит: «Содержание поземельной книги признается достоверным в отношении того, кто вследствие совершения сделки приобрел право на земельный участок или право, обременяющее указанное право…».

Аналогичное положение содержится в ст. 2962 Гражданского кодекса Квебека: «Лицо, которое приобрело вещное право на недвижимое имущество, являющееся предметом регистрации, добросовестно полагаясь на регистрационные записи, сохраняет свое право, если оно было оглашено». Таким образом, в отношении недвижимого имущества приобретатель, который положился на регистрационную запись, становится собственником и сохраняет свое право несмотря на то, что запись не соответствовала действительности (ст. 2962 Гражданского кодекса Квебека)».

По мнению Ф.О. Богатырева, вводить принцип публичной достоверности реестра без каких-либо исключений было бы опасно, принимая во внимание случаи подлога, совершение записи под влиянием насилия или угрозы насилия.

Действительно, такие случаи возможны, но нельзя расширять список исключений из принципа публичной достоверности, хотя возможны и другие случаи, когда запись в реестре не соответствует действительности, например, недвижимое имущество акционерного общества отчуждено управляющей компанией, запись о переходе права собственности внесена в реестр, но арбитражный суд признал недействительным решение общего собрания акционеров о назначении управляющей компании.

Таким образом, запись в реестре не соответствует действительности, а вопрос защиты прав добросовестного приобретателя как никогда актуален. Случаев, когда запись в реестре не соответствует действительности, в арбитражной практике великое множество, и большинство из них — результат приватизации 90-х годов. Таким образом, пришлось бы придумать немыслимое количество ограничений принципа публичной достоверности, что свело бы на нет все его достоинства.

Решением проблемы могло бы стать принятие принципа публичной достоверности в его полной силе, как это сделано в Австралии актом Торренса 1861 г. «По акту Торренса приобретение права вооружается абсолютной публичной достоверностью, защищающей не только третьего приобретателя, но и первого.

Исключается принципиально всякое оспаривание приобретения с чьей-либо стороны и по каким-либо материальным основаниям, исключая только случаи подлога. Отсюда, материально потерпевший отсылается актом почти исключительно к кондикционному иску. В отношении акта Торренса действует без изъятия начало: чего нет в вотчинной книге, того нет и в действительности, и обратно: что есть в книге, то, и только то, есть и в действительности».

При таких жестких условиях интересы правообладателя, затронутые необходимостью обеспечения прочности оборота, в соответствии с общими принципами гражданских прав подлежат восстановлению за счет неуправомоченного отчуждателя, а если у последнего не хватит средств — то за счет специального страхового фонда, формируемого из средств, поступающих от регистрации.

Однако в отношении всех остальных движимых вещей более правильным будет являться сохранение презумпции добросовестности приобретения, поскольку приобретатель в этом случае довольно часто не может проверить права своего контрагента на движимое имущество. Следует отметить, что в указанных Постановлениях высших судебных инстанций вопросы об обязанности доказывания факта добросовестности приобретения в зависимости от вида имущества (движимое или недвижимое) не анализировались, и руководящих разъяснений по данной проблеме не имеется.

В отличие от ст. 302 ГК РФ параграф 932 Германского гражданского уложения содержит более подробные положения о категории добросовестности:

1. Вследствие отчуждения, произведенного на основании параграфа 929, приобретатель становится собственником, даже если вещь не принадлежала отчуждателю, за исключением тех случаев, когда он в момент приобретения права собственности действовал недобросовестно. В случае, указанном в предложении 2 параграфа 929, это действует только тогда, когда приобретатель получил вещь от отчуждателя во владение.

2. Приобретатель не является добросовестным, если он знал или мог знать, но не знал лишь вследствие грубой небрежности, что вещь не принадлежит отчуждателю.

Соответственно лицо, не проявляющее необходимую осмотрительность, по Германскому гражданскому уложению рассматривается как недобросовестный приобретатель. Однако толкование положения ст. 302 ГК РФ о том, что лицо «не знало и не могло знать», также дает основание сделать вывод о недопустимости признания приобретателя добросовестным, если в его действиях присутствовала грубая небрежность (грубая неосторожность). Таким образом, приобретатель признается добросовестным только при отсутствии в его действиях умысла либо наличия только простой неосторожности.

Вопрос о возникновении права собственности у добросовестного приобретателя имущества от неуправомоченного отчуждателя, равно как и вопрос о прекращении права бывшего собственника имеют безусловный приоритет для практики.

Австрийское гражданское уложение 1811 г. впервые указывает именно на приобретение владельцем права собственности на чужую вещь. Причем такой способ приобретения права собственности не является общим правилом, имея в виду, что по Австрийскому уложению защищается приобретение движимых вещей в строго определенных случаях: приобретение на публичном аукционе; приобретение от профессионального торговца; приобретение вещей, вверенных для пользования или хранения; приобретение от мнимого наследника; приобретение наличных денег и бумаг на предъявителя.

Во всех этих случаях добросовестный приобретатель, несмотря на отсутствие у отчуждателя прав на отчуждение, делается собственником. Спорная вещь не подлежит виндикации, а право собственности приобретается свободным от лежащих на нем вещных обременений.

На тех же позициях стоит и Германское гражданское уложение 1896 г., § 932 которого установлено, что при определенных условиях приобретатель делается собственником, а приобретенное движимое имущество освобождается от обременений, если приобретатель действовал добросовестно.

Для этого необходимо наличие условий, установленных законом. Так, приобретателю требуется добросовестность, а между приобретателем и отчуждателем должно быть заключено соглашение о переходе права собственности (вещный договор), причем в отчуждательной сделке допускается только один дефект: отсутствие правомочия у отчуждателя.

В проекте Российского Гражданского уложения 1905 г. мы встречаем тот же подход. В нем закреплены положения о приобретении права собственности движимой вещи от неуправомоченного лица. Эти нормы нашли отражение в приведенных ниже трех статьях — 751, 752, 753.

751. Движимая вещь признается собственностью того, кто ею владеет, пока не доказано противное.

Право собственности или иное вотчинное право на движимую вещь, приобретенное от владельца, остается в силе, хотя бы впоследствии по судебному решению было признано, что вещь эта владельцу не принадлежала.

Лицо, незаконно распорядившееся вещью, подлежит ответственности на основании статьи 748.

752. Бесповоротность вотчинных прав на движимые вещи не наступает:

1) если право приобретено безвозмездно;
2) если приобретатель во время приобретения права действовал недобросовестно, зная, что вещь не принадлежит лицу, от которого право им приобретено, и
3) в отношении вещей похищенных или потерянных.

753. Добросовестность приобретения вотчинных прав (ст. ст. 747, 748 и 752) всегда предполагается, и тот, кто ссылается на недобросовестность, должен ее доказать».

В 40-х годах прошлого века юридическая природа приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя была исследована Б.Б. Черепахиным. По его мнению, добросовестное приобретение права собственности от неуправомоченного отчуждателя является первоначальным способом приобретения права собственности, так как право собственности приобретателя не зависит от права собственности отчуждателя и от права собственности прежнего собственника. Оно приобретается свободным от всяких обременений, если приобретатель добросовестно о них не знал и не мог знать.

Придерживался данной точки зрения и И.Н. Трепицин: «Практика применения Кодекса Наполеона обозначила очень важный вывод: право собственности приобретается свободным от вещных обременений. Общее мнение таково: не только право собственности, но и все ограниченные вещные права третьих лиц также исчезают моментально, если приобретатель был добросовестным и о них не знал. Право собственности приобретается в такой полноте, в какой его представляет себе добросовестный приобретатель, независимо от юридического положения отчуждателя».

В то же время добросовестное приобретение права собственности от неуправомоченного отчуждателя является двусторонне-сделочным (договорным) приобретением, так как к его фактическому составу относится договор купли-продажи, мены и другие договоры добросовестного приобретателя с неуправомоченным отчуждателем. Этот договор должен быть действительным, кроме правомочия отчуждателя на отчуждение.

На сегодняшний день спор относительно возможности возникновения у добросовестного приобретателя права собственности на спорное имущество в случае отказа в виндикационном иске его собственнику является особенно острым.

Обусловлено это тем, что в Гражданском кодексе Российской Федерации 1994 г. нет указания, каким образом приобретается право собственности добросовестным приобретателем. Статьей 218 ГК РФ прямо не предусмотрено приобретение права собственности добросовестным приобретателем от неуправомоченного отчуждателя, как и ст. 235 ГК РФ не предусмотрено соответствующего основания для прекращения права собственности.

Данный пробел отчасти восполнил Пленум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. Так, в п. 25 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8 «О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» указано: «Если право собственности подлежит государственной регистрации, решение суда является основанием для регистрации перехода права собственности к покупателю».

Имеется в виду решение суда об отказе в удовлетворении иска о возврате имущества от добросовестного приобретателя. Поэтому арбитражные суды при разрешении споров исходят из признания добросовестного приобретателя собственником, что на сегодняшний день является гарантией реализации интересов добросовестного приобретателя и обеспечением прочности гражданского оборота в целом.

В настоящее время ст. 223 ГК РФ действует в следующей редакции: «Недвижимое имущество признается принадлежащим добросовестному приобретателю (пункт 1 статьи 302) на праве собственности с момента указанной в настоящем пункте государственной регистрации, за исключением предусмотренных статьей 302 настоящего Кодекса случаев, когда собственник вправе истребовать такое имущество от добросовестного приобретателя» (абзац введен Федеральным законом от 30 декабря 2004 г. N 217-ФЗ).

Таким образом, введено специальное основание для возникновения права собственности на объекты недвижимости, но в отношении движимого имущества такого основания не предусмотрено, что обусловливает значительный пробел в правовом регулировании.

Ранее был разработан проект Федерального закона о дополнении Гражданского кодекса Российской Федерации ст. 234.1 следующего содержания:

«1. Лицо, у которого в соответствии со статьей 302 настоящего Кодекса не может быть истребовано движимое имущество, признается собственником такого имущества.
Лицо, владеющее движимым имуществом на основании иного права, чем право собственности (добросовестный арендатор, залогодержатель и другие), вправе защищать свое владение на условиях, указанных в статье 302 настоящего Кодекса.

2. Право собственности на недвижимое имущество, приобретенное по возмездной сделке у лица, право собственности которого было зарегистрировано в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество и сделок с ним, не подлежит оспариванию, если приобретатель являлся добросовестным.

Приобретатель недвижимого имущества не считается добросовестным, если к моменту приобретения права собственности в Единый государственный реестр прав на недвижимое имущество и сделок с ним внесена отметка об оспаривании права собственности отчуждателя или если будет доказано, что приобретатель знал о несоответствии действительности регистрационной записи о праве собственности отчуждателя.

Право собственности на недвижимое имущество, приобретенное добросовестным приобретателем, может быть оспорено в случаях, если отчуждатель был зарегистрирован в качестве собственника вследствие подлога, совершенного работниками органа, осуществляющего государственную регистрацию прав на недвижимое имущество, или другими лицами; либо такая запись была совершена вследствие насилия или угрозы в отношении как работника органа, осуществляющего государственную регистрацию прав на недвижимое имущество, так и действительного собственника.

Лицо, которое по возмездной сделке приобрело иное право на недвижимое имущество, чем право собственности (добросовестный арендатор, залогодержатель и другие), также получает защиту на основании настоящего пункта».

Таким образом, указанный проект более детально регулировал вопросы приобретения права собственности добросовестным приобретателем имущества, однако данный проект принят не был.

В соответствии со ст. 1103 ГК РФ правила, предусмотренные гл. 60 ГК РФ, действуют и в отношении требований о возврате исполненного по недействительной сделке, если иное не установлено законом и не вытекает из существа отношений. Применение этих правил относится лишь к вытекающим из недействительности сделки требованиям о возврате исполненного по ней (п. 1 ст. 1103 ГК РФ), т.е. к реституционным требованиям.

Данное субсидиарное применение норм о неосновательном обогащении позволяет при недействительности сделки решить вопросы о судьбе доходов, извлеченных из истребуемого имущества, а также произведенных на его содержание и сохранение затрат (ст. ст. 1107, 1108 ГК РФ).

Автор статьи: А.А. КИСЕЛЕВ



Янв
29

ПРОБЛЕМЫ ОГРАНИЧЕНИЯ РЕСТИТУЦИИ

ПРОБЛЕМЫ ОГРАНИЧЕНИЯ РЕСТИТУЦИИ

В статье анализируется добросовестность приобретателя в качестве условия ограничения реституции. Показано, что последствием недействительного отчуждения, совершенного неуполномоченным лицом, является не только виндикация собственника, но и возможность реституции к приобретателю со стороны контрагента с учетом положений ст. 302 ГК РФ.

Предлагается использовать в российской цивилистике опыт германского гражданского права (абсолютный и относительный запрет на отчуждение имущества) в целях определения природы недействительной сделки. Кроме того, доказывается необходимость учитывать добросовестность приобретателя при любом пороке субъекта.

Изъяны и недоработки в гражданском законодательстве способствуют коллизии таких разнородных юридических явлений, как виндикация и реституция. Практически неограниченная реституция наряду с ограниченной виндикацией является отчасти следствием непоследовательности законодателя в политике защиты фактического владения. Негативную роль играет в этом и наличие теоретической и практической возможности у любого заинтересованного лица предъявить иск о применении последствий недействительности в отношении ничтожной сделки.

При ограничениях виндикации иск собственника не будет удовлетворен по основаниям ст. 302 ГК РФ. До недавнего времени многие юристы высказывали мнение о необходимости сделать возможной выдачу спорной вещи собственнику в порядке реституции (ст. 167 ГК РФ). Так, по мнению В.В. Ровного, конкуренция между реституцией и виндикацией ограничивается кругом ничтожных сделок, поскольку реституцию по таким сделкам может заявить любое заинтересованное лицо, в том числе и собственник.

В оспоримых сделках конкуренция между реституцией и виндикацией невозможна: виндикация здесь неприменима, так как лицо, утратившее владение своей вещью, утрачивает и право собственности на нее, а вместе с этим и право на виндикацию, в то время как право на реституцию признается лишь для строго определенного круга истцов.

В целях недопущения нарушения принципа ограничения виндикации Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ в п. 25 Постановления от 25.02.1998 N 8 «О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» разъяснил: «Если по возмездному договору имущество приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, собственник вправе обратиться с иском об истребовании имущества из незаконного владения лица, приобретшего это имущество.

Если в такой ситуации собственником заявлен иск о признании недействительной сделки купли-продажи и возврате имущества, переданного покупателю, и при разрешении данного спора будет установлено, что покупатель отвечает требованиям, предъявляемым к добросовестному приобретателю (статья 302 ГК РФ), в удовлетворении исковых требований о возврате имущества должно быть отказано». А.И. Авласевич считает, что подобная формулировка не вполне удачна.

По его мнению, Пленум не разграничил эти два иска и области их применения, а смешал их, санкционировав тем самым применение в этом случае любого из данных исков по выбору собственника, а для ликвидации негативных последствий игнорирования ограничений виндикации при реституции указал, что в случае применения реституции необходимо решать вопрос о добросовестности приобретателя, что, в общем-то, не соответствует закону (ст. 167 ГК РФ).

О.Ю. Скворцов также отмечает некорректность механического переноса правил, относящихся к виндикации, на недействительные сделки. Здесь возникает необходимость выработки соответствующих материально-процессуальных конструкций в рамках правил, посвященных недействительности сделок.

Конституционный Суд РФ принял Постановление от 21.04.2003 N 6-П «По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О.М. Мариничевой, А.В. Немировской, З.А. Скляновой, Р.М. Скляновой и В.М. Ширяева».

Коллизия была разрешена в пользу обеспечения стабильности гражданского оборота, прав и законных интересов всех его участников, и прежде всего добросовестных приобретателей. КС РФ установил следующее: «Поскольку добросовестное приобретение в смысле статьи 302 ГК Российской Федерации возможно только тогда, когда имущество приобретается не непосредственно у собственника, а у лица, которое не имело права отчуждать это имущество, последствием сделки, совершенной с таким нарушением, является не двусторонняя реституция, а возврат имущества из незаконного владения (виндикация)».

Если следовать от обратного, то, по логике высших судебных инстанций, при установлении судом недобросовестности приобретателя по недействительной сделке становится возможным применять последствия недействительности ничтожной сделки в форме возврата переданного покупателю имущества.

В этой связи возникает необходимость проверки юридической природы притязания, которое собственник вправе заявить третьему лицу — приобретателю по недействительной сделке. Любое заинтересованное лицо, о котором идет речь в п. 2 ст. 166 ГК РФ, не равнозначно любому лицу вообще. Собственник имущества не является лицом, заинтересованным в применении последствий недействительности сделки, стороной которой он не является, поскольку собственник заинтересован не в реституции между участниками сделки, а в возвращении принадлежащего ему имущества.

К такому же выводу пришел научно-консультативный совет при Федеральном арбитражном суде Северо-Западного округа, указывая, что «в качестве заинтересованных лиц, которые в соответствии с п. 2 ст. 166 ГК РФ могут заявлять иски о применении последствий недействительности ничтожной сделки, должны рассматриваться лица, которые непосредственно участвовали в совершении сделки».

Следовательно, поскольку и при реституции, и при виндикации в настоящее время требуется установление условий, предусмотренных ст. 302 ГК РФ, на наш взгляд, более корректно предписать собственнику заявлять в таких ситуациях исключительно виндикацию, а право на реституцию сохранить за сторонами. При этом виндикационное требование собственника будет соответствовать природе отношений, так как применения последствий недействительности сделки должны просить те третьи лица, которые непосредственно заинтересованы именно в самой реституции.

Собственник, заявляя виндикацию, ничего не потеряет, поскольку в случае удовлетворения виндикационного притязания имущество будет ему возвращено, а если виндикация будет невозможна, то в целях защиты прав добросовестного приобретателя невозможна и реституция. Иными словами, по справедливому утверждению А.А. Грось, «когда невозможна виндикация, невозможна и реституция; когда виндикация возможна, в реституции нет нужды». Для любого третьего лица, являющегося титульным владельцем, последствием недействительности сделки должна быть не реституция, а виндикация, на что еще в 1955 году указывал Ю.К. Толстой.

По французскому Гражданскому кодексу продажа чужой вещи неуправомоченным отчуждателем ничтожна (ст. 1599). Учитывая те тяжелые последствия, которые применение данной нормы влечет для покупателя, суды дали ей следующее толкование: «Ничтожность продажи чужой вещи — это относительная ничтожность на пользу покупателя, который только и может ее потребовать».

В отечественной цивилистике, как в дореволюционной, так и в современной, существует такая позиция: поскольку юридическим последствием сделки, совершенной неуправомоченным отчуждателем, будет виндикация, а не реституция, участники такой сделки не вправе заявлять друг другу требования о возврате полученного по сделке.

По нашему мнению, нет смысла устанавливать абсолютный запрет на реституцию между сторонами, поскольку в суде может быть установлена недобросовестность приобретателя либо иные условия виндикации. Действия, например, отчуждателя, который инициирует реституцию, необходимо расценивать прежде всего как восстановление положения, существовавшего до нарушения. Правопорядок должен пресекать противоправное имущественное состояние.

Однако в целях защиты прав добросовестного приобретателя, в случае заявления реституции отчуждателем или третьим лицом, непосредственно заинтересованным в реституции, необходимо проверять наличие условий, обозначенных в ст. 302 ГК РФ. Во избежание разночтений будет не лишним предусмотреть подобные правила в законе.

В Германском гражданском уложении существует относительный запрет на отчуждение, который действует лишь на отношения отчуждателя с третьим лицом, а не с приобретателем вещи (например, недействительным будет распоряжение предварительного наследника земельными участками, ссудами и подарками — п. 3 § 2113 ГГУ);

а также абсолютный запрет на отчуждение, когда распоряжение в отношении каждого лица недействительно (например, ничтожным будет распоряжение родителей от имени ребенка без разрешения опекунского суда — § 1643 ГГУ).

Подобный подход можно, по нашему мнению, использовать и в российском гражданском праве, т.е. необходимо предусмотреть в законодательстве относительный запрет на отчуждение, когда отчуждательную сделку совершает собственник, но его действия при этом нарушают права третьих лиц. Например, залогодатель без согласия залогодержателя отчуждает предмет залога. Подобные сделки, на наш взгляд, должны признаваться оспоримыми.

Также необходимо установить абсолютный запрет на отчуждение — в отношении ничтожных сделок, совершенных несобственниками, если такие действия прямо запрещены правовым актом. При этом запрет совершать отчуждение несобственнику можно обусловливать основаниями оспоримости сделки, т.е. оспоримая по своим признакам сделка в сочетании с неуполномоченностью отчуждателя должна трансформироваться в ничтожную, чтобы приобретатель по таким сделкам не ограничивался доказыванием своей добросовестности (статьи 173, 174 ГК РФ), а подтверждал наличие всех условий ст. 302 ГК РФ, поскольку традентом (отчуждателем) является неуполномоченное лицо.

Кроме того, по своей природе такие сделки не могут быть оспоримыми, так как оспоримая сделка действительна до тех пор, пока суд не признает ее недействительной, а значит, до судебного решения право собственности (по логике вещей) считается перешедшим, но оно не может перейти, поскольку неуправомоченный отчуждатель не способен его передать, следовательно, все оспоримые отчуждательные сделки (статьи 173 — 179 ГК РФ) должны совершаться уполномоченными традентами.

Если лица (несовершеннолетние от 14 до 18 лет; субъекты, ограниченные в дееспособности; органы юридического лица с превышением полномочий или юридические лица без лицензий; лица, заключающие сделку в результате совершения насилия, обмана и т.д.) отчуждают чужую вещь без согласия собственника, такие сделки должны квалифицироваться в качестве ничтожных.

Иными словами, когда, например, акционерное общество, превышая полномочия, без согласия общего собрания акционеров отчуждает чужое имущество без согласия собственника этого имущества, то сделка должна быть признана ничтожной в силу двойного нарушения (не получено разрешение на отчуждение ни от общего собрания акционеров, ни от собственника имущества), а потому для пресечения реституции, заявленной, в частности, общим собранием акционеров, приобретателю придется доказывать не только свою добросовестность, как это требуется по ст. 174 ГК РФ, но и другие условия, обозначенные в ст. 302 ГК РФ (возмездное приобретение вещи, выбывшей из владения собственника по его воле).

Безусловно, в этой связи необходимо внести дополнения в статьи 169 и 179 ГК РФ: в случае если виновной стороной сделки окажется несобственник, то именно его имущество должно быть обращено в доход государства, а не те вещи, которые от него получила другая сторона, поскольку они принадлежат третьему лицу. В противном случае, во-первых, взыскание будет обращено на чужую собственность, что недопустимо, а во-вторых, в результате передачи в доход государства имущества, не принадлежащего нарушителю, не будет достигнут такой эффект гражданско-правовой ответственности, как дополнительные имущественные лишения.

Справедливости ради обратим внимание на весьма сомнительную избирательность законодателя относительно условий ограничения реституции. Почему, если орган юридического лица совершает сделку с превышением полномочий, законодатель ставит реституцию в зависимость от наличия недобросовестности другой стороны в сделке, а если несовершеннолетний в возрасте от 14 до 18 лет совершает без согласия родителей сделку, которая также по своей природе оспорима, то закон позволяет родителям истребовать имущество обратно в любом случае?

Разве приобретатель от несовершеннолетнего лица не может заблуждаться относительно возраста традента, разве не возможно добросовестное приобретение имущества в такой ситуации?

По нашему мнению, во всех подобных случаях необходимо дополнить нормы о недействительных сделках таким препятствием реституции, как добросовестность приобретателя, причем такое извинительное заблуждение должно быть именно ограничением самой реституции, а не только влиять на невозможность привлечения приобретателя к возмещению реального ущерба (абзац третий п. 1 ст. 171 ГК РФ).

При этом оспоримость сделки не должна иметь здесь решающее значение, поскольку лицо в свои 13 лет может ничем не отличаться от 14-летнего молодого человека и эти молодые люди в силу акселерации (внешние физические данные) и по манере поведения, рассуждения (умственное развитие) могут создать впечатление у приобретателя, что они являются совершеннолетними, и если акципиент предпринял все разумные меры по оценке правомерности совершения сделки, то, на наш взгляд, несправедливо и необоснованно приводить стороны в первоначальное имущественное положение.

То же самое может произойти, если сделку совершал недееспособный традент, а приобретатель добросовестно заблуждался относительно дееспособности своего контрагента. Таким образом, все нормы о недействительности сделки, связанные с пороком полномочий субъекта (статьи 171 — 177 ГК РФ), необходимо дополнить правилом о том, что реституция возможна только при недобросовестности контрагента.

Ко всему сказанному следует добавить, что раз реституция по общему правилу носит двусторонний характер, то необходимо ограничить принцип такой взаимности в случае, когда имущество было изъято у добросовестного приобретателя третьим лицом и приобретатель после этого заявляет реституцию о возврате денежной суммы от отчуждателя.

В противном случае при сохранении в такой ситуации синаллагматичности реституции приобретателю придется и вещь передать третьему лицу в результате эвикции, и в соответствии с п. 2 ст. 167 ГК РФ возместить отчуждателю стоимость имущества, которое невозможно возвратить в натуре, что повлечет неосновательную выгоду для неуполномоченного отчуждателя и необоснованные потери для добросовестного приобретателя.

Исходя из выводов, сделанных относительно дискуссионных моментов последствий недействительности сделок, полагаем, что добросовестность приобретателя должна полноценно учитываться не только при виндикации имущества, но и в случае применения реституции, что требует соответствующих дополнений в российское гражданское законодательство.

Автор статьи: Д.В. ЛОРЕНЦ



Янв
29

О КОНЦЕПЦИИ «ВОССТАНОВЛЕНИЯ КОРПОРАТИВНОГО КОНТРОЛЯ»

О КОНЦЕПЦИИ ВОССТАНОВЛЕНИЯ КОРПОРАТИВНОГО КОНТРОЛЯ

Постановлением Президиума ВАС РФ от 03.06.2008 N 1176/08 в судебную практику была введена концепция «восстановления корпоративного контроля», то есть присуждения стороне спора доли в уставном капитале ООО, не связанного с изъятием этой доли у другого лица. Попытаемся оценить аргументацию Президиума ВАС РФ и практические последствия принятия Постановления для формирования практики рассмотрения корпоративных споров.

Напомним фабулу дела. ЗАО продало ООО «В» долю в уставном капитале ООО «К» размером 81,53%, после чего покупатель и другие участники ООО «К» (К. и Х.) увеличили уставный капитал общества, что повлекло изменение размера долей: доля ООО «В» уменьшилась до 40%, а остальных участников — соответственно увеличились.

Впоследствии ЗАО обратилось с иском к ООО «В» о признании недействительным договора купли-продажи доли в уставном капитале ООО «К», а также с требованием о возврате ему этой доли — ввиду того, что договор был подписан не уполномоченным на то председателем совета директоров ЗАО.

Решением суда первой инстанции требования были удовлетворены путем применения односторонней реституции (ввиду недоказанности факта оплаты доли). При этом суд установил, что изменение размера доли, ранее принадлежавшей ЗАО, «не исключает возможности применения последствий недействительности сделки путем возврата доли в размере 81,53%».

Направляя дело на новое рассмотрение, ВАС РФ отметил, что фактически требование ЗАО «содержит просьбу о восстановлении права истца на корпоративный контроль над обществом посредством присуждения соответствующей доли участия в уставном капитале».

Сославшись на норму ст. 12 ГК РФ о восстановлении положения, существовавшего до нарушения права, суд указал, что «в области корпоративных отношений реализация данного способа защиты прав может выражаться в виде присуждения истцу соответствующей доли участия в уставном капитале, исходя из того, что он имеет право на такое участие в хозяйственном товариществе или обществе, которое он имел бы при соблюдении требований действующего законодательства».

В отношении же остальных участников ООО «К» ВАС РФ указал, что удовлетворение иска непосредственно затрагивает их имущественные права, которые могут быть защищены по отдельному или встречному иску, поскольку «при восстановлении корпоративного контроля в интересах одного из участников общества они образуют неосновательное обогащение этого участника».

Концепция восстановления корпоративного контроля — если понимать ее как непосредственное увеличение судом размера доли участника без изъятия доли у другого участника (путем признания права на долю, виндикации либо реституции по недействительной сделке) — безусловно, является новым способом защиты прав участника ООО, и его адаптация судами нижестоящих инстанций явно изменит судебную практику.

Тем не менее нельзя сказать, что сложившаяся на данный момент арбитражно-судебная практика по подобного рода спорам носит устойчивый характер: суды применяют для защиты нарушенных прав участника общества самые различные правовые механизмы и при этом дают им подчас прямо противоположные оценки. Характерно, что для такого рода споров типичным является многократное уточнение истцами своих требований.

Виндикация долей

Вопрос о возможности виндикации доли в уставном капитале ООО судами рассматривается неоднозначно.

Так, развернутая аргументация в пользу виндикации доли дана в Постановлении ФАС МО от 28.08.2007 N КГ-А40/8239-07, где приведена критика позиций судов первой и апелляционной инстанций, указывавших, что доля не является индивидуально-определенной вещью и потому не может быть виндицирована.

Суд кассационной инстанции отметил, что доля в силу ст. 128 ГК РФ относится к иному имуществу и провел аналогию с виндикацией бездокументарных ценных бумаг («следует исходить из одинакового механизма защиты прав собственника доли и бездокументарной акции»). Отметим, что Определением ВАС РФ от 01.10.2007 N 12212/07 было отказано в передаче этого дела в Президиум ВАС РФ для пересмотра в порядке надзора.

Однако в другом деле тот же суд, указывая, что требование истцов «истребовать 100% долей путем перевода на них прав и обязанностей участника общества» является не предусмотренным законом способом защиты прав, сослался на возможность применения ст. 301 ГК РФ (Постановление ФАС МО от 02.06.2005 N КГ-А40/4380-05).

ФАС ПО в Постановлении от 16.06.2008 N А06-1762/1-17/05 отметил, что «требование истца (собственника) о возврате его доли, предъявленное к добросовестному приобретателю, носит виндикационный характер».

В Постановлении ФАС СКО от 23.05.2007 N Ф08-1930/2007 суд, оставляя в силе акты нижестоящих инстанций о «восстановлении истцов в составе участников ООО», сослался как на «восстановление положения, существовавшего до нарушения права», так и на ст. 302 ГК РФ.

Постановлением ФАС ЗСО от 29.05.2008 N Ф04-3344/2008(5773-А27-13) оставлено в силе решение суда первой инстанции, которым удовлетворены требования «об истребовании из чужого незаконного владения имущества — доли в уставном капитале ООО».

Между тем в других случаях суды отрицали возможность виндикации доли, ссылаясь на неприменимость виндикационного иска к истребованию имущественных прав.

В Постановлении ФАС УО от 26.04.2004 N Ф09-1098/04-ГК суд отметил: «Поскольку доля участника общества с ограниченной ответственностью не является вещью, обладающей индивидуально-определенными признаками, позволяющими отличить ее от других таких же, судом первой и апелляционной инстанций сделан правомерный вывод о том, что доля участника в уставном капитале общества не может быть предметом виндикационного иска».

Аналогичная позиция приведена в Постановлении ФАС ПО от 28.01.2005 N А72-5763/03-И358 (с указанием, что «по данной категории споров последствием недействительности сделок должно являться восстановление записи о законном собственнике доли в Едином государственном реестре юридических лиц»), в Постановлениях ФАС МО от 24.10.2005 N КГ-А41/10135-05, ФАС ВСО от 30.11.2004 N А74-2109/04-К1-Ф02-4948/04-С2 и др.

Отметим, что в теории права и применительно к принципиальной возможности виндикации бездокументарных акций, которые признаются вещами, дискуссия носит достаточно острый характер (см., в частности: Степанов Д.И. Ответственность эмитента и регистратора за необоснованное списание акций // Вестник ВАС РФ. 2007. N 3; Маковская А.А. Правовые последствия виндикации акций (комментарий Постановления Президиума ВАС РФ от 05.09.2006 N 4375/06) // Вестник гражданского права. 2007. N 1; Белов В.А. К вопросу о так называемой виндикации бездокументарных ценных бумаг // Закон. 2006. N 7; Добровольский В.И. Защита корпоративной собственности в арбитражном суде. М.: Волтерс Клувер, 2006; Суханов Е.А. Не оборот для государства, а государство для оборота // ЭЖ-Юрист. 2006. N 2; и др.).

Что касается возможности виндикации долей в уставном капитале ООО, то здесь можно ожидать еще более острых проявлений несоответствия вещно-правового механизма виндикации правовой природе доли (как имущественного права).

Признание права на долю

В отношении правомерности предъявления бывшим участником ООО иска о признании права на утраченную им долю в уставном капитале ООО судебная практика также складывается неоднозначно.

Например, в Постановлении ФАС МО от 13.03.2006 N КГ-А40/1407-06 суд указал, что «иск о признании права на долю… направлен на устранение сомнений в праве истца, восстановление положения, существовавшего до нарушения права, и создание необходимых условий для его реализации и предотвращения со стороны третьих лиц действий, препятствующих его нормальному функционированию. Это требование обращено к суду, а не к ответчику, который не отрицает права истца.

Поэтому суд должен был с учетом установленных фактических обстоятельств подтвердить наличие или отсутствие спорного права у истца или же восстановить положение, существовавшее до нарушения прав истца». Здесь обращают на себя внимание неоднократные ссылки на такой способ защиты, как восстановление ранее существовавшего положения, в то время как фактически судом указывается на применение иного способа — признания права.

В другом деле ФАС МО, напротив, пришел к выводу, что «при наличии не оспоренных и не признанных в установленном порядке сделок по отчуждению спорной доли уставного капитала ООО третьим лицам заявленное истцом требование о признании права собственности на долю является ненадлежащим способом защиты права» (Постановление ФАС МО от 25.04.2008 N КГ-А40/3367-08).

Применяя либо отказывая в применении признания права, суды, как правило, рассматривают вопрос о правомерности признания права на долю в ООО (как и о корректности конструкции «право на право» в целом).

Вместе с тем в литературе высказывается мнение о некорректности такого подхода: «Само субъективное гражданское право (в частности, право участия) не может быть объектом самого себя» (Бабаев А.Б. Методологические предпосылки исследования корпоративных правоотношений // Вестник гражданского права. 2007. N 4) и, как следствие, что иск о признании права не является надлежащим способом защиты (см. также: Добровольский В.И. Проблемы корпоративного права в арбитражной практике. М.: Волтерс Клувер, 2006).

Еще один недостаток этого способа — признаваемая сложившейся судебной практикой невозможность защиты путем признания права на имущество в случае, когда имеется спор о праве на это имущество (а текущий владелец доли, как правило, оспаривает требования истца, полагая себя ее законным владельцем).

Оспаривание регистрации смены участника

Существует также такой способ защиты прав участника, как признание недействительными тех действий, которыми оформляется уступка доли.

Здесь, однако, судебная практика не выработала полностью единообразного подхода. В отдельных случаях судами признаются недействительными действия регистрирующего органа по регистрации изменений в учредительных документах (Постановления ФАС МО от 05.06.2006 N КГ-А41/3687-06, ФАС ВВО от 13.07.2005 N А38-5743-14/760-2004(14/8-2005)) или «ненормативный акт налогового органа о регистрации изменений» (Постановление ФАС МО от 28.11.2007 N КГ-А40/12154-07), в других — решение общего собрания участников и регистрация изменений в учредительных документах (Постановление ФАС МО от 26.07.2004 N КГ-А40/6202-04-П), в третьих — собственно запись в ЕГРЮЛ (Постановление ФАС СЗО от 05.06.2008 N А56-23691/2006).

Представляется, что сами по себе изменения в учредительных документах, запись в реестре, а также действия органов ФНС России по регистрации изменений и по внесению записей в реестр являются лишь способом оформления сделки с долей. Коль скоро действующее законодательство о госрегистрации не наделяет ЕГРЮЛ правоустанавливающим значением, защита права участника общества не может заключаться в одном лишь обязании регистрирующего органа внести ту или иную запись в реестр — порочность такого подхода выявлена применительно к спорам о внесении записей в ЕГРП.

Эта позиция находит свое отражение и в судебной практике: «Последствия недействительности указанных сделок могут быть применены лишь в установленном порядке с использованием надлежащего способа защиты. Поскольку доли первоначально выбыли из владения С. по ее волеизъявлению и на момент рассмотрения настоящего спора находились во владении у третьих лиц, С. не могла требовать признания решений налогового органа о внесении изменений в государственный реестр (в сведения о составе участников ООО) недействительными, не истребовав их у фактических владельцев этих долей» (Постановление ФАС СКО от 26.04.2007 N Ф08-2071/2007).

Реституция по договору об отчуждении доли

Наконец, нельзя не отметить и такой способ защиты, как признание недействительным оспоримого (либо применение последствий недействительности ничтожного) договора, по которому доля в уставном капитале перешла от участника к ее нынешнему владельцу (см., например, Постановления ФАС ДВО от 11.01.2006 N Ф03-А59/05-1/3852, ФАС СКО от 05.04.2006 N Ф08-1124/2006 и др.).

При этом очевидным недостатком данного способа является невозможность истребовать долю, если приобретатель по договору на момент рассмотрения спора уже не обладает ею, например, ввиду продажи третьему лицу (см. Постановление ФАС ПО от 22.11.2006 N А72-14178/05-25/7, где суд отметил, что «последствия ничтожности сделки подлежат применению к сторонам спорной сделки, и на лицо, не являющееся стороной в сделке, не может быть возложена обязанность по возврату сторон в первоначальное состояние»).

Другой недостаток — затруднительность исполнения решения о «возвращении полученного в натуре» применительно к доле. Поскольку она не является вещью, вместо фактической передачи ее возврат оформляется изменением учредительных документов и внесением записи в ЕГРЮЛ, что зависит от действий органов ФНС России, а не должника.

Хорошо забытое новое

Несмотря на явную революционность, предложенная ВАС РФ концепция, которая основана на применении «восстановления положения, существовавшего до нарушения права» путем присуждения лицу доли в уставном капитале, тем не менее косвенно опирается на ранее сложившуюся арбитражно-судебную практику.

Как видно из приведенных выше примеров, суды весьма часто ссылаются на восстановление положения в мотивировочной части, но при этом не применяют этот способ защиты в качестве самостоятельного. Принципиальную новизну высказанной ВАС РФ позиции можно усмотреть в том, что восстановление положения предлагается применять именно как самостоятельный способ защиты права, не сопряженный с изъятием присуждаемой лицу доли у другого участника общества по таким основаниям, как реституция по недействительной сделке или виндикация.

Применение восстановления положения как самостоятельного способа защиты права, в свою очередь, порождает целый ряд вопросов, основной из которых — о защите прав иных участников общества, за счет уменьшения долей которых и будет осуществлено восстановление.

Если в рассмотренном ВАС РФ деле обстоятельства выглядели сравнительно простыми (приобретенная у ЗАО доля уменьшилась ввиду увеличения уставного капитала, при котором доли остальных участников соразмерно увеличились), что позволило сделать вывод о возможности защиты прав иных участников в рамках иска о неосновательном обогащении, то в других делах найти однозначный ответ на этот вопрос может быть крайне затруднительно, если вообще возможно.

Любопытно, что еще до вынесения ВАС РФ рассматриваемого Постановления в судебной практике уже высказывалась критика подобного подхода.

В частности, в упомянутом Постановлении ФАС СКО от 26.04.2007 N Ф08-2071/2007 судом в том числе указано, что «восстановление прежних участников общества в правах участников общества в случае, если таковым является лицо, которое приобрело отыскиваемые доли в уставном капитале общества по договору с третьим лицом, возможно только в порядке предъявления прежними участниками общества виндикационного требования к лицу, являющемуся в настоящее время участником общества… Иной подход позволил бы истребовать долю в уставном капитале общества без соблюдения каких-либо гарантий, прав и охраняемых законом интересов добросовестного приобретателя этой доли».

В сухом остатке

О практических последствиях Постановления говорить пока рано: все будет зависеть от того, как предложенная ВАС РФ интерпретация восстановления положения, существовавшего до нарушения права, будет воспринята судами кассационной инстанции, и не в последнюю очередь — ФАС МО, на долю которого приходится значительная доля таких споров.

Пока же можно констатировать, что на практике наиболее эффективной стратегией является объединение в иске нескольких взаимосвязанных требований. Учитывая, что уступка доли — это сложный состав, объединяющий как гражданско-правовые (договор купли-продажи доли), так и публично-правовые (регистрация изменений в учредительных документах, внесение записи в ЕГРЮЛ) элементы, это могут быть требования о применении последствий недействительности сделки и о признании права на долю, а также требования о признании незаконными действий органов ФНС России по регистрации изменений в учредительных документах и внесении записей в реестр.

Подводя итоги

Представляется, что результатом введения ВАС РФ концепции «восстановления корпоративного контроля» будет не упорядочение практики рассмотрения споров о защите прав участника ООО на долю в уставном капитале, а дополнение и без того многообразных и противоречивых способов правовой защиты еще одним, также далеко не свободным от недостатков.

Данная мера, возможно, и будет по достоинству оценена теми юристами, которые обслуживают известную часть рынка слияний и поглощений и в силу специфики своей деятельности нуждаются в максимальном разнообразии правовых оснований для исков в корпоративных спорах, которые к тому же допускали бы различные (а в идеале — прямо противоположные) толкования.

Однако для упрочения стабильности оборота, думается, значительно большую пользу принесла бы унификация существующих подходов к защите прав участника ООО на долю в уставном капитале, желательно — в форме информационного письма ВАС РФ.

Кроме того, для устранения самих предпосылок возникновения такого рода споров необходимо изменить Федеральный закон «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей», устранив существующий формальный подход, который освобождает органы ФНС России от обязанности проверять наличие должных правовых оснований для внесения изменений в сведения ЕГРЮЛ, на что уже неоднократно указывается в течение многих лет (см., напр., Сарбаш С.В. Направления совершенствования законодательства о регистрации юридических лиц // Вестник гражданского права. 2006. N 1).

Можно лишь надеяться, что указанные выше вопросы найдут свое решение в рамках работы по совершенствованию гражданского законодательства в соответствии с Указом Президента РФ от 18.07.2008 N 1108 «О совершенствовании Гражданского кодекса Российской Федерации».

Автор статьи: И. АЛЕЩЕВ



Янв
29

КОГДА РЕСТИТУЦИЯ НЕВОЗМОЖНА

КОГДА РЕСТИТУЦИЯ НЕВОЗМОЖНА

Гражданский кодекс Российской Федерации (далее — ГК РФ) разделяет такие способы защиты гражданских прав, как признание сделки недействительной и применение последствий недействительности сделки (ст. 12). На практике они заявляются вместе, образуя своеобразную связку: причина — следствие.

Несмотря на взаимную обусловленность, реальная защита гражданских прав чаще всего достигается не в связи с констатацией недействительности сделки, а в связи с применением ее последствий, как правило, в виде возврата полученного в натуре (реституции), что дает последнему способу защиты немалый перевес.

Однако не всегда законом допускается возврат полученного в натуре, даже если налицо недействительность сделки. В таких случаях суды удовлетворяют иски только в части признания сделки недействительной и отказывают в части возврата имущества (реституции), что может расцениваться как «проигрыш» истца.

Разумеется, истец может повторно обратиться в суд и требовать возмещения стоимости в деньгах, однако будут затрачены время, дополнительные денежные средства и человеческие ресурсы, тогда как при правильном определении первоначальных требований всего этого можно было бы избежать. В связи с этим существует необходимость четкого определения случаев невозможности реституции, чтобы, отталкиваясь от них, правильно определить юридически значимые обстоятельства по делу.

Изучив судебную практику и научную литературу, мы выделили шесть основных факторов (обстоятельств), препятствующих реституции, правильное установление которых позволит истцу корректно сформулировать свои требования, ответчику — мотивированно возразить против доводов истца, а суду — принять законное и обоснованное решение.

1. Невозможность реституции может быть вызвана прямым указанием закона.

Например, если сделка недействительна по основаниям, предусмотренным ст. 169 ГК РФ, реституция исключается законом. Реституция может не применяться вовсе, так как предусмотрены специальные последствия недействительности сделок. Так, п. 2 ст. 170 ГК РФ предусматривает последствие притворных сделок в виде применения правил той сделки, которую стороны имели в виду на самом деле.

Этот вывод подтверждает и судебная практика. По одному из дел арбитражный суд указал: если бы суд пришел к выводу о притворном характере договора мены, прикрывающего собой договор купли-продажи, применение последствий в виде реституции было бы невозможным в силу закона.

Закон предусматривает случаи исключения реституции из числа последствий не только применительно к основаниям недействительности сделок (недееспособность субъекта, обман, заблуждение и т.д.), указанных в ст. 168 — 179 ГК РФ, но и применительно к некоторым разновидностям договоров независимо от основания недействительности.

В частности, ст. 566 ГК РФ содержит положение, согласно которому правила ГК РФ о последствиях недействительности сделок и об изменении или о расторжении договора купли-продажи, предусматривающие возврат или взыскание в натуре полученного по договору с одной стороны или с обеих сторон, применяются к договору продажи предприятия, если такие последствия существенно не нарушают права и охраняемые законом интересы кредиторов продавца и покупателя, других лиц и не противоречат общественным интересам.

2. Тесно связанным с предыдущим является случай невозможности реституции вследствие добросовестности приобретателя.

Напомним, что добросовестным является приобретатель, который возмездно приобрел имущество у лица, которое не имело права его отчуждать, о чем приобретатель не знал и не мог знать (п. 1 ст. 302 ГК РФ).

Если при рассмотрении дела будет установлено, что приобретатель отвечает указанным выше требованиям, в удовлетворении исковых требований о возврате имущества должно быть отказано.

3. Еще один фактор, исключающий реституцию, — особая правовая природа сделки либо полученного по ней.

Реституцию невозможно применить к сделкам, правовая природа которых не предполагает исполнение в виде передачи имущества. К примеру, не может идти речь о реституции применительно к последствиям недействительности доверенности (ст. 185 ГК РФ) либо обещания дарения (п. 2 ст. 572 ГК РФ).

Нельзя говорить о реституции как последствии недействительности сделки по уступке права требования (ст. 382 ГК РФ). Как правильно отмечает И.Ю. Павлова, право нельзя вернуть посредством реституции, «можно лишь признать право у одного лица не прекратившимся, а у другого лица — не возникшим».

Иногда природа сделки предполагает, что ее исполнение связано с передачей материального объекта, но объект таков, что он не может быть возвращен в натуре в силу своих особых свойств. Возьмем договор купли-продажи.

По нему одна сторона обязуется передать вещь (товар) в собственность другой стороне (покупателю), а покупатель обязуется принять этот товар и уплатить за него определенную денежную сумму (цену) (п. 1 ст. 454 ГК РФ). Из определения договора купли-продажи видно, что он дает, наверное, самую благоприятную почву для реституции не только в силу своей юридической природы, но и в силу фактической распространенности, а следовательно, большей вероятности оказаться недействительным.

Но, когда мы начинаем говорить о такой разновидности купли-продажи, как энергоснабжение, указанное выше правило перестает действовать, ведь здесь мы имеем дело с особой вещью. Физические свойства энергии, пусть даже юридически она является вещью (товаром), таковы, что ее возврат после исполнения договора невозможен. Схожая ситуация имеет место, если предметом сделки являются бездокументарные ценные бумаги.

Определенные сомнения возникают у судов относительно возможности реституции самовольной постройки. Аргументом против указывается то, что возврат самовольной постройки свидетельствовал бы о наличии или возникновении на стороне отчуждателя права собственности в отношении самовольной постройки.

Не соглашаясь с таким подходом, мы, так же как и Н.Б. Щербаков, полагаем, что реституция направлена на восстановление положения, существовавшего до исполнения договора, представляет собой «обратную» передачу имущества и не связана с правами сторон на нее. По этим причинам вывод о невозможности передачи самовольной постройки в силу реституции является неправильным.

Не стоить думать, что невозможность реституции связана только со свойствами вещей, ведь есть и другие объекты гражданских прав, выступающие предметом сделок. Как видно из ст. 128 ГК РФ, ими могут быть работы, интеллектуальная собственность и даже некоторые нематериальные блага.

Кстати, работы прямо названы в ч. 2 ст. 167 ГК РФ в качестве объектов, которые невозможно вернуть в натуре. Произведенные работы действительно нельзя вернуть, но можно вернуть результат работы, имеющий материальный характер.

В отличие от договора оказания услуг действия подрядчика не самоцель, а средство достижения результата. Поэтому если результат достигнут и он имеет материальное выражение, то какие имеются препятствия к реституции, если, конечно, это в полной мере восстановит положение сторон? Например, иждивением подрядчика изготовлен гарнитур, который передан заказчику. Впоследствии договор подряда признается недействительным и ставится вопрос о реституции.

Полагаем, что возврат денег заказчику, а подрядчику — изготовленного его иждивением гарнитура (стоимость которого включает цену материалов и произведенных работ) восстановит имущественное положение одного и другого. Приведенный нами пример — исключение из правил. В большинстве случаев заключение договора подряда исключает возможность реституции, однако не следует исходить из какого-либо «автоматического» ее отрицания только на том основании, что исполнение договора связано с выполнением работ.

Применительно к реституции интеллектуальной собственности ситуация более очевидная. Раз реституция тесно связана с вещью, а, как говорит ст. 1227 ГК РФ, интеллектуальные права не зависят от права собственности на материальный носитель, в котором выражен результат интеллектуальной деятельности, и передача вещи не влечет передачу интеллектуальных прав, выраженных в ней, то реституция интеллектуальной собственности как отстраненной от чего-либо материального невозможна. Похожий вывод применительно к товарному знаку уже находил свое подтверждение в судебной практике.

Да, из приведенного нами правила «отрыва интеллектуальных прав от материального носителя» есть исключение, предусмотренное ст. 1291 ГК РФ. Указанная норма включает положение, согласно которому отчуждение оригинала произведения носителем исключительного права означает перенос не только права собственности на материальный носитель, но и передачу исключительных прав на него.

Но это не влияет на наши выводы. В случае, когда, например, признается недействительным договор купли-продажи картины, можно говорить лишь о возврате вещи, но не исключительных прав. То обстоятельство, что к вещи привязаны исключительные права, не делает их самостоятельным предметом реституции.

4. Невозможность реституции может быть обусловлена обстоятельствами, связанными с существованием вещи.

Наиболее очевидным, а потому первым в нашем списке, будет невозможность реституции вследствие гибели вещи. Она может произойти по причинам, не зависящим от воли людей (в частности, вследствие пожара), либо по воле человека (к примеру, в результате сноса). Случается, что предметом сделки выступает несуществующее имущество либо право. Несомненно, что и в этом случае реституция невозможна.

Иногда имущество было в действительности и продолжает существовать, но оно изменено настолько существенно, что «потеряло тождественность с предметом сделки», а потому с точки зрения права становится другим. Чаще всего это происходит с объектом недвижимости, который достраивается, реконструируется, восстанавливается или другим образом видоизменяется приобретателем. Невозможность реституции при описываемых обстоятельствах обосновывается тем, что возврат имущества не обеспечит восстановления первоначального положения.

Категория «существенности» применительно к измененной вещи не имеет, да и не может иметь четкого определения, оставляя разрешение вопроса на усмотрение суда, чем последний, разумеется, пользуется. Так, нам известен случай, когда суд отказал в реституции, обосновав это недоказанностью преобразования вещи настолько, что в результате реконструкции здание стало другой вещью.

Как видно из приведенной формулировки, под преобразованием вещи понимают изменение ее формы. В связи с этим возникает вопрос: как быть, если изменена стоимость имущества? Надо ли полагать, что имущество после изменения его стоимости потеряло тождественность с предметом сделки, а потому возник новый объект (другая вещь)?

Ответ на этот вопрос уже искали суды, но, как нам кажется, не совсем удачно. К примеру, один из арбитражных судов счел, что существенное увеличение стоимости недвижимого имущества в результате ремонта (производства улучшений) само по себе не могло свидетельствовать о создании нового объекта недвижимости.

Полагаем, что правильный ответ можно найти, отталкиваясь от категории существенности и основания изменения цены. Как уже было сказано, понятие «существенность» четкого определения не имеет, но мы понимаем, что в области гражданско-правовых отношений оно упирается в вопрос денег.

То есть существенное изменение предмета (его формы или содержания), как правило, связано с существенным изменением его стоимости, и наоборот. Из этого следует, что под существенным необходимо понимать не только изменение формы вещи, но и ее стоимости, если последнее связано с модификацией качественных характеристик объекта. В этом случае реституция невозможна. Если стоимость имущества увеличилась или уменьшилась ввиду рыночных факторов, то возможность реституции сохраняется.

Ну а пока допускается реституция вещей с несущественно измененной стоимостью, появляется еще один вопрос: возможно ли с требованием о реституции предъявлять «компенсационное требование»? Например, может ли быть удовлетворено требование отчуждателя о возврате ему имущества большей стоимости с выплатой приобретателю разницы в цене?

Арбитражная практика отрицает такую возможность, обосновывая тем, что подобные требования выходят за рамки спора о признании сделки недействительной, но при этом не исключает возможности предъявления самостоятельных требований о возмещении затрат. Таким образом, в силу реституции может быть передана либо вещь, либо ее стоимость в деньгах. Возможность взыскания денежной компенсации с отчуждателя взамен передачи ему вещи с улучшениями не допускается.

5. Отказ в реституции может быть обусловлен фактором реального обладания вещью.

Как известно, реституция направлена на возврат имущества от приобретателя. При утрате приобретателем владения, даже при наличии вещи в натуре, в ее возврате должно быть отказано. Основание утраты владения значения не имеет: неважно, утрачено владение в силу сделки отчуждения, в частности договора купли-продажи, сделки по передаче права пользования и (или) владения имуществом, к примеру договора аренды, либо вообще без правового основания (например, в результате неосновательного обогащения).

Таким образом, одним из юридически значимых обстоятельств, подлежащих доказыванию, является не только существование переданной вещи в натуре, но и то, что она находится во владении приобретателя.

Судебной практике известны дела, по которым в реституции было отказано по тем мотивам, что отчуждатель сохранил владение или завладел вещью снова. Сохранение вещи во владении возможно, например, если отчуждатель либо обе стороны договора не исполнили своих обязательств. Примером повторного завладения вещью может быть случай, когда продавец передает покупателю имущество, а тот, в свою очередь, передает его обратно, но уже на основании договора аренды.

Бывает, что отчуждатель утрачивает владение вещью, но, требуя реституции, сам отказывается от передачи полученного. Последнее может быть вызвано сомнениями в добросовестности контрагента либо иными причинами. Мы называем подобные случаи случаями отсутствия взаимности в передаче, а К.И. Скловский — «фактической невозможностью встречного возврата имущества».

В качестве варианта разрешения такой ситуации К.И. Скловский предлагает предоставлять право удержания имущества вплоть до момента исполнения встречного обязательства с возможностью применения положений ст. 359 — 360 ГК РФ, позволяющих получить удовлетворение требований за счет удерживаемого имущества, но это тема отдельного разговора. Сейчас же нам важно показать, что приведенная ситуация исключает реституцию.

Отдельного упоминания заслуживает вопрос о применении реституции как последствия недействительных сделок, совершенных с участием посредников. Если говорить конкретнее — тех посредников, которые выступают от своего имени, но в интересах другого лица. Дело в том, что требовать возврата вещи можно только от посредника, как стороны сделки.

При этом посредник, даже если он получает какое-либо имущество, как правило, сразу же передает его лицу, по поручению которого действует, то есть перестает быть его владельцем. И тогда лицо, передавшее вещь и требующее применения последствий недействительности сделки, вынуждено довольствоваться денежной компенсацией вместо реституции.

Аналогичную позицию занимает и судебная практика. Так, в п. 20 информационного письма Президиума ВАС РФ от 17 ноября 2004 г. N 85 «Обзор практики разрешения споров по договору комиссии» сказано, что в случае признания сделки недействительной требования о применении последствий недействительности предъявляются к комиссионеру. Если реституцию осуществить невозможно в связи с тем, что полученное по сделке уже передано комиссионером комитенту, с комиссионера может быть взыскана полная стоимость переданного имущества.

Важно обратить внимание, что все сказанное нами выше применимо к ситуациям, когда истребуется индивидуально-определенная вещь. Если заявляется требование о возврате вещи, определенной родовыми признаками, то оно должно быть удовлетворено вне зависимости от фактора владения. Причем это касается и потребляемых вещей. Конечно, природа потребляемых вещей такова, что они теряют (изменяют) свои свойства с течением времени, а потому теряют тождественность сами с собой на момент передачи и момент требования реституции.

Однако потребляемые вещи являются чаще всего родовыми, а потому у приобретателя сохраняется возможность вернуть такое же количество вещей, которое он получил первоначально. Главное, как правильно заметил А.Г. Карапетов, допускающий возможность реституции индивидуально-определенных и родовых вещей, «чтобы реституарий был адекватно удовлетворен, а обязательство по реституции считалось выполненным».

6. Наконец, последний случай невозможности реституции связан с личностью субъекта требования.

Общее правило таково, что реституция возможна, если все стороны сделки существуют как субъекты гражданско-правовых отношений. По одному из дел суд отказал в удовлетворении требований о применении последствий недействительности сделки ввиду того, что юридическое лицо, к которому заявлены требования, ликвидировано. При этом в науке высказывается мнение, что требование о возврате полученного может быть заявлено тому (или тем), кто является универсальным правопреемником выбывшего субъекта правоотношения.

Соглашаясь с приведенным мнением, дополнительно отметим, что обязанность по возврату вещи вследствие недействительности сделки не является договорной. Она вытекает из прямого указания закона. Вместе с тем универсальное правопреемство порождает переход не только договорных, но и иных прав и обязанностей выбывшего участника. Поэтому мы не находим никаких препятствий к тому, чтобы считать универсального правопреемника надлежащим субъектом отношений, связанных с реституцией.

* * *

Исключается реституция тогда, когда это прямо предусмотрено законом. В одних случаях закон запрещает реституцию в зависимости от основания недействительности сделки (например, если сделка признается недействительной по основанию, предусмотренному ст. 169 ГК РФ), в других случаях закон допускает невозможность реституции применительно к некоторым разновидностям договоров независимо от основания недействительности (например, к договору купли-продажи предприятия при наличии условий, указанных в ст. 566 ГК РФ).

Кроме того, требование о реституции не удовлетворяется, если установлена добросовестность приобретателя. Реституцию нельзя применить к сделкам, правовая природа которых не предполагает исполнение в виде передачи имущества, либо к сделкам, объект которых не может быть возвращен в натуре в силу своих особых свойств.

Чаще всего это нематериальные объекты. Невозможность реституции может быть связана с фактом существования вещи. Если истребуемая вещь перестала существовать физически (уничтожена) либо юридически (вследствие существенного изменения), реституция не допускается.

Так как реституция направлена на возврат имущества от приобретателя, то утрата приобретателем владения, даже если вещь сохранилась в натуре, влечет отказ в реституции. Реституция возможна только тогда, когда все стороны сделки существуют как субъекты гражданско-правовых отношений либо на их место встал универсальный правопреемник.

Автор статьи: А.В. ЗАРУБИН



Янв
25

РЕЙДЕРСТВО И ЗАЩИТА ОТ НЕГО

РЕЙДЕРСТВО И ЗАЩИТА ОТ НЕГО

Понятие и этапы развития рейдерства

В последние годы в прессе активно обсуждается проблема рейдерства. Основные дискуссии ведутся по поводу того, какие именно отношения раскрывает данный термин. С одной стороны, утверждается, что рейдерство — это исключительно противоправные действия, и одновременно вводится понятие «белое рейдерство» — законная форма незаконных действий?

Однако все авторы сходятся в том, что термин «рейдерство» раскрывает отношения между хозяйствующими субъектами по поводу перераспределения прав собственности, выходящие за рамки имеющегося законодательства. Возьмем это утверждение за отправную точку и рассмотрим это понятие более подробно. Для начала обратимся к истории.

Термин «рейдерство» произошел от английского слова «raid» — «набег», «внезапное нападение», причем характерно, что аналогичное значение и даже написание это слово имеет на языках всех морских держав — испанском, немецком, французском и русском, а рейдерами (как и корсарами) в старину называли самостоятельно действующие военные корабли, которые, в отличие от пиратов, служили правительству и нападали только на корабли и поселения, принадлежащие враждебной стране.

Рейдеры (от англ. — raider) — название крупных надводных военных кораблей, вспомогательных крейсеров или переоборудованных специальным образом коммерческих судов, которые в одиночку или с малым сопровождением (не эскадрой) во время войны занимаются нарушением вражеских коммуникаций, топя транспорты и торговые суда.

Начало применения одиночных кораблей для рейдерских действий относится к XVI в.; до начала XX в. для таких операций применялся термин «крейсерство», а суда, соответственно, назывались крейсеры. Крейсерство особенно развилось после Парижской конвенции 1856 г., запретившей каперство (оно же корсарство, пиратство) и провозгласившей монополию государственного военного флота на захват неприятельских торговых судов и военной контрабанды нейтралов. На крейсеров распространялись положения выработанного для каперов призового права, причем крейсерам разрешалось даже сжигать или топить захваченное судно, что каперам воспрещалось. Однако крейсеры должны были также принимать участие в военных действиях, иначе могли быть обвинены в скрытом каперстве.

Итак, если кратко, рейдеры — это пиратские корабли, вставшие на государственную военную службу, взамен получившие право заниматься своим «ремеслом», но только в отношении кораблей врага.

Обратимся к современной истории России, в частности, к 90-м гг. прошлого столетия. Для этого периода стало характерным такое явление, как рэкет. Если выражаться экономическими терминами, то оно представляло собой перераспределение права собственности на созданный доход коммерческого предприятия против воли предпринимателя, причем нередко в обмен на право жизни. Очень часто такое перераспределение происходило в результате хищения партии товара на пути его следования от поставщика к заказчику.

Праву собственности противопоставлялась жизнь водителя-экспедитора, который, не являясь собственником товара, не сильно сопротивлялся такому размену. В настоящее время эти действия носят название «товарное рейдерство», и с определенной долей уверенности данные отношения можно назвать рождением рейдерства в современной России.

Описание рэкета в качестве прообраза, а то и первого этапа нынешнего рейдерства связано не только с пропагандистскими задачами, но и с частичным совпадением применяемых силовых инструментов. Вместе с тем такой подход, по нашему мнению, является не совсем правильным, так как формальное совпадение некоторых из применяемых методов, равно как и справедливое негодование по отношению к лицам, использующим их в целях личного обогащения, полностью заслоняет принципиальную разницу между рэкетом и рейдерством.

Рэкет целиком и полностью лежит вне правового поля, это откровенно преступное деяние, прямо попирающее закон и, соответственно, прямо подпадающее под его действие. Рейдерство — скорее юридическая, чем силовая агрессия. Силовые действия применяются лишь в качестве дополнения и обеспечения юридических мер, составляющих сущность рейдерства. При этом рейдер опирается на силу и авторитет государственных структур и, действуя в ряде случаев в союзе с ними (а то и от имени государства), использует их в своих целях, превращает их, по сути дела, в соучастников своих действий, как правило, — преступных.

С точки зрения теневой экономики и процессов отмывания и обналичивания, данная форма рейдерства вела только к расширению масштабов теневой экономики, поскольку происходило изъятие партии товара из официального оборота и продажа его в теневом секторе.

Рассмотрим следующую разновидность рейдерства, или следующий этап развития этого явления, — «муниципальное рейдерство».

Общая схема захвата заключается в следующем. От имени органа государственной власти чиновник принимает какое-либо решение, закон, программу, разработанную таким образом, что противоречивые юридические нормы этого документа можно использовать в корыстных целях для перераспределения права собственности на что бы то ни было.

В отличие о товарного рейдерства, для которого было характерно нарушение уголовного закона с явной причинно-следственной связью между противоправным действием и вредными последствиями (ущербом) для потерпевшего, для муниципального рейдерства характерно нарушение гражданского законодательства сотрудником компании-цели или должностным лицом государственного органа власти.

Должностное лицо только в очень крайнем случае обнародует условия этой сделки, поскольку с его стороны это будет признано уголовным преступлением. Таким образом, первая стадия схемы рейдерской атаки практически всегда остается скрытой. Выявляются только последствия (экономический ущерб), а действие, связанное с нарушением закона, не лежит на поверхности, поэтому до сих пор при рассмотрении дел о рейдерских захватах в судебном порядке возникают проблемы.

Так, бывший директор завода предстал перед судом по обвинению в том, что он умышленно «в пользу третьих лиц» увеличивал неплатежеспособность предприятия. По версии следствия, согласно плану бывшего директора завода, к концу 2004 г. задолженность предприятия перед кредиторами должна была составить около 20 млн руб., после чего завод должны были объявить банкротом. При этом, по оперативным данным, автором плана был отнюдь не бывший директор завода; в действительности речь можно вести о хорошо организованной рейдерской атаке на завод.

В обвинительном заключении были представлены конкретные факты незаконных действий менеджера, которые ярко описывают механизм рейдерства. В январе 2004 г. бывший директор без ведома собственников под залог оборотных средств получил кредит на 8 млн руб. Формальным поводом послужило отсутствие средств на расчетном счете предприятия. Однако в действительности никакой необходимости в кредите предприятие не испытывало.

У завода имелось незавершенное производство, оценивавшееся в 7,3 млн руб. Кроме того, Минсоцзащиты России задолжало предприятию еще 9,6 млн руб. В результате ненужной финансовой операции заводу был нанесен ущерб в сумме 1,7 млн руб. — за счет процентов за пользование кредитом. Через месяц во время проведения тендера Минсоцзащиты России завод подал заведомо неперспективную заявку.

Кроме того, обвинение привело еще ряд аналогичных примеров деяний бывшего директора, который, однако, свою вину не признал, заявляя, что руководствовался благими намерениями.

В результате суд признал бывшего директора завода виновным, но лишь в попытке преднамеренного банкротства. Еще по одиннадцати эпизодам обвинения его оправдали и приговорили к двум годам лишения свободы (условно).

После обжалования приговора вышестоящий суд отменил его, но и следующий процесс закончился осуждением бывшего директора завода, вновь приговоренного в апреле 2007 г. к двум годам лишения свободы (условно), но не за попытку преднамеренного банкротства, а за превышения должностных полномочий. Впрочем, в связи с амнистией, приуроченной к 100-летию Государственной Думы, бывший директор завода был освобожден от наказания.

С точки зрения теневой экономики и процессов отмывания и обналичивания, данная форма рейдерства также вела к расширению масштабов теневой экономики и посредством развития коррупции способствовала ее финансированию. Однако в то же время на этом этапе к отдельным субъектам рейдерских захватов пришло осознание того, что, имея значительный теневой капитал, можно его разместить в легальной экономике, т.е. легализовать.

Об уровне проникновения рейдерства в социально-экономическую жизнь России можно говорить хотя бы потому, что появился термин «бытовое рейдерство».

Так, гражданин решил сдать квартиру в аренду. Арендатор — молодой человек — нашелся быстро. Договор был подписан, съемщик обосновался в квартире и исправно платил оговоренную сумму. Однако через некоторое время платежи стали крайне нерегулярными. Выждав некоторое время, собственник решил избавиться от недисциплинированного жильца. Однако тут его ожидал неприятный сюрприз: освободить квартиру арендатор отказался. Владельцу пришлось обращаться в суд с иском о расторжении договора аренды и о выселении съемщика.

Пока дело рассматривалось в суде, арендатор успел жениться. Более того, молодая жена въехала в квартиру уже с трехмесячным ребенком, о чем ответчик и заявил в суде, указывая на невозможность выселения из квартиры несовершеннолетнего ребенка. Более того, после нескольких разговоров на повышенных тонах между владельцем и съемщиком последний обратился в суд, требуя ограничить доступ владельца квартиры в его жилье, поскольку крики и скандалы негативно отражаются на здоровье ребенка.

На этом рейдер не остановился: он обратился в прокуратуру с просьбой возбудить уголовное дело против владельца квартиры, поскольку его поведение наносит непоправимый вред грудному ребенку и кормящей матери. После нескольких разговоров со следователем владелец квартиры был вынужден отказаться от дальнейших попыток давления на арендатора и перейти к общению через посредника.

В итоге на ближайшие 16 лет (до совершеннолетия ребенка) арендатор обеспечен жильем, более того, по фиксированной и сравнительно небольшой плате, которую еще не факт, что владелец будет получать, поскольку никаких рычагов воздействия на него у хозяина не имеется — любые его действия могут трактоваться как нанесение вреда здоровью ребенка…

Соотношение понятий «рейдерство», «корпоративный захват»,»корпоративный конфликт», «недружественное поглощение»,»слияния» и «поглощения»

Современный этап развития рейдерства характеризуется тем, что появилось много синонимов слова «рейдерство» (например, корпоративный захват, корпоративный конфликт, недружественное поглощение и, наконец, слияния и поглощения, что на Западе является законным видом бизнеса). Далее постараемся ответить на вопросы о причинах появления новых терминов и изменениях, коснувшихся содержания процессов, ранее называемых рейдерством.

В целом тенденция перераспределения права собственности против воли собственника в пользу третьих лиц сохранилась. Однако при этом все более явно проявляется стремление рейдеров придать своей деятельности законный оттенок, в частности, новые термины — это результат такого стремления.

Помимо прочего, изменились и внешние условия: усовершенствовано законодательство, правоохранительные органы начали более активную работу в этом направлении, как результат — изменились и технологии захватов, в которых все большую роль играет подготовительный этап по сбору информации и наличие профессиональных и опытных юристов в команде.

В «цивилизованные 2000-е» оказалось удобнее и безопаснее использовать остающиеся пробелы в законодательстве, позволяющие получить владение над предприятием путем вывода активов из владения законных собственников или вывода собственника с земельного участка.

Кроме того, вступившая в силу в конце 2002 г. новая редакция Закона о несостоятельности (банкротстве) наконец-то ограничила использование банкротства для перехвата корпоративного контроля. В результате, по данным Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, интенсивность банкротств в России упала почти в 8 раз: если в 2002 г. в арбитражные суды поступило 106 500 заявлений о признании должников несостоятельными, то в 2003 г. — уже менее 14 300.

Однако на смену преднамеренному банкротству пришла схема оспаривания приватизации, проводившейся с многочисленными нарушениями.

Кроме того, еще в процессе ограничения возможностей рейдеров использовать банкротство в качестве инструмента захвата собственности была предельно упрощена (в рамках кампании по дебюрократизации экономики) процедура перерегистрации собственника. В результате мошенники получили возможность без какого бы то ни было реального риска переписать на себя практически любое предприятие России.

Результат предсказуем: даже по официальным данным, в последние годы в России наблюдался всплеск количества недобросовестных корпоративных захватов.

И все же будущее рейдерства в России уже определено однозначно — это цивилизованные формы перехода права собственности на компанию, характерные для развитых стран, и самостоятельная отрасль экономики, получившая название «бизнес по слияниям и поглощениям (Mergers and Acquisitions — M&A)» и составляющая 6 — 7% ВВП государства. Вопрос заключается лишь во времени.

На Западе этот бизнес процветает и выполняет важную функцию постоянного оздоровления национальных экономик, так как неэффективные (в том числе из-за плохого управления), но располагающие привлекательными активами предприятия захватываются более успешными и санируются.

Этот бизнес, как и многие другие, ведется жестко и без каких бы то ни было сантиментов: в мире более половины слияний и поглощений являются недружественными. При этом объемы M&A и их удельный вес в ВВП — важный показатель, увеличением или высоким уровнем которого гордятся. Рост количества сделок по слияниям и поглощениям воспринимается как признак улучшения инвестиционного климата, эксперты считают M&A важным инструментом корпоративного роста.

Соотношение показателя объема рынка M&A к ВВП России в 2007 г. составил более 10% — рост в 2,2 раза по сравнению с 2006 г. (в 2006 г. — 4,5%, 2005 г. — 4,3%). В 2008 г. этот показатель составил около 7%. По данным аналитической группы M&A-Intelligence журнала «Слияния и Поглощения», по сравнению с рекордным показателем 2007 г., достигшим 122,16 млрд долл., емкость рынка M&A в России в 2008 г. упала на 36,5% — до 77,55 млрд долл. Исторический максимум 2007 г. был связан с процессами распродажи активов «ЮКОСа».

Однако, хотя прозрачность сделок растет, а финансовая отчетность, корпоративное управление и информационное взаимодействие внутри компаний улучшаются, раскрытие данных о совершенных сделках с капиталом остается совершенно незначительным. Недостаточно прозрачна и информация о том, каков был механизм ценообразования при сделках слияний и поглощений, какова мотивация сторон, участвующих в сделках, каковы ожидания руководства компаний от совершения сделок. Это позволяет рассматривать значительную часть российских сделок по слиянию и поглощению как результат рейдерских операций. Таким образом, рейдерство в России и M&A за рубежом — это все еще две совершенно различные традиции.

Ключевое отличие рейдерства в современном российском смысле этого слова заключается в нарушении закона, в применении тех или иных мошеннических технологий или, по крайней мере, в наличии серьезных подозрений такого рода.

Кроме того, рейдерство в нашей стране ведется, как правило, не в производственных, а в спекулятивных целях (когда предприятия и научно-исследовательские институты захватываются ради земельного участка, а не ради еще оставшейся производственной и научно-технической базы).

Однако происходящие в настоящее время процессы, связанные с перераспределением прав собственности, уже нельзя называть тем рейдерством, которое существовало в 90-х гг. прошлого столетия. В настоящее время все чаще используют термины «корпоративный конфликт» и «недружественное поглощение», хотя содержание остается прежним — перераспределение прав собственности против воли неэффективного владельца таких прав, как законное, так и находящееся на грани закона, сопряженное с разрешением проблемы справедливой оценки стоимости активов и пассивов, определения размера компенсации за них и удовлетворенности бывшего собственника результатами сделки.

Социально-экономические последствия рейдерства

Негативное воздействие рейдерства на социально-экономическое положение отдельных хозяйствующих субъектов и граждан, а также страны в целом очевидно.

Рейдерство препятствует развитию реального сектора экономики; оно направлено не на решение реальных задач страны, а на передел собственности, который не может длиться бесконечно. Рейдерство как сверхзадача может иссушить экономику.

Рейдерство — это один из дополнительных рисков для инвестиций (кто же будет развивать бизнес, если остается опасность его безвозмездного изъятия?).

Особая общественная опасность рейдерства заключается именно в использовании государства как прикрытия для совершения преступных деяний: помимо прямого ущерба, наносимого экономике, рейдер еще и дискредитирует государство, разлагая его ключевые институты и отдельных граждан, в первую очередь через стимулирование коррупции.

С другой стороны, опасность рейдерской атаки заставляет собственников компании становиться более публичными, формировать более прозрачную систему корпоративного управления, дабы своевременно выявить готовящуюся атаку, больше заботиться о персонале, дабы исключить возможность его подкупа.

Более того, как ни странно на первый взгляд, рейдеры заставляют депутатов работать над совершенствованием законодательства.

И конечно, самый главный аргумент, приводимый всеми экспертами в оправдание рейдеров, — это то, что они являются своеобразными «санитарами леса», а рейдерство в большинстве случаев полезно для экономики, оно служит катализатором ее развития, так как захватывается, в основном, бесхозное имущество или имущество, недостаточно эффективно используемое. Именно неэффективное использование и служит источником прибыли в размере 200 — 1000%.

Еще одно негативное последствие рейдерства заключается в возможности использования этого явления в целях отмывания денег, полученных преступным путем.

Предпосылки для использования рейдерства в качестве элемента отмывания денег заключаются в следующем. В России до недавнего времени имела место значительная доля теневой (нелегальной) экономики, в которой логично преобладали нелегальные формы перераспределения прав собственности.

Однако, как уже говорилось, со временем к собственникам приходит осознание необходимости легализовать свой бизнес или его часть, дабы в будущем самим не подвергнуться рейдерской атаке, поэтому они на пути к этой цели используют ранее опробованный ими метод рейдерской атаки для отмывания имеющихся незаконных активов. В этом случае рейдерство становится все более похожим на недружественные слияния и поглощения, поскольку чем более цивилизованными методами будет осуществлен захват, тем более защищенным окажется приобретенный актив.

В основе механизма использования рейдерства в качестве инструмента отмывания денег лежит значительная норма возможной легальной прибыли от этих операций. Обычно для корпоративного захвата выбирают компанию, в которой имеет место огромный разрыв между балансовой стоимостью активов, которые в большинстве атакуемых фирм недооценены, и потенциальной стоимостью продажи.

Очевидно, что «премия» (основная составляющая взятки должностным лицам за принятие необходимых решений), уплачиваемая рейдером за приобретение или перераспределение права собственности на интересуемый актив в его пользу, выше балансовой стоимости, но ниже потенциальной стоимости продажи. Разница между балансовой стоимостью и уплаченной «премией» и является возможным размером легализуемых средств.

Однако следует заметить, что отмывание в данном случае является лишь сопутствующей целью рейдерской атаки.

Обременение как способ рейдерской атаки и защиты от нее

Общее правило защиты от рейдерства таково, что если вы сами не обремените свои активы, то за вас это сделают другие, с последующим выводом их в свою пользу. Способы обременения могут быть разными (это зависит от того, какой актив является основным конкурентным преимуществом компании).

Из экономической теории известно, что существуют четыре фактора дохода (земля, капитал, труд и предпринимательские способности), на которые раскладывается валовой доход, получаемый предприятием. Используем эти факторы в качестве критериев классификации конкурентных преимуществ предприятия, подвергающихся опасности при рейдерской атаке.

Так, под землей будут пониматься собственно земельные участки и недвижимость, находящаяся на ней, а также оборудование и другие основные средства; под капиталом — оборотные активы компании; под трудом — трудовые ресурсы; под предпринимательскими способностями — умение собственника трех предыдущих факторов (активов) найти такое уникальное их сочетание, которое будет приносить ему прибыль.

Иметь в собственности особенно крупные объекты недвижимости и на привлекательных земельных участках достаточно опасно. В этом случае рекомендуется передать право собственности аффилированным структурам (порой созданным исключительно для этих целей) и оформить договор аренды или доверительного управления на объект недвижимости, являющийся потенциальной целью атаки.

То же самое можно сказать и о более ликвидных активах, например об уникальном производственном оборудовании, которое также следует обременять. В дополнение к сказанному можно упомянуть о возможностях лизинга, который, помимо прочего, используется и для налоговой оптимизации.

Способ атаки на низколиквидные активы совпадает со способом защиты. Рейдеры проникают в менеджмент компании путем назначения своих представителей на ключевые позиции и реализуют представленную схему, однако только в пользу своих компаний. Условия договоров обычно грабительские по отношению к компании-цели, а досрочное их расторжение может повлечь потерю имущества.

Если потенциальная цель — это более ликвидные активы, такие как денежные средства и товары в обороте, то можно попробовать обременить и их, например, взяв кредит под залог товаров в обороте в аффилированном банке. В случае возникновения опасности умышленно нарушаются условия кредитного договора, инициируется судебное разбирательство, результатом которого становится решение о взыскании суммы залога в пользу аффилированного банка.

Для каждой отрасли существует свое оптимальное соотношение собственных и заемных средств. Если доля заемных средств незначительна, то необходимо либо привлекать кредиты и расширять масштабы деятельности, либо сокращать обороты и выводить собственные оборотные средства, в том числе через проценты за кредит аффилированному банку. В противном случае эти активы выведет кто-нибудь другой.

Также здесь можно говорить об аресте собственных счетов. Противоречивость этого метода заключается в том, что он изначально принадлежит атакующей стороне, но при определенных условиях может быть использован и защищающимися. Например, при возникновении опасности на счета накладывается арест как результат налоговых споров с государством. Данный метод осуществим при условии уверенности в последующем решении уполномоченного органа (ФНС России, суда) в пользу налогоплательщика и о снятии ареста.

Если конкурентное преимущество — это персонал или какие-либо нематериальные активы, завязанные на персонал (например, клиентская база или ноу-хау (разработанное собственными силами программное обеспечение)), то и его (персонал) можно обременить, например, предложив кредит в аффилированном банке. Взятый кредит повышает лояльность персонала и в большинстве случаев закрепляет его в организации.

В последнее время широкое распространение получила схема аутстаффинга (по аналогии с аутсорсингом), когда целые трудовые коллективы выводятся в специально созданные для этого юридические лица. Основное предприятие заключает договор с данной организацией на оказание услуг. Помимо прочего, данная схема поможет оптимизировать затраты на оплату персонала и разрешать трудовые споры.

И наконец, как обременить прибыль (как результат реализации предпринимательских способностей собственника)? Пожалуй, самым нестандартным решением будет инвестировать ее в бизнес конкурента, диверсифицировав таким образом риск атаки со стороны последнего. Однако прежде чем делать такие вложения, необходимо обезличить эти деньги через аффилированные компании (центры прибыли) в регионах (субъектах Российской Федерации, странах) с наиболее благоприятными для собственника политическим и налоговым режимами.

Таким образом, мы снова вплотную приблизились к теме отмывания денег, поскольку перевод денег в офшорную компанию — это, помимо прочего, и один из завершающих этапов отмывания денег.

В заключение сделаем несколько выводов

Во-первых, рейдерство — это как когда-то существовавший активно-пассивный счет 76, т.е. результат зависит от того, в корреспонденции с каким счетом делается бухгалтерская запись.

В целом рейдерство необходимо для выравнивания баланса в экономике. В частности, результат современной рейдерской атаки может быть записан в актив как атакующей, так и защищающейся стороны, поскольку иногда выгоднее бывает уступить право собственности на предприятие в целях собственной безопасности, оставив при этом за собой право управления бизнесом и получения определенной части прибыли. И, по аналогии, рейдерская атака может оказаться пассивом не только собственника атакуемого предприятия, но и инициатора атаки, поскольку в результате захвата может быть утрачен либо серьезно поврежден наиболее привлекательный актив или может быть снижена его ликвидность.

Во-вторых, рейдерство — это явление, при котором предпринимательская мысль опережает развитие законодательства и начинает использовать недостатки имеющегося в целях получения прибыли. Так же было и с отмыванием денег: сначала появилось это явление, потом ему присвоили имя, потом законодательно запретили, ввели уголовную ответственность и начали с ним бороться.

Ожидает ли подобная перспектива явление, получившее название «рейдерство», покажет время, но, по нашему мнению, логичнее было бы совершенствовать законодательство не в области наказания за незаконное перераспределение прав собственности, а в области регулирования отношений по законному переходу прав собственности, различных его форм и используемых методов.

Автор статьи: В.И.Авдийский



Older posts «

» Новые сообщения