Наибольшие затруднения в квалификации преступлений против половой свободы и половой неприкосновенности вызывает отграничение изнасилования и насильственных действий сексуального характера от понуждения к действиям сексуального характера, а также разграничение изнасилования и насильственных действий сексуального характера, совершенных с использованием беспомощного состояния потерпевшего (ст. ст. 134 и 135 УК РФ).

Кроме того, существуют трудности в отграничении этих преступлений от добровольных форм удовлетворения половых потребностей с применением физической силы к партнеру по обоюдному согласию участников полового контакта.

Основой верной квалификации здесь является правильное толкование признака насилия. Как известно, понятия насилия и насильственного преступления не определены в УК РФ. Спектр подходов к доктринальному толкованию насилия в настоящее время стал еще более широким, чем 10 — 15 лет назад. Условно можно выделить три подхода к его определению.

Первый подход заключается в узком толковании насилия. Так, В.И. Симонов рассматривает насилие как способ совершения преступления и определяет его как осознанное применение физической силы для нарушения телесной неприкосновенности другого лица, помимо его воли либо вопреки ей, или угрозы совершения насильственных действий.

Второй подход характеризуется более широким толкованием этой категории. Л.Д. Гаухман под физическим насилием понимает противоправное воздействие на организм другого человека, включая и воздействие путем введения в организм любым способом отравляющих, сильнодействующих веществ, а соответственно, под угрозой применения насилия — воздействие на психическую сферу человека, выражающееся в запугивании его применением физического насилия.

Третий подход состоит в широком понимании насилия как физического, так и психического воздействия на другого человека. Причем некоторые авторы относят к насилию психическое воздействие (оскорбление, клевета) и интеллектуальное насилие (превышение должностных полномочий, незаконный арест и задержание), фактически отождествляя термины «насилие» и «воздействие».

При таком подходе можно признать насильственными подавляющее большинство преступлений, предусмотренных УК РФ. Тенденция более широкого понимания насилия сформировалась под воздействием многих факторов, в частности изменений в социально-экономической жизни России, внедрения в сознание россиян западной идеологии прав человека и других факторов. Очевидно влияние западных правовых систем, в частности англосаксонского права. Так, в уголовном законодательстве США насилие понимается как применение или попытка применения физической силы или угрозы применения физической силы в отношении не только человека, но и имущества.

Первый подход к понятию насилия, который воспринят и находит отражение в правоприменении, представляется наиболее последовательным. Он позволяет четко очертить две формы насилия: физическое и психическое. Физическое насилие — это осознанное противоправное использование физической силы для нарушения телесной неприкосновенности другого человека помимо его воли или вопреки ей.

Например, физическим насилием может считаться введение в организм другого человека одурманивающих, сильнодействующих или ядовитых веществ только насильственным путем. Очевидно, что введение таких веществ в организм потерпевшего обманным путем не может расцениваться как насилие.

Иную позицию занимает Р.Д. Шарапов. Он отождествляет понятия физического насилия и физического воздействия. Несомненно, понятие физического воздействия включает в себя любые виды энергетического воздействия на человека, но ставить знак равенства между этими понятиями нельзя.

Так, заражение другого лица венерическим заболеванием при добровольном половом сношении не образует физического насилия над потерпевшим, но, безусловно, будет расцениваться как причинение вреда здоровью потерпевшего путем физического воздействия (ст. 121 УК РФ).

Под психическим насилием следует понимать запугивание другого человека применением физической силы с целью подавления его сопротивления и подчинения его воли. Отдельные авторы, вопреки сложившейся судебной практике, пытаются дать широкое определение психического насилия.

Так, Л.В. Сердюк полагает, что к психическому насилию можно отнести угрозы не только применить физическую силу, но и огласить неприятную для потерпевшего информацию и др. Ученый, по сути, отождествляет понятие психического насилия с понятием психического воздействия, хотя понятие «воздействие» гораздо шире понятия «насилие».

Насилие может быть вооруженным. При этом вооруженное насилие может выступать как физическое насилие, когда преступник непосредственно применяет огнестрельное оружие, предметы, используемые в качестве оружия, что несет вред здоровью потерпевшего или смерть. Оно может проявляться и в форме психического насилия в случаях, когда преступник угрожает применением оружия, демонстрируя намерения использовать его. В той и другой форме вооруженное насилие обладает высокой общественной опасностью, угрожая жизни и здоровью человека.

Физическое и психическое насилие есть нормативный признак преступлений, закрепленных в ст. 131 и ст. 132 УК РФ.

В данном случае насилие является способом совершения преступления, способом преодоления сопротивления потерпевшего, способом установления и осуществления контроля над ним.

Немаловажно также, на наш взгляд, разграничивать насилие как процесс (действие) и как результат насильственного воздействия, который по сути своей насилием не является, а выражается в определенных преступных последствиях.

В первом случае насилие должно иметь такую интенсивность, чтобы быть достаточным для подавления сопротивления и воли потерпевшего. Во втором случае наличествует результат насильственного воздействия на организм потерпевшего, который может выражаться в причинении легкого и средней тяжести вреда здоровью, заражении венерическим заболеванием или ВИЧ-инфекцией.

Кроме физического насилия в законе закреплен и признак психического насилия, которое должно выражаться в запугивании другого человека применением физической силы с целью подавления его сопротивления и подчинения его воли.

Исходя из признаков ст. 131 и ст. 132 УК РФ угроза применения физической силы может быть направлена не только на непосредственно потерпевшего, но и на другое лицо, однако цель ее остается прежней. На сегодняшний день вопрос о двух видах угрозы насилием в зависимости от времени ее реализации является дискуссионным.

Мы не разделяем позицию некоторых авторов и Пленума Верховного Суда РФ об ограниченном толковании угрозы как угрозы немедленного применения насилия. Этот подход подвергался в литературе обоснованной критике: в большей степени соответствующей букве закона является точка зрения, согласно которой угроза насилием в составах преступлений, предусмотренных ст. 131 и ст. 132 УК РФ, предполагает не только наличную угрозу, но и угрозу применения насилия в будущем.

Не повторяя приведенные в литературе аргументы, следует подчеркнуть, что определяющим признаком в понятии угрозы применения насилия является не ее наличность, а ее реальность, т.е. реальная возможность причинения вреда потерпевшему или его близким.

Реальность угрозы, как указано в ст. 119 УК РФ, означает достаточность оснований опасаться ее осуществления. Поэтому угроза применения насилия в будущем также может не оставить выбора потерпевшей (потерпевшему), если она (он) осознает невозможность нейтрализации этой угрозы.

Общественная опасность угрозы применения насилия в будущем столь же велика, как и угрозы немедленного применения насилия, тем более что моментом, определяющим степень ее опасности, всегда выступает интенсивность психического насилия. Например, насильник требует совершить с ним половой акт и угрожает потерпевшей завтра убить ее ребенка. Потерпевшая осознает, что не сможет уберечь ребенка и насильник может в будущем в любой момент исполнить угрозу. В сравнении с этим менее опасной может быть наличная угроза причинения потерпевшей физической боли или побоев.

В психологическом аспекте восприятие угрозы насилием в будущем как реальной вызывает те же эмоции страха, испуга и ужаса, которые способны не только подавить волю потерпевшей, но и причинить психическую травму.

Таким образом, определяющие критерии разграничения состоят в том, что при насильственном посягательстве:

1) в момент посягательства существует реальная (как наличная, так и направленная в будущее) угроза применения физической силы к потерпевшему либо его близким;
2) воля потерпевшего в такой степени подчинена воле виновного, что потерпевший в момент посягательства не может действовать свободно. При противоправном воздействии эти критерии отсутствуют.

В контексте рассматриваемого вопроса варианты противоправного воздействия содержатся в ст. 133 УК РФ. К ним относятся шантаж, т.е. угроза распространения компрометирующих сведений или разоблачения потерпевшего, угроза уничтожением, повреждением или изъятием имущества либо использование материальной или иной зависимости потерпевшего (потерпевшей).

Доктринальное толкование признака использования материальной или иной зависимости потерпевшего (потерпевшей), существующее несколько десятилетий, необоснованно ограничивает его содержание.

Суть данного толкования заключается в том, что не образует состава понуждения предложение вступить в половую связь или удовлетворить половую страсть в иной форме, соединенное с обещанием за это каких-либо выгод, ибо в таком случае поведение самой потерпевшей противоречит нормам социалистической морали.

Большинство авторов современных учебников и комментариев УК РФ повторяют эти положения. Однако очевидно, что использовать зависимое положение потерпевшего можно не только примитивным путем, угрожая ухудшить его жизненное положение, но и путем искушения потерпевшего — посулами различных благ, которые ему недоступны в силу его жизненных условий.

Уголовный закон должен быть на стороне жертвы, а не искусителя. Именно такова позиция законодателя: наказывается лицо, склоняющее другое к потреблению наркотиков, вовлекающее несовершеннолетнего в совершение преступления, занятие проституцией, в совершение антиобщественных действий и т.д.

Поэтому составом понуждения к действиям сексуального характера охватываются, на наш взгляд, любые искушающие потерпевшего действия лица, от которого потерпевший материально или другим образом зависит. Например, образуют состав этого преступления действия лица, предлагающего подчиненной ему по работе женщине вступить с ним в сексуальные отношения и обещающего ей за это увеличить зарплату в несколько раз.

Таким образом, при преступном воздействии в рамках ст. 133 УК РФ понуждение в форме угрозы или искушения при использовании материальной или иной зависимости потерпевшего равны по степени общественной опасности. В обоих случаях происходит такое влияние на волю потерпевшего, при котором он не может в полной мере поступать в соответствии со своими намерениями, вследствие чего нарушается его половая свобода и, кроме того, возникает угроза причинения существенного вреда иным охраняемым уголовным законом интересам.

Особое внимание, на наш взгляд, следует уделять вопросам разграничения изнасилования либо совершения насильственных действий сексуального характера в отношении малолетнего или несовершеннолетнего потерпевшего и совершения добровольного полового сношения с лицом, не достигшим 16 лет, или совершения с ним иных действий сексуального характера.

Безусловно, имеет значение возрастной критерий, однако следует отметить, что для квалификации данных преступлений значительную роль играет внутреннее психическое отношение потерпевшего к совершаемым в отношении его действиям. Поэтому в каждом случае суд и органы предварительного следствия должны назначать судебную психолого-психиатрическую экспертизу, целью которой является установление психологического отношения потерпевшего к совершаемым в отношении его противоправным действиям.

При производстве такого рода экспертиз, на наш взгляд, важно учитывать следующие качества личности несовершеннолетнего: уровень его развития, наличие жизненного опыта, достаточность осведомленности в социальных и морально-этических аспектах сексуальных отношений, способность в полной мере понимать характер и значение совершаемых с ним действий, способность оказать сопротивление и выразить свою волю. Выводы эксперта в совокупности с другими доказательствами должны быть положены в основу квалификации содеянного.

При совершении действий, указанных в ст. 134 УК РФ, необходимо добровольное согласие потерпевшего, т.е. уровень его психического развития и социальной адаптации должен быть достаточным для принятия подобного решения. Отсутствие же этих качеств у потерпевшего свидетельствует о его беспомощном состоянии и влечет ответственность виновного по ст. 131 или ст. 132 УК РФ.

Следовательно, уровень психического развития и восприятия потерпевшего может являться одним из критериев разграничения насильственных и ненасильственных преступлений против половой неприкосновенности. Важно также, что, исходя из всех обстоятельств преступления, виновный должен осознавать наличие либо добровольности со стороны потерпевшего, либо беспомощного его состояния.

Еще одна проблема квалификации рассматриваемой категории дел, на наш взгляд, заключается в отграничении развратных действий от иных насильственных действий сексуального характера. Прежде всего необходимо указать объективные критерии разграничения ст. 132 и ст. 135 УК РФ.

Необходимо отметить, что развратные действия не должны сопровождаться применением насилия, но могут сопровождаться физическим воздействием с добровольного согласия потерпевшего.

Так, прикосновения к телу и одежде потерпевшего, ограничение или лишение его свободы передвижения, совершенные вопреки его воле, в случаях, когда он не мог ее выразить в силу возраста, обстановки преступления или особенностей психического развития, следует считать применением физического воздействия в отношении лица, находящегося в состоянии беспомощности, а действия виновного необходимо квалифицировать по ст. 132 УК РФ.

Данный признак в ряде случаев является основополагающим при разграничении состава преступления, предусмотренного ст. 135 УК РФ, и иных преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы. Однако полная уголовно-правовая оценка может быть дана лишь с учетом характера совершаемых действий в отношении потерпевшего.

По нашему мнению, варианты совершения развратных действий можно разделить на две группы: связанные с нарушением телесной неприкосновенности ребенка и не связанные с нарушение таковой.

К первой группе относятся такие действия, совершаемые виновным, в процессе которых происходит воздействие на интимные части тела ребенка, не связанное с половым сношением и действиями сексуального характера.

В этих случаях при совершении развратных действий удовлетворение половой страсти не носит характера полового сношения с потерпевшим в любой форме и обстоятельства дела свидетельствуют о том, что насилие к потерпевшему не применялось. Действия виновных при указанных обстоятельствах должны быть квалифицированы по ст. 135 УК РФ.

Развратные действия по объективным признакам не совпадают с половым сношением или действиями сексуального характера; они имеют более низкую степень интенсивности противоправного сексуального поведения.

Поэтому нельзя признать развратными действиями любые действия виновного, имитирующие половое сношение (например, мастурбация потерпевшего, введение во влагалище потерпевшей или заднепроходное отверстие потерпевшего различных предметов, пальцев рук). Указанные случаи имеют более высокую степень общественной опасности, и их необходимо квалифицировать как иные действия сексуального характера.

Ко второй группе относятся такие развратные действия, при совершении которых в большей степени нарушается нормальное психологическое развитие потерпевшего, пробуждается нездоровый сексуальный интерес, половое влечение.

До настоящего времени в юридической литературе изучению вопроса разграничения преступных и непреступных форм удовлетворения сексуальных потребностей, сопровождающихся применением физической силы, не было уделено достаточно внимания.

Так, возникает проблема квалификации действий лица, причиняющего при сексуальном контакте по взаимному добровольному согласию физическую боль или совершающего иное физическое воздействие на партнера, которое влечет за собой вред здоровью последнего. С внешней стороны такие действия совпадают с объективной стороной преступлений, предусмотренных ст. 131 и ст. 132 УК РФ. Однако внутренняя сторона таких поступков значительно отличается от субъективной стороны указанных преступлений.

Представляется необходимым установить четко определенные рамки действия норм уголовного закона в сфере реализации права человека на половую свободу. По нашему мнению, критерии правомерности здесь следующие: во-первых, добровольный характер самого сексуального контакта, во-вторых, добровольность в выборе способа удовлетворения сексуальных потребностей и, в-третьих, отсутствие общественно опасных последствий.

Раскрывая содержание указанных критериев, необходимо отметить, что они в совокупности должны относиться к обеим сторонам сексуального контакта и обе стороны должны достоверно знать о наличии обоюдного добровольного согласия (например, предварительная договоренность, длительные сексуальные отношения и др.). Данные положения относятся только к действиям партнеров, обладающих половой свободой, т.е. лиц, достигших 18 лет.

Указанные действия не несут в себе общественной опасности и не являются преступлением только тогда, когда в результате их совершения не наступают последствия в виде причинения вреда, опасного для жизни и/или здоровья, либо смерти человека. При наличии таких последствий действия виновного образуют преступление и квалифицируются как неосторожное деяние против жизни или здоровья человека.

Авторы статьи: Е.А. КОТЕЛЬНИКОВА, В.Г. ШУМИХИН

Принуждение нередко указывается в уголовном законе в качестве способа совершения преступления или уголовно наказуемого деяния. С помощью физического или психического принуждения виновный пытается повлиять на поведение другого человека. УК РФ не в полной мере охватывает круг общественно опасных деяний, которые посягают на свободу волеизъявления.

Во многих уголовных кодексах зарубежных государств установлена уголовная ответственность за принуждение как за самостоятельное преступление. Такой подход представляется удачным, и УК РФ было бы желательно дополнить нормой об ответственности за принуждение как за самостоятельное преступление.

Конституция РФ гарантирует охрану широкого спектра прав и свобод человека и гражданина, подчеркивая при этом, что они определяют смысл, содержание и применение законов (ст. 18). Среди подлежащих охране конституционных установлений свобода человека занимает, как представляется, ведущее место и имеет основополагающее значение.

Под свободой следует понимать не только такие ее проявления, как выбор места жительства, сфера приложения трудовых усилий, свобода мыслей и убеждений и т.п., но и свободу волеизъявления в самом широком смысле этого слова, которая не может быть ограничена иными лицами. С точки зрения политико-правового значения категория свободы предполагает допустимыми любые действия, не причиняющие вреда другим людям.

Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены только федеральными законами и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны, безопасности государства (ст. 55 Конституции РФ).

Следовательно, деяния, посягающие на свободное волеизъявление человека, направленные на изменение поведения последнего вопреки его воле, должны быть предметом рассмотрения уголовного права (естественно, с учетом степени их общественной опасности).

Сказанное в полной мере подтверждают те статьи УК РФ, в которых, в частности, установлена ответственность за принуждение (или понуждение) человека к совершению поступков, ему нежелательных и являющихся вынужденными в силу воздействия на него особых приемов, выступающих в качестве криминообразующих либо квалифицирующих признаков определенных составов преступлений.

Необходимо учитывать разнообразие видов фиксации таких приемов в УК РФ. Так, иногда эти приемы воздействия на другого человека закрепляются законодателем с помощью использования терминов «принуждение» или «понуждение», но чаще на принуждение напрямую не указывается.

Однако принуждение возможно и без непосредственного на него указания, в первую очередь в случае, когда насилие либо угроза его применения или угроза совершения иных действий, противоречащих правам или законным интересам индивида, предусмотрены статьей Особенной части УК РФ и от потерпевшего с их помощью пытаются добиться поведения, выгодного виновному.

Следует отметить, что термин «принудить» означает заставить человека что-либо сделать против его воли. При принуждении с помощью физического или психического воздействия на человека пытаются изменить его поведение.

Традиционно принуждение по особенностям воздействия на потерпевшего подразделяется на физическое и психическое. Общим для них является то, что физическое или психическое влияние на человека — это общественно опасное деяние, осуществляется незаконно и имеет целью воспрепятствовать проявлению свободы воли человека, заставить совершить поступок, который для него был нежелательным.

Физическое принуждение может быть двух видов. Во-первых, оно представляет собой механическое или с помощью одурманивающих или иных средств воздействие на тело и внутренние органы человека. К нему можно отнести избиение, истязание, пытки, насильственное или помимо воли человека введение в его организм одурманивающих веществ, принудительное связывание, т.е. действия, внешне совпадающие с физическим насилием, но отличающиеся своей направленностью на подавление воли другого человека, от которого хотят добиться поведения, выгодного принуждающему.

Во-вторых, физическое принуждение может быть и не связанным с физическим насилием. Таковым, например, является запирание человека в помещении без непосредственного механического воздействия на его организм, в результате чего он лишается возможности воспользоваться свободой передвижения и не может совершить те действия, которые желал бы (а иногда и должен был) осуществить.

Следовательно, физическое принуждение представляет собой противоправное внешнее воздействие на организм человека или лишение его возможности передвигаться в пространстве, осуществляемое с целью заставить его против его воли или помимо его воли действовать (бездействовать) определенным образом.

Психическое принуждение не следует ограничивать угрозой применения физического насилия, оно охватывает и все иные виды угроз, оказывающих влияние на свободное волеизъявление человека. Такое принуждение осуществляется с целью заставить человека, подвергающегося принуждению, совершить какие-то действия или воздержаться от их совершения. Оно может выражаться также в воздействии на человека, сопряженном с требованием от него определенного поведения, путем применения физического насилия к другому лицу, в судьбе которого он заинтересован.

Подобный механизм нередко имеет место, например, при захвате заложника, когда, избивая жертву или применяя к ней пытки, преступники пытаются оказать влияние на третье лицо и добиться от него совершения (отказа от совершения) каких-то действий. В этом случае требуемые действия (бездействие) третьего лица будут результатом психического давления на него.

Особыми способами принуждения являются гипноз, нейролингвистическое программирование, применение высокочастотных генераторов. Несмотря на нетрадиционность этих способов, их воздействие на волю другого человека, так же как и при иных разновидностях принуждения, направлено на то, чтобы навязать другому человеку свою волю, заставить его изменить свое поведение. В связи с этим ошибочной представляется получившая распространение на практике квалификация как мошенничества действий лиц, использующих гипнотическое влияние на потерпевшего для получения его имущества.

В подобных случаях имеет место подавление воли другого человека, принудительное воздействие на него с корыстной целью, что по своему механизму весьма сходно с введением в организм человека помимо его воли одурманивающих или иных веществ для дальнейшего изъятия чужого имущества. Следовательно, в зависимости от опасности гипнотического принудительного влияния для здоровья потерпевшего совершенное деяние должно оцениваться как грабеж с насилием или как разбой.

Насилие и угроза применения насилия либо иные угрозы часто указываются в уголовном законе в качестве конститутивных или квалифицирующих признаков состава преступления. Безусловно, насилие и угрозы и принуждение — категории во многом сходные и взаимосвязанные. Однако не любое насилие является принуждением.

Так, отсутствует принуждение в случае причинения вреда здоровью человека без попытки изменить его поведение или поведение других лиц. Очевидно, что принуждение характеризует специальная цель, заключающаяся в склонении принуждаемого к совершению какого-либо деяния.

Физическое насилие и угроза как способы воздействия на потерпевшего (насилие и угрозы при вымогательстве) в отличие от насилия и угрозы в качестве деяния (убийство, угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью) носят характер принуждения, когда они используются для подавления волеизъявления другого человека и влияния на его поведение.

О принуждении, в частности, свидетельствуют шантаж или разнообразные угрозы, с помощью которых виновные пытаются заставить другое лицо выполнить какое-либо деяние, поэтому оно имеет место при совершении вымогательства (ст. 163 УК РФ), при получении коммерческого подкупа с вымогательством предмета подкупа (п. «б» ч. 4 ст. 204), а также при получении взятки, сопряженном с ее вымогательством (п. «в» ч. 4 ст. 290).

Важно отметить, что принуждение может выступать способом вовлечения лица в совершение преступления или антиобщественных действий. К ним относятся: вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления (ст. 150 УК РФ); вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий (ст. 151); содействие террористической деятельности (ст. 205); склонение к потреблению наркотических средств или психотропных веществ (ст. 230); вовлечение в занятие проституцией (ст. 240).

Принуждение характерно и для преступлений, при совершении которых воздействие оказывается не на потерпевшего, а на других лиц: террористический акт (ст. 205 УК РФ), захват заложника (ст. 206).

Таким образом, воздействие на другого человека с целью подчинения его воли требованиям виновного и изменения его поведения осуществляется при совершении целого ряда преступлений, в законодательном описании которых термин «принуждение» не употребляется. Это в полной мере относится к преступным деяниям, совершаемым против воли потерпевшего и для характеристики которых законодатель употребляет термины «оказание воздействия», «требование», «вымогательство взятки».

Вместе с тем в целом ряде случаев в Особенной части УК РФ принуждение или понуждение как уголовно наказуемое деяние или его способ напрямую упоминается для характеристики преступлений, посягающих, как правило, на жизнь, здоровье, различные права и свободы личности: принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации (ст. 120 УК РФ); понуждение к действиям сексуального характера (ст. 133); воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий, соединенное с принуждением (п. «а» ч. 2 ст. 141); фальсификация избирательных документов или документов референдума, соединенная с принуждением (ч. 2 ст. 142); воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов путем принуждения их к распространению или отказу от распространения информации (ст. 144); нарушение изобретательских или патентных прав в форме принуждения к соавторству (ст. 147); воспрепятствование проведению собрания, митинга, демонстрации, шествия, пикетирования или участию в них (ст. 149); принуждение к совершению сделки или к отказу от ее совершения (ст. 179); принуждение к продолжению занятия проституцией (ст. 240); принуждение к даче показаний (ст. 302); подкуп или принуждение к даче показаний или уклонению от дачи показаний либо к неправильному переводу (ч. 2 ст. 309); сопротивление начальнику или принуждение его к нарушению обязанностей военной службы (ст. 333). Все перечисленные деяния посредством принуждения склоняют лицо к изменению его поведения.

Отмеченное позволяет сделать вывод о том, что о принуждении как о деянии и способе совершения преступления можно говорить в узком и широком смысле слова. В узком смысле слова оно имеет место в случаях, когда законодатель употребляет термин «принуждение» при описании объективной стороны, а в широком смысле слова — когда характеристика объективной стороны допускает принуждение как возможный способ совершения преступления наряду с другими способами без специального указания на него.

Однако, поскольку в последнем случае при квалификации деяния применение физического или психического принуждения не учитывается, в качестве признака преступления необходимо при назначении наказания указывать на п. «к» ч. 1 ст. 63 УК РФ, содержащий данный признак в качестве обстоятельства, отягчающего наказание.

Немаловажно и то, что законодатель учитывает подавленность воли принуждаемого. Поэтому в случае совершения человеком, находящимся под физическим или психическим принуждением, деяния, причиняющего вред охраняемым уголовным законом интересам, решение вопроса о том, подлежит ли он уголовной ответственности либо преступность его деяния исключается, невозможно без обращения к положениям ст. 40 УК РФ.

Анализируя принуждение (понуждение) в узком смысле слова, приходится констатировать, что не все имеющиеся в уголовном законе нормы в полной мере охватывают тот круг деяний, которые посягают на свободу волеизъявления, в результате чего имеются определенные пробелы в законе. Приведенное замечание относится, в частности, к положениям статей 146 и 179 УК РФ.

В УК РФ принуждение к соавторству наказуемо лишь в отношении авторов изобретения, полезной модели или промышленного образца (ст. 147). Однако не подлежат ответственности за названные действия лица, совершившие их в отношении писателя, композитора, скульптора. Такое положение надлежит рассматривать в качестве пробела уголовного закона.

Между тем в УК РСФСР 1960 года (ст. 141), Модельном УК для государств СНГ, законодательстве государств — бывших союзных республик (кроме Армении) подобные действия наказуемы в отношении обеих разновидностей интеллектуальной собственности. В уголовном законодательстве ряда стран преступным признается принуждение не только к соавторству, но и к отказу от авторства (ч. 2 ст. 147 УК Латвии), а также к признанию другого лица преемником авторских прав (ч. 2 ст. 191 УК Литвы).

В литературе высказывалось предложение квалифицировать принуждение к соавторству по ч. 1 ст. 146 УК РФ как присвоение авторства. Однако такое толкование представляется неприемлемым, поскольку, по сути, представляет собой попытку осуществления аналогии закона. Вместе с тем вполне правомерным было бы восполнение пробела путем включения в качестве одного из признаков преступления, предусмотренного ст. 146 УК РФ, принуждения к соавторству либо к отказу от авторства.

Существуют проблемы и с применением ст. 179 УК РФ. Как показывает изучение уголовных дел, возбужденных по ст. 179 УК РФ, зачастую виновные принуждают потерпевшего не к отказу от заключения сделки, а к отказу от ведения предпринимательской деятельности как таковой. Это наглядно видно из следующего примера. Р. был осужден по п. «б» ч. 2 ст. 179 УК РФ. Его преступные действия выразились в том, что, применив насилие, он потребовал от Ш., продавца арбузов фирмы «Рита-М», прекратить торговлю и покинуть избранное им место торговли.

В обвинительном приговоре суд указал: Р. совершил принуждение к отказу от совершения сделки. Однако такая формулировка является натянутой, так как фактически Р. требовал вообще прекратить торговлю. Поэтому, на наш взгляд, в ч. 1 ст. 179 УК РФ следует установить уголовную ответственность и за принуждение к отказу от ведения предпринимательской или иной экономической деятельности.

Анализируемая норма главы 22 УК РФ направлена на охрану субъектов экономической деятельности в самом широком смысле этого слова. Поэтому потерпевшим от данного преступления не может выступать гражданин как физическое лицо.

Вместе с тем и в отношении физических лиц могут иметь место случаи принуждения к совершению сделок, не входящих в круг их интересов. Так, гражданина могут заставить продать свой дом, построенный в месте, где торговая фирма решила открыть магазин, или некий другой гражданин решил расширить свой участок за счет соседского.

В приведенных ситуациях владельцы земельных наделов вынуждены под угрозой физического или психического давления заключить сделку купли-продажи, получив при этом, возможно, даже большие суммы, чем их реальная стоимость. Однако при этом они не только подверглись насилию, но совершили сделку, противную их интересам. Такие деяния, видимо, также должны получить надлежащую оценку, но, как представляется, не за счет дополнения диспозиции ст. 179 УК РФ.

С учетом сказанного представляется необоснованным и не соответствующим принципам построения разделов и глав Особенной части УК РФ предложение об установлении в ст. 179 УК РФ ответственности за принуждение к совершению действий имущественного характера (тем более что слова «без признаков вымогательства» предлагается исключить из диспозиции нормы), распространив ее действие в том числе и на физических лиц. Предлагаемое решение вопроса, на наш взгляд, не вписывается в общую структуру главы 22 УК РФ и способно нарушить ее структуру.

Более предпочтительным и соответствующим современным тенденциям в сфере уголовного законодательства было бы включение в главу 19 УК РФ «Преступления против конституционных прав и свобод человека и гражданина» самостоятельной статьи об ответственности за принуждение к совершению действий, противоречащих правам и законным интересам человека и гражданина, под угрозой применения насилия.

Причем норма в такой редакции была бы направлена не только на охрану физического лица от принуждения к заключению неправомерных сделок, но и от принуждения к совершению иных деяний, противоречащих законным интересам человека (принуждение к производству аборта и т.п.). Например, не все посягательства на свободу личности, носящие характер принуждения, охватываются признаками преступлений, включенных в главу 17 УК РФ.

Так, судебная практика столкнулась с трудностями квалификации случаев захвата и перемещения человека в пространстве, совершенных из мести или из неприязненных отношений, когда отсутствовала цель дальнейшего удержания и потерпевшего после перемещения отпускали (выталкивали из машины, бросали в отдаленной от дома местности и т.п.).

Поскольку отсутствует специальная цель удержания, то, следовательно, нет и признаков похищения человека и к подобным ситуациям нельзя применить примечание к ст. 126 УК РФ. В настоящее время наметилась тенденция квалификации подобных действий как незаконного лишения свободы.

Интерес в этом плане представляет уголовное дело в отношении Ф.В., Ф.М. и К., которые нанесли Г. несколько ударов по голове и телу, с применением физической силы положили Г. в салон автомашины, перевезли его из поселка в поле и на некоторое время (примерно на 1 час) оставили в машине. Такие действия были совершены по просьбе Ф.В., который хотел переместить Г. в пространстве, чтобы выяснить с ним отношения и избить его. Указанные действия были квалифицированы судом как похищение человека.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ переквалифицировала эти действия Ф.В., Ф.М. и К. с п. «а» ч. 2 ст. 126 УК РФ на п. «а» ч. 2 ст. 127 УК РФ, пояснив, что основным моментом объективной стороны похищения человека является изъятие и перемещение потерпевшего с целью последующего удержания в другом месте, но такая цель у Ф.В., Ф.М. и К. отсутствовала. Но имеется ли в подобных случаях состав незаконного лишения свободы?

Думается, что с такой квалификацией согласиться сложно, поскольку незаконное лишение свободы предполагает удержание потерпевшего без перемещения в пространстве, а не перемещение без дальнейшего удержания. Вместе с тем к потерпевшему при его захвате и перемещении применялось физическое принуждение, его воля подавлялась.

Рассмотренные действия и иные деяния, характеризующиеся оказанием принудительного воздействия на личность, обладают достаточно высокой степенью общественной опасности, но не находят своей уголовно-правовой оценки в действующем законодательстве, в то время как во многих зарубежных государствах за них установлена уголовная ответственность в самой общей форме и подобные преступления сформулированы как принуждение.

Так, в ст. 150 УК Грузии определена ответственность за понуждение, понимаемое как незаконное ограничение свободы деяний человека, т.е. его физическое или психическое понуждение к совершению или несовершению действий, осуществление которых или воздержание от которых является его правом, либо к тому, чтобы на себе испытать воздействие, противоречащее его собственным воле и желанию. УК Таджикистана также предусматривает ответственность за принуждение (к выполнению или невыполнению какого-либо действия — ст. 134) в главе о преступлениях против личной свободы, чести и достоинства.

В современном уголовном законодательстве Литвы в главу о преступлениях против свободы также помещена статья под названием «Ограничение свободы действий человека» (ст. 148). В ней установлена ответственность для лица, которое требовало совершения незаконных действий либо воздержания от совершения законных действий с применением психического насилия в отношении потерпевшего или его близких.

Нормы о принуждении как самостоятельном виде преступления содержатся в УК Польши: «Лицо, применяющее насилие или угрозу с целью принуждения…» (§ 1 ст. 191), в УК Австрии: «Кто, применяя насилие или используя опасную угрозу, принуждает…» (§ 105). В разделах уголовных кодексов о преступлениях против свободы личности ряда зарубежных стран предусмотрена ответственность за принуждение сделать что-либо, бездействовать, претерпевать какие-либо невыгоды (Германия — п. 1 § 240, Дания — § 260, Швейцария — ст. 181, Швеция — ст. 4 гл. 4), подчиниться чему-нибудь (Голландия — ст. 284).

Таким образом, зарубежный опыт в области уголовного законодательства показывает, что имеются возможности более последовательной охраны личности от принуждения, чем это обеспечивается положениями УК РФ. Приведенные нормативные положения заслуживают осмысления, а возможно и использования.

Важным представляется, что с помощью нормы об уголовной ответственности за принуждение можно было бы восполнить существующие пробелы в отечественном уголовном законе в отношении разнообразных деяний, носящих характер принуждения, посягающих на свободу личности и причиняющих существенный вред правам и законным интересам человека.

Авторы статьи: Т.Ю. ОРЕШКИНА, Т.Д. УСТИНОВА

Статья посвящена исследованию вопросов, возникающих при защите лиц с отклоняющимся поведением, которые стали жертвами насильственных преступлений. В статье дана характеристика наиболее часто встречающихся преступлений, обоснованы предложения по расширению возможностей адвоката по защите лиц с отклоняющимся поведением.

В ч. 1 ст. 48 Конституции РФ закреплено, что каждому гарантируется право на получение квалифицированной помощи, а в предусмотренных законом случаях она оказывается бесплатно. Вместе с тем в большинстве исследований это положение рассматривается как помощь, которая оказывается лицам, подозреваемым и обвиняемым в совершении преступлений, хотя на практике постоянно возникает необходимость оказания содействия лицам, в отношении которых были совершены те либо иные преступления.

Особенно актуальным является вопрос оказания помощи лицам, которые находятся в социально незащищенном состоянии, в том числе в связи с их девиантными (отклоняющимися от социальной нормы) личностными или профессиональными качествами. В отношении таких лиц адвокаты выступают в качестве представителей и обладают теми же правами, что и сами потерпевшие. В большинстве случаев преступления, совершаемые в отношении указанной категории лиц, носят насильственный характер.

Среди насильственных преступлений, совершаемых в отношении девиантов, наиболее устойчивую и значительную часть составляют убийства, умышленное причинение вреда здоровью, истязания, похищения людей, изнасилования, разбои, насильственные грабежи, вымогательство и сопряженное с насилием хулиганство. Их состояние и динамика преимущественно характеризуют насильственную преступность в целом.

Обычно грабежи, разбои и вымогательства относят к группе имущественных преступлений. Однако, исходя из того, что безопасность личности в современных условиях — один из главных объектов правовой охраны, их целесообразно объединить с традиционными насильственными преступлениями и анализировать именно в данной группе.

Насильственные грабежи, разбои и вымогательство относятся к числу так называемых двухобъектных преступлений, но более важная ценность при этом — безопасность личности. Они имеют много общих черт и признаков с традиционными насильственными преступлениями против личности (убийствами, причинением вреда здоровью).

В плане оказания юридической помощи потерпевшим наиболее близки между собой убийства, умышленное причинение вреда здоровью, истязания и сопряженное с насилием хулиганство. Что же касается изнасилований, то их отличают также определенные специфические особенности (по непосредственному объекту, мотивации, способам и т.д.).

Основным же признаком, объединяющим все указанные преступления, является физическое либо психическое насилие над личностью как способ действий для достижения различных криминальных целей. Во всех этих случаях механизм преступного поведения связан с агрессивно-пренебрежительным отношением к личности, ее жизни, здоровью и неприкосновенности.

Насильственные преступления по степени общественной опасности и тяжести причиняемых последствий превосходят многие другие криминальные проявления.

Тенденции к росту насильственных преступлений в течение длительного времени достаточно устойчивы. Ситуация в сфере борьбы с насильственными преступлениями явно неблагоприятна, что актуализирует и необходимость оказания юридической помощи ее жертвам.

Особенно беззащитны в данном случае лица с девиантным поведением, поскольку в их поведении отчетливо прослеживаются факторы, влияющие на их виктимность. В этой связи имеют определенное значение вопросы, связанные с характеристикой отдельных видов насильственных преступлений в отношении девиантов.

УК РФ 1996 г. значительно дифференцировал ответственность за насильственные преступления. Опираясь на уголовно-правовую классификацию рассматриваемых криминальных деяний, можно дать криминологическую характеристику отдельных их видов.

Убийства относятся к категории наиболее тяжких насильственных посягательств. Следует иметь в виду, что в настоящее время убийства, бывшие ранее наименее латентными преступлениями, перестали быть таковыми. Статистика отражает их рост на фоне ежегодного роста числа лиц, пропавших без вести, находившихся в розыске и необнаруженных.

В группе наиболее опасных преступлений против личности самым распространенным видом продолжают оставаться случаи умышленного причинения тяжкого вреда здоровью.

Продолжает оставаться высокой доля зарегистрированных случаев умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего.

Анализ качественных (структурных) изменений насильственных преступлений против жизни и здоровья, совершенных в отношении девиантов, указывает на значительное повышение степени общественной опасности названных преступлений. Возрастает тяжесть причиняемых ими последствий.

На фоне бытового, ситуативного в целом характера современной насильственной преступности увеличивается доля организованных, заранее подготовленных преступлений, нередко отличающихся особой дерзостью, изощренностью, жестокостью. Среди лиц, совершающих рассматриваемые преступления, возрастает доля злостных, «привычных» преступников со специфической (агрессивно-насильственной) направленностью. В их противоправном поведении все отчетливее просматриваются признаки криминального профессионализма.

В последнее время значительно возросли и другие наиболее тяжкие разновидности этих преступлений, совершаемых в отношении девиантов.

Происходит увеличение доли тяжких преступлений против личности в так называемой маргинальной (социально неустойчивой) среде. Речь идет о слое деклассированных и полудеклассированных элементов: тунеядцах, нищих, бродягах, беспризорных детях, алкоголиках, наркоманах, социально неадаптировавшихся субъектах с уголовным прошлым, проститутках, сутенерах и т.п., образующих «социальное дно», т.е. лицах с девиантным поведением.

Тяжкие насильственные преступления они совершают на почве мести, ссор, сведения счетов, стремления скрыть или облегчить совершение другого преступления. Выборочные исследования показывают, что в этой среде совершается примерно половина всех убийств и тяжких телесных повреждений.

Увеличивается доля особо жестоких преступных посягательств на личность, нередко совершаемых с элементами цинизма, глумления над людьми, садизма. Кроме того, происходит определенное снижение порога мотивации при посягательствах на личность; увеличивается количество неадекватных и даже внешне бессмысленных преступлений, мотив которых фактически связан с внутренней готовностью к преступлениям, активным поиском повода и ситуации для агрессивно-насильственных действий.

Так, Анапским городским судом признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных п. п. «г», «е» ч. 2 ст. 117 УК РФ, несовершеннолетний Г. и несовершеннолетняя Р. Преступления совершены при следующих обстоятельствах.

23 марта 2007 г. несовершеннолетние Г. и Р. вступили в предварительный сговор на причинение физических и психических страданий несовершеннолетней Ю. Осуществляя свой преступный замысел, Г. и Р. вместе с лицом, не достигшим возраста, с которого наступает уголовная ответственность, заведомо зная о несовершеннолетнем возрасте Ю., стали оскорблять ее, спровоцировав ссору, в ходе которой лицо, не достигшее возраста уголовной ответственности, схватила Ю. рукой за волосы и нанесла удар кулаком в область лица потерпевшей.

В это время Г. и Р. также наносили удары руками и ногами по различным частям тела потерпевшей Ю. После этого лицо, не достигшее возраста уголовной ответственности, схватило потерпевшую за волосы и заставило встать ее на колени.

Подсудимый Г. потребовал от Ю. раздеться, что последняя вынуждена была сделать. Продолжая наносить удары руками в область лица и головы, Г. отломал с дерева ветку, плюнул на нее и приказал Ю. открыть рот, после чего Г. засунул оплеванную ветку в рот Ю., после чего плюнул ей в лицо, с целью причинения особых психических страданий и унижая человеческое достоинство.

Они же 4 апреля 2007 г., осуществляя предварительный преступный сговор на причинение физических и психических страданий несовершеннолетней Ю., встретили последнюю возле дома и стали выражаться в ее адрес нецензурной бранью. После чего лицо, не достигшее возраста уголовной ответственности, стало удерживать Ю. за руку, а Р. подняла вверх подол халата, надетого на потерпевшей. Затем Р. и Г. схватили Ю. руками за волосы и стали тянуть их в разные стороны, причиняя потерпевшей физическую боль.

После этого Р. накрутила волосы Ю. на пластмассовую расческу и резко дернула ее, вырвав при этом клок волос. В свою очередь, лицо, не достигшее возраста уголовной ответственности, ударило рукой по лицу Ю., а Г. и Р. предложили последней вступить в половой контакт с Г. Определенные сложности в расследовании указанных преступлений были обусловлены тем, что на несовершеннолетнюю потерпевшую оказывались меры психического и физического воздействия. После вступления в процесс адвоката на стороне потерпевшей ситуация значительно изменилась, и виновные лица были привлечены к уголовной ответственности.

Существенный структурный элемент насильственной преступности — молодежные группировки с агрессивными проявлениями в поведении их участников, со склонностью к групповому пьянству, наркомании, токсикомании, нарушениям общественного порядка. С этими группировками связан рост насильственной преступности на улицах и в других общественных местах.

Например, в Анапском городском суде Краснодарского края рассматривалось уголовное дело по обвинению гражданина М., который, находясь на территории парка им. М. Фрунзе в г. Новороссийске, встретил ранее незнакомого несовершеннолетнего П. Подойдя к П., достал из кармана одежды раскладной нож и, угрожая применением насилия, опасного для жизни и здоровья, потребовал передать денежные средства, находящиеся у потерпевшего. Продолжая демонстрировать нож, М. стал обыскивать карманы одежды потерпевшего П., открыто похитил денежные средства в сумме 400 руб.

Он же, находясь возле кафе «Причал» в г.-к. Анапа, встретил ранее незнакомого несовершеннолетнего Л. Воспользовавшись тем, что последний отвернулся в сторону, незаконно проник в карман куртки потерпевшего, откуда тайно похитил деньги в сумме 500 руб., после чего скрылся с места совершения преступления.

Он же, находясь около санатория «Маяк» в г.-к. Анапа, вступил в словесный конфликт с несовершеннолетним П. на почве внезапно возникшего неприязненного отношения. Подсудимый М. извлек из кармана куртки нож, нанес удар ножом в область спины П., который попытался выбить нож из руки М.

Но подсудимому М. удалось вырваться, и, продолжая свои преступные действия, М. умышленно нанес удар лезвием ножа в область правого бедра П., в результате чего причинил ему телесные повреждения в виде резаных ран задней поверхности грудной клетки и правого бедра.

Одной из причин продолжения указанным лицом своей преступной деятельности стало, на наш взгляд, несвоевременное вовлечение в уголовный процесс адвоката, осуществлявшего представительство интересов несовершеннолетних.

Особо велико значение квалифицированной юридической помощи лицам, в отношении которых совершены насильственные преступления против половой неприкосновенности и половой свободы, особенно в отношении несовершеннолетних и иных лиц с девиантным поведением, относящимся к группам социального риска. К таким преступлениям относятся: изнасилование; насильственные действия сексуального характера; понуждение к действиям сексуального характера (ст. ст. 131 — 133 УК РФ).

Структурные (качественные) изменения изнасилований, несмотря на определенное снижение абсолютных показателей их регистрации, весьма неблагоприятны. Степень общественной опасности рассматриваемых преступлений и тяжесть причиняемых ими последствий постоянно возрастают. С другой стороны, возрастает и число латентных преступлений в данной сфере, прежде всего ввиду того, что потерпевшие не верят в возможность справедливого разрешения уголовного дела, не способны самостоятельно защищать свои права в уголовном процессе.

Таким образом, вышеуказанные и иные преступления, совершенные в отношении лиц с девиантным поведением, вызывают необходимость оказания квалифицированной юридической помощи потерпевшим от данных деяний.

Автор статьи: А.В. ДУБОШИН

В статье проводится анализ всех составов преступлений против половой свободы и половой неприкосновенности личности. Отражены последние изменения законодательства, их положительные и отрицательные стороны, а также особо выделены проблемы теоретического и практического характера, требующие дальнейшего разрешения. Предложены основные направления по предупреждению, выявлению и раскрытию половых преступлений.

В соответствии с Конституцией РФ каждому человеку и гражданину гарантируется защита его прав и свобод, в том числе права на половую свободу и половую неприкосновенность. Любое цивилизованное общество оберегает честь и достоинство женщин как символ собственной чести, а эффективность этой защиты выступает показателем его культуры.

Анализ криминогенной обстановки в Российской Федерации отражает внутреннее неблагополучие нашего общества. Несмотря на то что статистические данные свидетельствуют о сокращении преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности, действительный уровень преступности на сексуальной почве определить довольно сложно, так как огромное число таких деяний не регистрируется или остается вне поля зрения правоохранительных органов.

Конечно, в структуре преступности сексуальные преступления менее распространены и не идут ни в какое сравнение, например, с кражами и убийствами. Но даже относительно небольшое количество подобных преступлений не может не вызвать тревоги в силу повышенной общественной опасности, необратимости последствий, глубоких физических, моральных и психологических травм.

Некоторые процессы последних лет, в том числе и негативные, сдерживают рост половых преступлений, однако действительное положение дел еще далеко от статистического благополучия.

Дестабилизация обстановки в стране, рост тяжких насильственных преступлений, безнаказанность многих преступлений, свидетельствующая о неэффективности обращений потерпевших с заявлениями в правоохранительные органы, боязнь мести со стороны преступников — все это свидетельствует о том, что реальное количество таких тяжких половых преступлений, каким является изнасилование, в два-три раза больше их официально зарегистрированного.

Многие потерпевшие опасаются скомпрометировать свое имя и избегают огласки. Все это делает цифры статистики относительными.

Раскрытие сексуальных преступлений представляет значительную трудность. Это связано с тем, что преступление совершается, как правило, без свидетелей, и потерпевшие из-за чувства стыда сообщают о совершенном преступлении спустя некоторое время, когда трудно зафиксировать следы преступления и использовать их в дальнейшем как доказательство.

Не следует забывать, что уголовное дело об изнасиловании, совершенном без отягчающих обстоятельств, относится к уголовным делам частно-публичного обвинения и может быть возбуждено только по заявлению потерпевшей (ч. 3 ст. 20 УПК РФ).

Уголовное право не составляет позитивного регулятора половых (сексуальных) отношений, оно лишь устанавливает запрет совершать деяния, которые явно противоречат сложившимся в обществе принципам, так называемой половой морали, и естественным правилам человеческого общежития. Вместе с тем установление уголовной ответственности за совершение деяний, посягающих на половую неприкосновенность и половую свободу личности, в конечном итоге выполняет важную роль регулятора сексуальных отношений.

До сих пор мы не научились исправлять сексуальных преступников. Это связано с тем, что половые преступления еще мало исследованы с широким привлечением современных достижений социологии, психиатрии и в первую очередь сексологии, сексопатологии и психологии.

Еще одним важным обстоятельством, определяющим необходимость изучения половых преступлений, является их сравнительно недостаточный теоретический анализ. Такое «невнимание» со стороны исследователей вызвано во многом тем, что для изучения такого рода преступлений требуются не только специальные знания и навыки применения тонких методик, но что подобные преступления сами по себе, в силу своего характера и тяжести последствий, нередко отталкивают от себя исследователя.

Изнасилования, совершенные с особой жестокостью, насилие над детьми и причинение им тяжких увечий, различного рода сексуальные извращения всегда вызывали естественное отвращение, а следовательно, и нежелание заниматься непосредственным изучением столь омерзительных злодеяний.

В нашей стране даже в прошлом сфера изучения половой преступности была идеализированной. Более того, эти преступления исследовались как-то стыдливо, а публикации этих исследований были недоступны широкому кругу читателей, так как охранялись почти наравне с военными секретами. Однако и в наши дни серьезных научных и научно-популярных работ о сексуальной жизни и отношениях между полами все еще очень мало. Если сексуальные преступления еще как-то описываются, то объясняются очень плохо.

Половая неприкосновенность и половая свобода личности — это часть прав и свобод личности, установленных и гарантированных Конституцией РФ (статьи 28, 45, 46). Половая свобода относится к жизнедеятельности лиц, достигших по общему правилу совершеннолетия, или по крайней мере шестнадцати лет.

Каждый человек, достигший этого возраста, реализует половую свободу по собственному усмотрению. Половая свобода любого человека (от рождения и до старости) во всех случаях защищается государством. Нарушение половой неприкосновенности есть нарушение половой свободы.

Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности получили законодательное закрепление в главе 18 УК РФ. Следует отметить, что действующий УК РФ по сравнению с УК РСФСР 1960 года заметно усилил защищенность интересов личности в сексуальной (половой) сфере. Так, уточнены признаки изнасилования (ч. 1 ст. 131 УК РФ) и более четко сформулированы и дифференцированы присущие этому наиболее опасному половому преступлению отягчающие обстоятельства.

Наряду с изнасилованием установлена ответственность за любые иные насильственные действия сексуального характера (ст. 132 УК РФ) и, что очень важно, за понуждение к действиям сексуального характера с использованием материальной или иной зависимости потерпевшего (потерпевшей) (ст. 133 УК РФ) (статья 118 УК РСФСР 1960 года предусматривала ответственность за «понуждение женщины к вступлению в половую связь или к удовлетворению половой страсти в иной форме лицом, в отношении которого женщина являлась материально или по службе зависимой»); конкретизирован возраст потерпевших в составах, где этот признак имеет определяющее значение (п. «б» ч. 4 ст. 131, статьи 134, 135 УК РФ).

Таким образом, предусмотрена равная уголовно-правовая защита прав и свобод лиц обоего пола в сексуальной сфере; усилена защищенность личности несовершеннолетних (малолетних) жертв сексуальных преступлений.

Уголовное законодательство не закрепляет само понятие «половые преступления», различные варианты этого понятия лишь предлагаются отдельными авторами. Рассматривая понятия преступлений против половой свободы и половой неприкосновенности личности, можно привести отдельные примеры предлагаемых понятий преступлений этой группы в современной научной литературе.

Итак, половые преступления — это умышленные действия субъекта против охраняемых уголовным законом половой неприкосновенности и половой свободы личности, а также действия, направленные против нравственного и физического развития несовершеннолетних. Заслуживает внимания и следующее определение: преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности (в теории и на практике их часто именуют «половыми») — это предусмотренные уголовным законом общественно опасные деяния, грубо нарушающие сложившийся в обществе уклад сексуальных отношений путем посягательства на половую неприкосновенность и половую свободу личности.
Проведем анализ преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности и постараемся выделить проблемные вопросы, которые создают сложности при квалификации преступлений этой группы.

I. Изнасилование (ст. 131 УК РФ). Одно из наиболее тяжких преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности. Среди других однородных преступлений изнасилования составляют 85 — 90%. В соответствии со ст. 15 УК РФ изнасилования, предусмотренные ч. 1 и ч. 2 ст. 131 УК РФ, относятся к категории тяжких преступлений, а предусмотренные ч. 3 ст. 131 УК РФ — к категории особо тяжких.
Объективная сторона изнасилования состоит в половом сношении с применением насилия или с угрозой его применения к потерпевшей или к другим лицам либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей.

В судебной и следственной практике сложности возникают при решении вопроса, имело ли место беспомощное состояние потерпевшей и воспользовался ли виновный таким состоянием жертвы при совершении изнасилования.

Однако в любом случае следует учитывать, что для квалификации изнасилования, совершенного с использованием беспомощного состояния потерпевшей, не имеет значения, привел ли сам виновный потерпевшую в такое состояние (например, напоил спиртными напитками, предоставил наркотики) или воспользовался тем, что она находилась в таком состоянии независимо от его действий.

Спорным в литературе является вопрос об отнесении состояния естественного сна к беспомощному. На практике дел об изнасиловании женщин во время их сна почти не встречается. Спящая женщина, подвергшаяся нападению со стороны преступника, почти всегда просыпается до того, как ему удалось совершить половой акт.

По утверждению судебных медиков, изнасиловать женщину так, чтобы она не проснулась, можно лишь в тех случаях, когда женщина уже дефлорирована и перед сном была чрезвычайно утомлена работой и необыкновенно крепко спит.

Сложным на практике является вопрос квалификации действий виновного при изнасиловании потерпевших, не достигших возраста 14 лет. Это связано с тем, что не совсем точно считать совершение изнасилования потерпевших, не достигших 14-летнего возраста, как с использованием их беспомощного состояния, так как девушки в возрасте 12 — 14 лет вполне могут ориентироваться в вопросах сексуальных взаимоотношений полов.

Поэтому юридически значимое соотношение «возраст — беспомощное состояние» должно решаться в каждом конкретном случае с учетом степени умственного и физического развития потерпевших и степени их осведомленности в вопросах половой жизни.

Определенные трудности в судебно-следственной деятельности возникают при решении вопроса о привлечении лица к уголовной ответственности за изнасилование, повлекшее иные тяжкие последствия (п. «б» ч. 3 ст. 131 УК РФ). «Иные» тяжкие последствия не вошли в перечень названных ч. 3 ст. 131 УК РФ, в связи с чем возможность отнесения их к особо квалифицирующим признакам суд определяет исходя из указания в законе о тяжести последствий и наличия их в конкретном уголовном деле.

Однако исходным мотивом во всех случаях решения этого вопроса должно быть обязательное условие: тяжкие последствия наступают от изнасилования или покушения на него, т.е. от выполнения действий, входящих в объективную сторону состава данного преступления, причинно связаны с ним и совершены виновно (умышленно или неосторожно).

Кроме того, тяжкие последствия могут быть вызваны действиями как обвиняемого, так и самой потерпевшей. Ее действия по причинению себе вреда, сопряженного с изнасилованием, могут быть совершены до начала полового акта с целью избежать его, а после полового акта как реакция на совершившееся.

К тяжким последствиям изнасилования судебная практика относит самоубийство потерпевшей или покушение на него. Однако это последствие может быть вменено насильнику лишь при доказанности косвенного умысла или неосторожности с его стороны, повлекшее самоубийство потерпевшей.

Если виновный не предвидел такого варианта поведения потерпевшей, не должен был и не мог его предвидеть, вменение ему п. «б» ч. 3 ст. 131 УК РФ по этому признаку исключается (например, изнасилована была женщина, неоднократно вступавшая в сексуальные отношения с различными мужчинами, в том числе и с применением насилия, и не предпринимавшая при этом попыток самоубийства).

Нельзя вменять в вину насильнику и самоубийство потерпевшей, если непосредственной причиной самоубийства послужило жестокое отношение к ней со стороны мужа или других близких родственников, упрекавших ее в безнравственном поведении, якобы послужившим поводом для изнасилования.

В литературе высказано мнение о признании квалифицирующим и особо квалифицирующим признаком последующую в результате изнасилования беременность потерпевшей. Поскольку беременность является дополнительной травмой для потерпевшей, Т.А. Кондрашова предлагала закрепить законодательным путем такое последствие. По мнению А.П. Дьяченко, «во всех случаях беременность малолетних, несовершеннолетних и лиц, не достигших половой зрелости, следует признать тяжким последствием изнасилования».

Полагаем вполне обоснованным и справедливым законодательное закрепление в ст. 131 УК РФ такого квалифицирующего признака, как «изнасилование, повлекшее беременность потерпевшей», поскольку такое последствие при изнасиловании может наступить, что приведет к трудностям в квалификации действий преступника. Вряд ли будет правильным в такой ситуации квалифицировать действия лица по признаку «изнасилование, повлекшее иные тяжкие последствия».

Кроме того, в практике встречаются случаи совершения сексуальных преступлений с детьми, родственниками и иными близкими лицами, в том числе и изнасилования. В этой связи мы считаем, что необходимо дополнить ст. 131 УК РФ таким квалифицирующим признаком, как «изнасилование, совершенное родителем, усыновителем, педагогом или иным лицом, на которых законом возложена обязанность по воспитанию несовершеннолетнего», который будет иметь место при изнасиловании несовершеннолетнего.

Значительные трудности вызывает на практике юридическая оценка «добровольного» полового сношения совершеннолетнего мужчины с малолетней девочкой. В ряде случаев суды относили такие сексуальные девиации (отклонения от половой морали) к изнасилованию. Однако сам по себе малолетний возраст девочки не может служить основанием для квалификации полового акта с ней при ее согласии на вступление в половую связь как изнасилование с использованием беспомощного состояния потерпевшей.

Как насильственный половой акт вопреки видимой «добровольности» следует рассматривать только такие случаи, когда ввиду своего малолетнего возраста, умственной отсталости и т.п. потерпевшая заведомо для виновного не могла понимать характера совершаемых с нею действий. В остальных случаях содеянное образует состав преступления, предусмотренный ст. 134 УК РФ.

В случаях, когда имело место изнасилование потерпевшей, не достигшей 14-летнего возраста, а в дальнейшем совершение с ее согласия последующих половых актов, действия виновного подлежат квалификации по совокупности ст. 131 и ст. 134 УК РФ.

II. Насильственные действия сексуального характера (ст. 132 УК РФ). Это новый состав преступления, введенный в УК РФ 1996 года. В отличие от изнасилования, данное деяние посягает на половую свободу не только женщин, но и мужчин. В качестве дополнительного объекта посягательства может быть и жизнь человека. Учитывая повышенную опасность для общества, законодатель приравнял по степени тяжести насильственные действия сексуального характера к изнасилованию.

Новая редакция ст. 132 УК РФ предусматривает ответственность за любые действия сексуального характера, совершенные с применением насилия, с угрозой его применения или с использованием беспомощного состояния потерпевшего (потерпевшей).

Закон предусматривает ответственность за насильственные мужеложство или лесбиянство или иные действия сексуального характера, то есть реализацию полового влечения к лицам своего пола, а также за совершение иных действий сексуального характера, т.е. уголовная ответственность связывается с насильственным способом удовлетворения половой страсти, а не с извращенностью или аморальностью способа ее удовлетворения. В случае добровольного согласия партнеров при мужеложстве, лесбиянстве и иных действиях сексуального характера состав данного преступления не образуется.

Введение в УК РФ данной нормы способствовало равной защите половой свободы как мужчин, так и женщин, поскольку потерпевшими по этой статье могут быть лица обоих полов. Насильственные действия сексуального характера являются общей нормой по отношению к изнасилованию.

К этому выводу приводит сопоставительный анализ этих норм, а также диспозиция ст. 133 УК РФ, в которой устанавливается ответственность за понуждение к половому сношению, мужеложству, лесбиянству или совершению иных действий сексуального характера. Следовательно, половое сношение является видом действий сексуального характера, а изнасилование — видом насильственных действий сексуального характера, при котором специализация происходит по виду насильственного сексуального действия.

В литературе обоснованно отмечается сложность привлечения к уголовной ответственности за лесбиянство, так как ни уголовный закон, ни толковые словари не дают криминального понятия этой формы женского гомосексуализма. По мнению Ю. Трунцевского и И. Уварова, за насильственное лесбиянство вообще не может быть уголовной ответственности, так как гомосексуальные ласки лесбиянок предполагают взаимное половое влечение.

Можно согласиться с тем, что насильственное лесбиянство в такой форме действительно трудно представить, что свидетельствует о необходимости дополнительной законодательной доработке норм об уголовной ответственности за лесбиянство.

Иными действиями сексуального характера являются любые способы удовлетворения полового влечения между мужчинами или между мужчиной и женщиной, за исключением естественного полового сношения, мужеложства и лесбиянства. Следует отметить, что законодатель точного определения понятию «иные действия сексуального характера» не дает, к ним можно отнести те действия, за которые лица, их совершившие, были осуждены и которые определены как таковые исходя из устоявшейся судебной практики.

III. Понуждение к действиям сексуального характера (ст. 133 УК РФ). Как говорилось выше, ст. 118 УК РСФСР 1960 года предусматривала ответственность за понуждение женщины к вступлению в половую связь или к удовлетворению половой страсти в иной форме лицом, в отношении которого женщина являлась материально или по службе зависимой. Количество лиц, осужденных за это преступление, оставалось незначительным.

В связи с тем, что не все случаи понуждения к половому сношению подпадали под признаки указанной нормы, в юридической литературе высказывались предположения о целесообразности дополнить ст. 118 УК РСФСР 1960 года указанием на использование иной зависимости потерпевшей, а также включением таких форм понуждения женщины к вступлению в половую связь, как угроза применения насилия в будущем, угроза истребления имущества или разглашения позорящих сведений. Кроме того, встречались случаи понуждения к вступлению в половое сношение не только женщин, но и мужчин.

Некоторые из этих предложений были учтены в ст. 133 УК РФ 1996 года, предусматривающей ответственность за понуждение лица к половому сношению, мужеложству, лесбиянству или совершению иных действий сексуального характера путем шантажа, угроз уничтожения, повреждения или изъятия имущества либо с использованием материальной или иной зависимости потерпевшего (потерпевшей). Изменения в законодательстве привели к увеличению числа дел этой категории.

Данное преступление посягает на два непосредственных объекта: прежде всего оно посягает на половую свободу женщины или мужчины, второй непосредственный объект — это честь и достоинство личности — при понуждении путем шантажа либо с использованием материальной или иной зависимости потерпевшего или потерпевшей; при угрозе уничтожения, повреждения или изъятия имущества, т.е. собственности.

Характер угрозы отличает это преступление от изнасилования. При изнасиловании виновный угрожает физическим насилием, а в данном преступлении — разглашением позорящих сведений, уничтожением, повреждением или изъятием имущества или ущемлением материальных или иных интересов потерпевшего (потерпевшей). При изнасиловании угроза является непосредственной, а в данном преступлении осуществление ее возможно в будущем.
При понуждении лицо вступает в половую связь вынужденно, находясь под давлением. Подобная ситуация затрудняет, но не лишает потерпевшего избирательности поведения, не ставит в безвыходное положение, не создает состояние беспомощности, как при изнасиловании.

От понуждения следует отличать соблазнение на совершение сексуальных действий, разновидностью которого является обещание за это различных льгот и преимуществ (например, обещание жениться, повысить в должности, пригласить в путешествие). При этом согласие на вступление в половую связь основывается на личном выборе потерпевшего, который ожидает обещанных благ. При таких обстоятельствах лицо не может считаться потерпевшим.

В литературе высказаны различные точки зрения по вопросу о том, угрозу каким интересам представляет использование материальной или иной зависимости потерпевшего (потерпевшей). Так, А.А. Пионтковский считал, что «понуждение женщины может быть совершено и путем применения угроз, и путем обещания каких-либо выгод». Такой позиции обоснованно возражает А.Н. Игнатов, по мнению которого «в данном случае имеет место не понуждение женщины, а склонение к вступлению в половую связь».

В связи со сказанным следует согласиться с А.В. Корнеевой, полагающей, что понуждение имеется лишь в тех случаях, когда виновный угрожает ущемлением законных интересов потерпевшего, например, увольнением с работы, а не обещает предоставить льготы и преимущества. Такой же позиции придерживались М.Д. Шаргородский и П.П. Осипов, некоторые авторы считают это пробелом законодательства.

Преступление имеет формальный состав и является оконченным с момента понуждения к действиям сексуального характера. Совершения самих действий сексуального характера не требуется. Понуждение может осуществляться как в собственных интересах, так и в интересах третьего лица. Действия третьего лица, совершившего сексуальный акт с потерпевшим, если это лицо не является организатором, подстрекателем или пособником понуждения, не образуют состава преступления.

Такое положение вряд ли справедливо. Представляется целесообразной иная формулировка ст. 133 УК РФ, например: «Половое сношение, мужеложство, лесбиянство или совершение иных действий сексуального характера, совершенные с использованием материальной или иной зависимости, шантажа, угрозы уничтожением, повреждением или изъятием имущества потерпевшего (потерпевшей)».

При такой формулировке и лицо, воздействовавшее на потерпевшего, и лицо, вступившее с ним в половую связь, если его сознанием охватывалось, что действия потерпевшей не являются добровольными, отвечали бы как соисполнители. Если бы психическое воздействие на потерпевшую не достигло цели, действия виновного квалифицировались бы как покушение на преступление.

IV. Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста (ст. 134 УК РФ). До 1996 года в Уголовном кодексе РСФСР существовала норма об уголовной ответственности лиц, вступающих в половое сношение с потерпевшими женского пола, не достигшими половой зрелости.

Применение закона в судебной практике нередко влекло ошибки из-за сложности в установлении факта достижения половой зрелости. Случались и факты объективного вменения: виновный подчас не мог определить, достигла ли потерпевшая половой зрелости.

В большинстве союзных республик Союза ССР, в отличие от РСФСР, была предусмотрена уголовная ответственность за половое сношение с лицом, не достигшим 16-летнего либо брачного возраста, что более четко определяло предел уголовно-правовой охраны несовершеннолетних от насильственных сексуальных посягательств и резко сокращало вероятность объективного вменения.

Объективная сторона состоит в ненасильственном совершении полового сношения, мужеложства или лесбиянства лицом, достигшим 18-летнего возраста, с лицом, заведомо не достигшим 16 лет. При этом потерпевшие должны понимать характер и значение совершаемых с ними действий. Моментом окончания преступления является начало полового сношения, акта мужеложства или лесбиянства.

Включение в ст. 134 УК РФ возрастного критерия следует считать положительным явлением. При этом следует отметить, что данная статья не предусматривает ответственности за иные действия сексуального характера, что некоторыми авторами обоснованно отмечается как недостаток. Следует обратить внимание, что название ст. 134 УК РФ говорит о половом сношении и иных действиях сексуального характера, а диспозиция — о половом сношении, мужеложстве и лесбиянстве.

Таким образом, диспозиция ст. 134 УК РФ уже, чем ее название, следовательно, иные действия сексуального характера, не являющиеся половым сношением, мужеложством или лесбиянством, не подпадают под действие ст. 134 УК РФ, что, по мнению кандидата юридических наук Г.А. Есакова, «является пробелом закона, наличие которого едва ли можно считать оправданным».

Это приводит к тому, что ответственность по ст. 134 УК РФ не могут нести лица, совершившие такие общественно опасные деяния с лицом, не достигшим возраста 16 лет, как оральный или анальный секс, и другие действия сексуального характера. Подобные деяния при отсутствии какого-либо насилия могут быть квалифицированы только по ст. 135 УК РФ, предусматривающей более мягкое наказание, не соответствующее степени опасности содеянного.

При разграничении полового сношения с лицом, не достигшим 16-летнего возраста (ст. 134 УК РФ), и изнасилования потерпевшей, заведомо не достигшей 14 лет (п. «б» ч. 4 ст. 131 УК РФ) или заведомо несовершеннолетней, необходимо установить, могла ли потерпевшая в силу своего возраста и развития понимать характер и значение совершаемых с нею действий.

Если потерпевшая в силу малолетнего возраста или, например, умственной отсталости не могла понимать характера и значения совершаемых с нею действий, содеянное следует рассматривать как изнасилование, совершенное с использованием беспомощного состояния потерпевшей.

Следует отметить, что ст. 134 УК РФ не содержит квалифицированных признаков. При этом уголовное законодательство некоторых субъектов Российской Федерации предусматривает в качестве квалифицирующих обстоятельств полового сношения и иных действий сексуального характера совершение указанных действий педагогом, родителем, лицом с использованием служебного положения, т.е. тех лиц, на которых возложены обязанности по воспитанию детей.

Мы полагаем, что есть необходимость дополнить ст. 134 УК РФ частью второй, которая будет предусматривать положения об уголовной ответственности за деяния, предусмотренные ч. 1 ст. 134 УК РФ, специальных субъектов — лиц, на которых возложена обязанность по воспитанию несовершеннолетних.

V. Развратные действия (ст. 135 УК РФ). В отличие от ст. 120 УК РСФСР 1960 года, предусматривавшей ответственность за развратные действия в отношении несовершеннолетних, ст. 135 УК РФ предусматривает ответственность за совершение развратных действий без применения насилия в отношении лица, заведомо не достигшего шестнадцатилетнего возраста. Из всех половых преступлений развратные действия являются третьим по распространенности преступлением после изнасилования и насильственных действий сексуального характера.

Субъектом преступлений, предусмотренных статьями 134, 135 УК РФ, может быть только лицо, достигшее восемнадцатилетнего возраста. Из этого следует, что если указанные деяния совершают лица, не достигшие восемнадцати лет, то уголовная ответственность исключается.

Однако на практике возможны ситуации, когда в половые отношения добровольно вступают лица, не достигшие возраста восемнадцати лет, и, возможно, один из них или оба не достигли шестнадцати лет. Можно ли квалифицировать их действия как преступные, если они не достигли возраста уголовной ответственности?

Известны случаи, когда лица, не достигшие 18-летнего возраста, живут вместе, фактически создав семью, и между ними складываются очень хорошие отношения или же фактические семейные отношения возникают между лицами, один из которых достиг совершеннолетия, а другой не достиг шестнадцати лет, то вряд ли будет уместным в такой ситуации привлечение лиц к уголовной ответственности по ст. 134 УК РФ.

В заключение необходимо отметить, что в отношении преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности Уголовный кодекс России является «удачным». И это не только в смысле четкости, последовательности и полноты описания основных и квалифицированных признаков каждого состава преступления сексуального характера, но и с точки зрения использованных законодателем принципов конструирования всей системы такого рода деяний.

Следуя логике УК РФ, в качестве отправного, системообразующего признака в данном случае нужно рассматривать насильственный и ненасильственный характер посягательства.
На теоретическом уровне разработано несколько видов классификаций половых преступлений, однако наиболее удачной мы считаем разделение этих преступлений на две большие группы:

1) преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности, совершаемые путем насилия, к которым относятся: изнасилование (ст. 131 УК РФ); насильственные действия сексуального характера (ст. 132 УК РФ); понуждение к действиям сексуального характера (ст. 133 УК РФ);

2) преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности, совершаемые ненасильственным путем, к которым относятся: половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста (ст. 134 УК РФ); развратные действия (ст. 135 УК РФ).

Завершая сказанное, хотелось бы заметить, что половые преступления достаточно часто остаются неочевидными, особенно если виновный не известен потерпевшему, реже такие деяния предупреждаются. Многие потерпевшие даже не признаются, что над ними было совершено половое надругательство.

Наилучшим способом предупреждения и раскрытия сексуальных действий, запрещенных УК РФ, нам кажется, можно назвать создание и действие центров психологической помощи как для потерпевших, так и для лиц, которые психически предрасположены и настроены на совершение преступлений в половой сфере. Большую помощь могут оказать и широко распространенные в наше время телефоны доверия.

Нужно больше внимания обращать на нравственное воспитание, обучение подрастающего поколения, на повышение уровня правовой грамотности россиян. Ведь если сознание людей будет настроено на поведение, соответствующее нормам закона и морали, если каждый будет уверен, что может рассчитывать на чью-то помощь, что есть кому высказать свои страхи и сомнения, только тогда уровень преступности станет падать.

И конечно же, неоценимую роль в борьбе с преступлениями против половой неприкосновенности и половой свободы личности сможет оказать действующее уголовное законодательство. Анализ статей этой группы позволил отразить как положительные стороны уголовного закона, так и выявить определенные противоречия и пробелы, устранение которых позволит избежать трудностей в судебно-следственной практике при расследовании и рассмотрении половых преступлений.

Автор статьи: Т.А. КОРГУТЛОВА

Государство посредством установления ответственности за изнасилование, насильственные действия сексуального характера, понуждение к действиям сексуального характера охраняет общественные отношения, обеспечивающие половую свободу, половую неприкосновенность личности.

Однако уголовный закон не является единственными эффективным средством предупреждения рассматриваемых преступлений. К числу иных мер их сдерживания относится допустимая уголовным законом оборона от посягательства на половую свободу, половую неприкосновенность.

И здесь неизбежно возникают вопросы:

1) каким образом при необходимой обороне от изнасилования можно правомерно защищаться от насильника;
2) какой максимальный вред можно причинить посягающему;
3) что ценнее для государства — половая свобода, половая неприкосновенность личности или здоровье, жизнь насильника.

При необходимой обороне от нападения насильника в первую очередь защищаются половая свобода и половая неприкосновенность лица, а во вторую (если, конечно, посягательство было направлено и на эти ценности) — жизнь и здоровье потерпевшей. При отражении нападения его жертва (вполне возможно, что и третье лицо) может причинить вред здоровью посягающему лицу, а порой может лишить его жизни.

Не порождают проблем с квалификацией те случаи, когда изнасилование сопряжено с насилием, опасным для жизни или повлекшим такие последствия для здоровья, которые названы в ст. 111 УК РФ (тяжкий вред здоровью). В этом случае защищающееся лицо имеет право применить любые средства обороны вплоть до причинения нападающему смерти.

Более сложные для правовой оценки действий защищающейся от посягательства женщины ситуации обусловлены тем, что в уголовном законе нечетко определены критерии, по которым возможно разграничение допустимого и превышающего пределы необходимой обороны вреда здоровью, который она может причинить посягающему лицу при покушении на ее изнасилование или при самом изнасиловании, заведомо для нее не связанном с возникновением опасности для ее жизни или жизни других лиц.

Многие ученые утверждают, что понятие пределов необходимой обороны есть понятие оценочное, решаемое в каждом конкретном случае индивидуально. По нашему мнению, подобная позиция не является благоприятной для защищающегося лица, которое в условиях посягательства должно быть уверено, что государство стоит на его стороне.

Некоторые криминалисты полагают, что оборона будет являться правомерной при причинении нападающему смерти либо тяжкого вреда здоровью в целях пресечения изнасилования, насильственных действий сексуального характера. В.И. Ткаченко пишет, что защита будет соразмерной, если она повлекла только причинение тяжкого вреда здоровью при пресечении изнасилования.

Существует также точка зрения, согласно которой пределы необходимой обороны должны определяться степенью и характером общественной опасности посягательства, объективным выражением которых является санкция, предусмотренная конкретной статьей УК РФ.

Например, А.Н. Попов по данному поводу пишет: «Поэтому при решении проблемы превышения пределов необходимой обороны нужно исходить из соотношения вреда, причиненного посягающему лицу, и категории общественно опасного совершенного или совершаемого посягательства.

По его мнению, причинение тяжкого вреда здоровью или смерти нападающему при отражении тяжкого преступления следует квалифицировать как необходимую оборону или, в зависимости от обстоятельств, как превышение пределов необходимой обороны, т.е. по ч. 1 ст. 114 УК РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны) или по ч. 1 ст. 108 УК РФ (убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны).

Данная позиция представляется весьма неопределенной, поскольку непонятно, при каких конкретно обстоятельствах причинение тяжкого вреда здоровью или смерти нападающему для отражения тяжкого преступного деяния будет признано необходимой обороной. Изнасилование, квалифицируемое по ч. 1 ст. 131 УК РФ, относится к тяжким преступлениям.

Соответственно, возникают вопросы:

1) какие же должны возникнуть обстоятельства, чтобы потерпевшая получила право причинить тяжкий вред здоровью или смерть нападающему;
2) должно ли данное посягательство быть сопряженным с насилием, опасным для жизни, или уже достаточно того факта, что совершается посягательство на половую неприкосновенность, половую свободу потерпевшей.

Признак явного несоответствия между защитой и посягательством имеет две стороны — объективную и субъективную. Объективная составляющая указывает на фактическое и значительное несоответствие защиты характеру и степени посягательства, а субъективная требует, чтобы это несоответствие осознавалось обороняющимся лицом.

Сравнив наказания за убийство, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью и за изнасилование, мы видим, что жизнь, здоровье человека для государства являются гораздо большей ценностью, чем половая свобода, половая неприкосновенность женщины.

Это является объективным признаком несоответствия обороны, в ходе которой нападающему причиняется серьезное увечье или смерть, общественно опасному посягательству в виде изнасилования. Но в соответствии с принципом вины (ст. 5 УК РФ) лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные последствия, в отношения которых установлена вина преступника.

Под превышением пределов необходимой обороны понимается умышленное причинение вреда, явно не соответствующего характеру и опасности посягательства. Умышленное превышение пределов необходимой обороны предполагает осознание защищающимся от общественно опасного посягательства лицом факта причинения нападающему такого вреда, который явно больше по сравнению с предотвращаемым.

В судебной практике встречаются случаи, когда женщины, спасаясь от изнасилования, насильственных действий сексуального характера, гибли в результате случайности. Например, Верховным судом Республики Мордовия Фахретдинов осужден по ч. 3 ст. 30 и п. «а» ч. 3 ст. 131 УК РФ к лишению свободы.

Он признан виновным в покушении на изнасилование группой лиц несовершеннолетней Ж., повлекшем причинение по неосторожности смерти потерпевшей. Потерпевшая, осознавая неотвратимость группового изнасилования и пытаясь спастись, влезла на окно декоративной решетки балкона, но упала на асфальт и разбилась насмерть.

Более того, порой потерпевшие после совершенного изнасилования или для его предотвращения кончали жизнь самоубийством. Они однозначно решили для себя вопрос о том, что важнее — собственная жизнь или сохраненная честь, право на половую свободу, половую неприкосновенность.

Поэтому не случайно Пленум Верховного Суда Российской Федерации в п. 17 Постановления «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации» от 15 июня 2004 г. разъяснил, что к иным тяжким последствиям изнасилования или насильственных действий сексуального характера, предусмотренных п. «б» ч. 3 ст. 131 и п. «б» ч. 3 ст. 132 УК РФ, следует относить и самоубийство потерпевшей.

По нашему мнению, является спорной точка зрения В.В. Меркурьева, который, сравнивая здоровье и объекты половых преступлений (изнасилование и насильственные действия сексуального характера), утверждает, что они с очевидностью являются менее важными, чем жизнь, поэтому между предполагаемым и причиненным вредом имеется определенное несоответствие.

В то же время он поддерживает точку зрения А.В. Наумова, считающего, что между указанными благами нет явного (чрезмерного) несоответствия, поэтому в этих случаях не может идти речи о превышении пределов необходимой обороны.

Учитывая изложенное, а также в целях прекращения дискуссии относительно возможности защиты половой свободы и половой неприкосновенности любыми средствами, вплоть до лишения жизни посягающих на них лиц, нам представляется необходимым следующее.

Целесообразно установить за изнасилование и насильственные действия сексуального характера такое же наказание, которое законодатель признает ныне справедливым в отношении лиц, умышленно причинивших тяжкий вред здоровью потерпевших.

Таким образом, рассматриваемые деяния получат оценку, адекватную степени их общественной опасности. В этом случае при необходимой обороне от посягательств на половую свободу, половую неприкосновенность защищающаяся жертва будет вправе причинить смерть нападающему, даже если нападение и не будет связано с насилием, опасным для жизни.

Автор статьи: Д. ГАРБАТОВИЧ

Учреждение отвечает по своим обязательствам находящимися в его распоряжении денежными средствами. Если их недостаточно, собственник имущества несет субсидиарную ответственность (п. 2 ст. 120 ГК РФ). Посмотрим, как на практике применяются положения законодательства.

Субсидиарную ответственность на собственника учреждения возлагает не только ст. 120 Гражданского кодекса, но и п. 6 ст. 63. Из последнего следует, что при недостаточности у ликвидируемого учреждения средств для удовлетворения требований кредиторов те вправе обратиться в суд с иском об удовлетворении оставшейся части требований за счет собственника имущества.

Кто в ответе?

При определении надлежащего ответчика, несущего субсидиарную ответственность по обязательствам учреждения, необходимо иметь в виду, что в суде по искам, предъявляемым в порядке субсидиарной ответственности к Российской Федерации, субъекту Российской Федерации или муниципальному образованию (по обязательствам созданных учреждений), от их имени выступает главный распорядитель средств соответствующего бюджета (пп. 2 п. 3 ст. 158 БК РФ, п. 7 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 22 июня 2006 г. N 21 «О некоторых вопросах практики рассмотрения арбитражными судами споров с участием государственных и муниципальных учреждений, связанных с применением ст. 120 Гражданского кодекса Российской Федерации», далее — Постановление N 21).

Подтверждением тому является и пп. 12.1 п. 1 ст. 158 Бюджетного кодекса. В нем сказано, что обязанность нести субсидиарную ответственность по денежным обязательствам подведомственных учреждений возложена на ГРБС. Судебная практика подтверждает данную позицию (Постановления ФАС Северо-Западного округа от 17 апреля 2009 г. по делу N А56-20535/2008, Московского округа от 8 апреля 2009 г. по делу N КГ-А40/1448-09, Восточно-Сибирского округа от 7 апреля 2009 г. по делу N А58-2152/08-Ф02-1318/09, Волго-Вятского округа от 15 ноября 2007 г. по делу N А28-2246/2007-108/7, Дальневосточного округа от 12 февраля 2008 г. по делу N Ф03-А59/08-1/56, от 6 марта 2007 г. по делу N Ф03-А59/07-1/335).

Обратите внимание: ссылка на то, что возложение на собственника обязательств учреждения отразится на его обязательствах по финансовому обеспечению работы подведомственных учреждений, будет признана судом как несостоятельная (Определение ВАС РФ от 16 марта 2009 г. N 2391/09).

Правила предъявления

Необходимыми условиями для привлечения к субсидиарной ответственности собственников учреждений являются (Постановления ФАС Восточно-Сибирского округа от 24 марта 2009 г. по делу N А33-5181/08-Ф02-981/09, Волго-Вятского округа от 19 ноября 2008 по делу N А29-2124/2007):

1) отказ учреждения — основного должника — удовлетворить требование кредитора или неполучение кредитором от него в разумный срок ответа на предъявленное требование;

2) обязательное предъявление иска в суд к основному должнику. Это вытекает из п. 1 ст. 399 Гражданского кодекса. Ведь до предъявления требований к лицу, которое (в соответствии с законом, иными правовыми актами или условиями обязательства) несет ответственность дополнительно к ответственности другого лица, являющегося основным должником (субсидиарную ответственность), кредитор должен предъявить требование к основному должнику.

И лишь при условии, что основной должник отказался удовлетворить требование кредитора или кредитор не получил от него в разумный срок ответа на предъявленное требование, это требование может быть предъявлено лицу, несущему субсидиарную ответственность. Предусмотренный п. 1 ст. 399 Гражданского кодекса порядок предварительного обращения кредитора к основному должнику может считаться соблюденным, если кредитор предъявил последнему письменное требование и получил отказ должника в его удовлетворении (либо не получил ответа на свое требование в разумный срок).

Об этом сказано как в п. 53 совместного Постановления от 1 июля 1996 г. N 6/8 Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», так и в Постановлении ФАС Московского округа от 22 апреля 2009 г. по делу N КГ-А40/2517-09. Также арбитры отмечают, что ответственность собственника имущества является особым видом субсидиарной ответственности, на который общие нормы о субсидиарной ответственности, установленные ст. 399 Гражданского кодекса, распространяются с особенностями, установленными ст. 120.

Особенность в том, что собственник имущества учреждения не может быть привлечен к ответственности без предъявления в суд искового требования к основному должнику (п. 4 Постановления N 21, Постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 2 апреля 2009 г. по делу N А74-906/08-Ф02-1154/09);

3) недостаточность у учреждения находящихся в его распоряжении денежных средств. Тринадцатый арбитражный апелляционный суд в Постановлении от 28 ноября 2008 г. по делу N А42-1303/2008 пришел к выводу о том, что данное условие является единственным для привлечения собственника имущества к субсидиарной ответственности по долгам учреждения;

4) заявление кредитором требований к ликвидационной комиссии учреждения до завершения ликвидации (при ликвидации учреждения).

Недофинансирование

Недофинансирование учреждения и его правовой статус не освобождают от ответственности за неисполнение принятого на себя обязательства (Определение ВАС РФ от 30 апреля 2009 г. N 4832/09). Это означает, что в данном случае услуги поставщиков должен оплатить собственник учреждения (Постановления ФАС Восточно-Сибирского округа от 31 марта 2009 г. по делу N А33-16784/07-Ф02-1157/09, Северо-Кавказского округа от 6 марта 2008 г. по делу N Ф08-138/08).

На заметку. Сумма неустойки может быть снижена, если размер начисленных истцом процентов будет явно несоразмерен последствиям неисполнения денежного обязательства, а также в соответствии с компенсационной природой процентов применительно к ст. 333 Гражданского кодекса (Постановление ФАС Уральского округа от 27 апреля 2009 г. по делу N Ф09-2094/09-С5).

Судьи отвергают доводы учреждения об отсутствии вины при неоплате по договору ввиду отсутствия денежных средств для оплаты сверх утвержденных ЛБО и наличии оснований для применения ст. 401 Гражданского кодекса. Как отмечают арбитры, данная статья признает лицо невиновным, если при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства.

Однако отсутствие у учреждения находящихся в его распоряжении денежных средств само по себе нельзя расценивать как принятие им всех мер для надлежащего исполнения обязательства с той степенью заботливости и осмотрительности, которая требовалась от него по характеру обязательства и условиям оборота.

Срок исковой давности

Статья 195 Гражданского кодекса ограничивает право лица на защиту нарушенных прав в судебном порядке исковой давностью. Ее общий срок составляет три года (ст. 196 ГК РФ). Требование о защите нарушенного права принимается к рассмотрению судом независимо от истечения срока исковой давности. Однако если ответчик до вынесения судом решения подаст заявление о пропуске срока исковой давности, то у арбитров будут все основания к вынесению решения об отказе кредитору в иске (п. 2 ст. 199 ГК РФ).

При этом служители Фемиды вправе отказать в удовлетворении иска при наличии заявления о пропуске срока исковой давности только от одного из соответчиков (основного или субсидиарного должника) при условии, что в силу закона или договора либо исходя из характера спорного правоотношения требования истца не могут быть удовлетворены за счет других соответчиков (п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 12, 15 ноября 2001 г. N 15/18 «О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса РФ об исковой давности», далее — Постановление N 15/18).

И если применение норм об исковой давности влечет невозможность возложения на учреждение (основного должника) ответственности, то и взыскание суммы долга с субсидиарного должника недопустимо (Постановление ФАС Дальневосточного округа от 27 февраля 2008 г. по делу N Ф03-А73/08-1/72).

Арбитры исходят из того, что последний не имеет своих обязательств перед кредитором, а лишь несет гражданско-правовую ответственность за неисполнение обязательств основным должником, в связи с чем течение срока исковой давности для основного и субсидиарного должников определяется одинаково (Постановление ФАС Центрального округа от 17 марта 2009 г. по делу N Ф10-686/09). Другими словами, течение срока исковой давности, прерванное в отношении основного должника, прерывается и в отношении субсидиарного должника.

Начало срока исковой давности

Срок исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права (п. 1 ст. 200 ГК РФ). Поясним на примере Постановления Девятого арбитражного апелляционного суда РФ от 15 февраля 2008 г. по делу N 09АП-676/2008-ГК.

Судьи признали, что началом течения срока исковой давности в рассматриваемом случае является май 2003 г., когда истец узнал о невозможности получения долга в связи с отсутствием у войсковой части лицевых счетов в территориальном органе Федерального казначейства.

Кредитор обратился с исковым заявлением к Российской Федерации в лице Министерства обороны о взыскании долга войсковой части 19 января 2007 г. То есть по истечении срока исковой давности. Это и послужило основанием для отказа в удовлетворении исковых требований.

Судьи отклонили довод кредитора о том, что началом течения срока исковой давности является 13 июня 2006 г. (период, когда взыскателю стало известно о том, что все финансовые операции войсковой части осуществляются через лицевой счет Министерства обороны РФ), поскольку после получения соответствующего уведомления 6 мая 2003 г. истцу стало известно об отсутствии у войсковой части лицевых счетов в территориальном органе Федерального казначейства.

Еще несколько нюансов. По обязательствам, срок исполнения которых не определен либо определен моментом востребования, течение исковой давности начинается с момента, когда у кредитора возникает право предъявить требование об исполнении обязательства (п. 2 ст. 200 ГК РФ).

При исследовании обстоятельств, связанных с совершением обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга (ст. 203 ГК РФ), судьи должны в каждом случае устанавливать, когда конкретно должник совершил указанные действия (п. п. 15, 19 Постановления N 15/18). При этом перерыв течения срока исковой давности может иметь место лишь в пределах срока давности, а не после его истечения.

Течение срока исковой давности по требованию к привлеченному судом другому (или второму) ответчику прерывается в день заявления истцом соответствующего ходатайства, а при отсутствии такого ходатайства — с момента привлечения судом этого ответчика к участию в деле.

Если в ходе судебного разбирательства будет установлено, что сторона по делу пропустила срок исковой давности и уважительных причин (если истцом является физическое лицо) для восстановления этого срока не имеется, то при наличии заявления надлежащего лица об истечении срока исковой давности суд вправе отказать в удовлетворении требования именно по этим мотивам. Ведь в соответствии с п. 2 ст. 199 Гражданского кодекса истечение срока исковой давности является самостоятельным основанием для отказа в иске (Постановление Северо-Кавказского округа от 25 декабря 2008 г. по делу N Ф08-7674/2008).

Внимание! В силу ст. 205 Гражданского кодекса восстановление пропущенного срока исковой давности возможно только по обстоятельствам, связанным с личностью гражданина-истца. В отношении юридических лиц законодательство Российской Федерации не предусматривает возможности восстановления пропущенного срока исковой давности.

Перерыв срока исковой давности

Течение срока исковой давности прерывается предъявлением иска в установленном порядке, а также совершением обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга (ст. 203 ГК РФ). После перерыва течение срока исковой давности начинается заново, время, истекшее до перерыва, не засчитывается в новый срок.

Учитывая, что обстоятельства, перечисленные в ст. 203, являются безусловными основаниями для перерыва течения срока исковой давности, судьи обязаны применять правила о перерыве срока давности при условии наличия в деле доказательств, достоверно подтверждающих факт перерыва такого срока.

Перечень таких оснований не может быть изменен или дополнен по усмотрению сторон и не подлежит расширительному толкованию (п. 14 Постановления N 15/18, Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 28 марта 2008 г. по делу N 17АП-1128/2008-ГК).

Заметим, к действиям, свидетельствующим о признании долга в целях перерыва течения срока исковой давности, могут относиться:

— признание претензии;
— частичная уплата должником или с его согласия другим лицом основного долга и/или сумм санкций, равно как и частичное признание претензии об уплате основного долга, если последний имеет под собой только одно основание.

Автор статьи: Э.А.Кипарисов

• ПРАВОВОЙ НИГИЛИЗМ И ПРАВОВОЙ ЦИНИЗМ: ПОНЯТИЯ, СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ
• ОБЪЕКТ ПОХИЩЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА
• ОБ УСЛОВНОМ АДМИНИСТРАТИВНОМ НАКАЗАНИИ И УСЛОВНО-ДОСРОЧНОМ ОСВОБОЖДЕНИИ ОТ НЕГО
• ЗАЩИТА ПРАВ ГРАЖДАН НА СУДЕБНУЮ ИНФОРМАЦИЮ
• ПОНЯТИЕ, СУЩНОСТЬ И СОДЕРЖАНИЕ ИНФОРМАЦИОННО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
• ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПО АДМИНИСТРАТИВНОМУ ПРАВУ

Сексуальное поведение везде и всюду подвергается социальному контролю, но формы и методы его различны. Особенно важно при этом разграничивать право и нравственность. Разграничение этих форм социального контроля сложилось не сразу. В начале Нового времени право вобрало в себя все или почти все церковные нормы: то, что церковь считала грехом, государство провозгласило преступлением.

Законодательство XVII — XVIII вв. перечисляло множество «половых преступлений«, сами названия которых свидетельствуют о религиозном происхождении: «блуд», «прелюбодеяние», «совращение», «содомия», «противоестественное поведение», «непотребство» (глава российского «Нового уголовного уложения» так и называлась — «О непотребстве»).

Постепенно сфера уголовного регулирования суживалась. Признание неотчуждаемых прав личности неизбежно включает в себя право на индивидуальные особенности сексуального поведения, на неприкосновенность интимной жизни, в которую государство и его органы ни при каких обстоятельствах не должны вмешиваться.

Кроме того, сами возможности государственного контроля за сексуальным поведением, не говоря уже о чувствах, весьма ограничены. По замечанию А. Кинзи, если бы все американские законы о сексуальных преступлениях соблюдались, то по крайне мере 85% молодых мужчин сидели бы в тюрьме за сексуальные преступления.

Современное демократическое законодательство в отличие от авторитарного основывается на следующих общих принципах.

1.Поскольку интересы и права человека и гражданина стоят выше интересов общества и государства, что, в частности, вытекает из конституционной триады «интересы личности, общества и государства», вмешательство государства в личную жизнь граждан должно быть минимальным. Ограничение прав личности допускается только в том случае, если реализация их желаний и потребностей нарушает законные права и интересы других людей. Такие ограничения, однако, должны быть строго определены законом.

2.Чрезмерное расширение сферы правового, особенно уголовно-правового регулирования не только нарушает права граждан и свободу их личной жизни, но и подрывает правовую систему в целом. Предписания слишком общего характера невозможно эффективно контролировать, а если применение закона становится избирательным, то это неизбежно порождает произвол, злоупотребление властью и коррупцию правоохранительных (карательных) органов, что, в свою очередь, подрывает устои правового общества и веру в закон.

3.Предусмотренные законом наказания должны быть адекватны правонарушению, чтобы не увеличивать число преступников и не создавать в обществе атмосферу страха.

Эти принципы полностью распространяются на сексуальное поведение. В отличие от антисексуальных культур прошлого современное общество признает сексуальность положительной ценностью, важной сферой общественной жизни и самореализации личности.

Всемирная сексологическая ассоциация на конгрессе в Валенсии (1997) приняла специальную Декларацию сексуальных прав, где говорится, что сексуальность — органическая часть личности любого человеческого существа, а сексуальные права принадлежат к числу фундаментальных и всеобщих прав человека.

К сексуальным правам относятся:

1) право на сексуальную свободу, которая «включает возможность полностью выразить свой сексуальный потенциал, однако исключает все формы сексуального принуждения, эксплуатации и злоупотребления в любое время и в любых жизненных ситуациях»;
2) право на сексуальную автономию, телесную неприкосновенность и безопасность;
3) право на сексуальную интимность, на то, чтобы никто не вторгался в сексуальные решения и действия личности, если только они не нарушают прав других лиц;
4) право на сексуальную справедливость и равенство, предполагающее свободу от любой дискриминации;
5) право на сексуальное удовольствие;
6) право на эмоциональное самовыражение;
7) право на свободное сексуальное общение, включая вступление в брак, развод и создание других ответственных сексуальных отношений;
8 право на свободный и ответственный репродуктивный выбор (иметь или не иметь детей, пользоваться средствами контроля за рождаемостью или нет и т.д.);
9) право на сексуальную информацию, основанную на научных исследованиях;
10) право на всеобъемлющее сексуальное образование;
11) право на охрану сексуального здоровья.

Кроме правовой сферы регуляции сферы сексуальной жизни, существует также нравственная регуляция, опирающаяся на общественное мнение и собственные убеждения личности. Однако то, что люди называют сексуальной моралью, неоднозначно.

Любая этическая теория, хотя и в разных терминах, различает мораль как совокупность норм, заповедей, правил должного поведения, соблюдение которых считается обязательным, и нравственность как сферу свободы, когда личность на основе усвоенных ею принципов различения добра и зла сама принимает моральное решение и берет на себя всю полноту ответственности за последствия своих поступков.

Эти понятия не взаимоисключающие. Нормативная мораль — необходимая предпосылка индивидуальной нравственности. Человек не может стать нравственным, не усвоив элементарных правил и норм морали как абсолютных категорических императивов, соблюдение которых обязательно в любых условиях. Однако нормативная мораль не в состоянии предусмотреть все богатство и разнообразие жизненных ситуаций, в которых человек совершает поступки и принимает решения.

Немецкий социолог Теодор Адорно писал: «Главное и единственное правило сексуальной морали — обвинитель всегда неправ». Это утверждение верно. Записные моралисты, как правило, безжалостны к другим, но весьма снисходительны к себе.

Истинная нравственность, напротив, предполагает терпимость, понимание и доброту. Вспомним притчу о Христе и Марии Магдалине и евангельскую формулу «Не судите да не судимы будете». Поэтому многие выдающиеся философы относились к сентенциозной морали иронически.

Автор статьи: И.С. КОН

• К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ КАЛЫМНОГО БРАКА
• ПРАВОВАЯ ЗАЩИТА СЕМЬИ, МАТЕРИНСТВА И ДЕТСТВА В СОЦИАЛЬНОМ ОБЕСПЕЧЕНИИ РОССИИ
• ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ИНСТИТУТА СУРРОГАТНОГО МАТЕРИНСТВА ЗА РУБЕЖОМ
• СИСТЕМНЫЙ АНАЛИЗ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В ОБЛАСТИ ОХРАНЫ И ЗАЩИТЫ МАТЕРИНСТВА И ДЕТСТВА
• ПРАВИЛА УСТАНОВЛЕНИЯ МАТЕРИНСТВА И ОТЦОВСТВА ДЕТЕЙ,ЗАЧАТЫХ И РОЖДЕННЫХ С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ВСПОМОГАТЕЛЬНЫХ РЕПРОДУКТИВНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ (ПО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ США)
• ИНСТИТУТ СУРРОГАТНОГО МАТЕРИНСТВА КАК СПОСОБ РЕАЛИЗАЦИИ РЕПРОДУКТИВНОЙ ФУНКЦИИ ЧЕЛОВЕКА: ПРАВОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ
• ЭФФЕКТИВНОСТЬ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ СУРРОГАТНОГО МАТЕРИНСТВА
• НЕГОСУДАРСТВЕННЫЕ МЕХАНИЗМЫ ОХРАНЫ И ЗАЩИТЫ МАТЕРИНСТВА И ДЕТСТВА
• ЗАЩИТА МАТЕРИНСТВА НОРМАМИ ТРУДОВОГО ПРАВА
• СУРРОГАТНОЕ МАТЕРИНСТВО: ПРАВОВОЕ И НРАВСТВЕННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ

Недавние изменения Уголовного кодекса РФ вновь приковали внимание правоприменителей к понятию «хулиганский мотив (хулиганские побуждения)». Пленум Верховного Суда РФ своим Постановлением ввел в официальный юридический оборот обозначение группы преступлений как «преступления, совершенные из хулиганских побуждений». Выделение такой категории объективно необходимо.

В ходе развития уголовного законодательства к настоящему времени сложилась определенная категория преступлений против жизни и здоровья, совершение которых из хулиганских побуждений требует самостоятельной квалификации:

— убийство из хулиганских побуждений (п. «и» ч. 2 ст. 105 УК). Этот вид убийства впервые был закреплен в п. «б» ст. 102 УК РСФСР;
— умышленное причинение тяжкого вреда здоровью из хулиганских побуждений (п. «д» ч. 2 ст. 111 УК);
— умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью из хулиганских побуждений (п. «д» ч. 2 ст. 112 УК);
— умышленное причинение легкого вреда здоровью из хулиганских побуждений (п. «а» ч. 2 ст. 115 УК);
— нанесение побоев или совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль, из хулиганских побуждений (п. «а» ч. 2 ст. 116).

Помимо преступлений против жизни и здоровья хулиганские побуждения предусмотрены и в качестве признака состава в некоторых других статьях Уголовного кодекса РФ: уничтожение или повреждение чужого имущества (ч. 2 ст. 167); приведение в негодность объектов жизнеобеспечения (ч. 1 ст. 215.2); приведение в негодность нефтепроводов, нефтепродуктопроводов и газопроводов (ч. 1 ст. 215.3); жестокое обращение с животными (ч. 1 ст. 245).

Понятие хулиганских побуждений появилось в судебной практике вслед за УК РСФСР 1922 г., который впервые установил уголовную ответственность за хулиганство. До этого хулиганство (или, по В. Далю, «хулиганизм») было известно в России как негативное социальное явление, но такого состава преступления не было в уголовном законодательстве.

Тому были свои причины. Российские юристы отмечали трудность четкого определения объективных признаков этого преступления, возможность его совершения такими действиями, которые уже предусмотрены в законе. Речь шла главным образом о различном проявлении насилия над личностью.

Опасениям относительно отмеченных трудностей, к сожалению, суждено было оправдаться. Статья 176 УК РСФСР 1922 г. характеризовала хулиганство как «озорные, бесцельные, сопряженные с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия». Статья была помещена под рубрикой «иные посягательства на личность и ее достоинство» между оскорблением, клеветой и ложным доносом.

В дальнейшем изменялись и формулировки статьи и ее расположение в УК (в соответствии с изменением представления о родовом объекте хулиганства: сначала личность, далее порядок управления, затем общественный порядок и общественная безопасность). Но при всех изменениях в основном составе хулиганства не появилось указаний на то, какие конкретно действия образуют это деяние. Изначально было признано в теории и практике, что специфика хулиганства состоит не во внешних действиях, а в его особом внутреннем качестве, в его «хулиганственности», или хулиганских побуждениях.

Сам термин «хулиганские побуждения» появился в судебной практике раньше, чем в законе. Согласно ст. 142 УК РСФСР 1922 г. убийство считалось квалифицированным по мотиву при условии его совершения из корысти, ревности и «других низменных побуждений». Эта формулировка дословно сохранялась в п. «а» ч. 1 ст. 136 УК РСФСР 1926 г. вплоть до 1 января 1961 г. Закон не давал исчерпывающего перечня низменных побуждений, но еще 16 марта 1925 г.

Пленум ВС РСФСР разъяснил, что видом убийства из низменных побуждений должно считаться убийство из хулиганских побуждений. «Хулиганство само собою признается общественно опасным явлением, вследствие чего убийство из хулиганских побуждений, если таковой мотив убийства установлен судом, должно быть квалифицировано как убийство при отягчающих обстоятельствах».

Лишь в 1960 г. признак убийства из хулиганских побуждений был закреплен законодательно (п. «б» ст. 102 УК РСФСР). Однако и до этого неоднократно подчеркивалось квалифицирующее значение этого обстоятельства. Убийство из хулиганских побуждений выделялось как один из наиболее опасных видов убийства в юридической литературе, в опубликованных проектах Уголовного кодекса СССР 1939 и 1947 гг.

Укоренился этот взгляд и в судебной практике. Когда Указ Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1954 г. распространил применение смертной казни «на лиц, совершивших умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах», Пленум Верховного Суда СССР при толковании этой нормы дал указание считать таковым и убийство из хулиганских побуждений.

Определение Судебной коллегии Верховного Суда РСФСР от 16 августа 1958 г. по конкретному делу опубликовано под заголовком: «Убийство из хулиганских побуждений правильно расценено судом как убийство при отягчающих обстоятельствах».

К моменту принятия УК 1960 г. уже не было никаких сомнений, что хулиганские побуждения значительно повышают опасность преступлений против жизни и здоровья. Но содержание этого понятия не раскрывалось конкретно ни в законе, ни в постановлениях Пленумов Верховных Судов. Более того, после изменения 10 августа 1940 г. текста ст. 74 УК РСФСР исчезло из закона и общее определение хулиганства. Оно было восстановлено в реформированном виде только в ст. 206 УК РСФСР 1960 г.: «Хулиганство, то есть умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие неуважение к обществу».

Характеристику объективной стороны хулиганства, данную в тексте статьи, трудно было практически использовать. При широком понимании общественного порядка как установленной в обществе системы отношений, обеспечивающих общественное спокойствие и возможность нормального осуществления гражданами и организациями своих прав и обязанностей, невозможно представить преступление, которое не нарушало бы этого порядка.

Тем более что публичность не рассматривалась как обязательное проявление хулиганства, в связи с чем оно считалось возможным не только в общественных местах. По ст. 206 УК РСФСР могли квалифицироваться любые действия, в которых, по мнению правоприменителей, выражалось явное неуважение к обществу. Иными словами, акцент делался на субъективной стороне преступления, его мотивах и целях, которые и стали основой понятия «хулиганские побуждения».

После того как была введена, а затем и усилена административная ответственность за мелкое хулиганство, к уголовной ответственности за хулиганство стали привлекать преимущественно в тех случаях, когда нарушение общественного порядка было соединено с насилием над личностью. Более того, применение насилия, повлекшего телесные повреждения, давало основание квалифицировать хулиганство как злостное, путем толкования оценочного признака «особая дерзость».

Когда практика столкнулась с необходимостью отграничивать хулиганство от преступлений против личности, в основу отграничения были положены хулиганские побуждения. Официальное толкование этого понятия было дано применительно к п. «б» ст. 102 УК РСФСР 1960 г., где, как отмечено, впервые прямо устанавливалась ответственность за убийство из хулиганских побуждений.

Пленум Верховного Суда СССР в Постановлении от 27 июля 1975 г. N 4 «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» среди признаков этого вида убийства назвал в первую очередь совершение преступления «на почве явного неуважения к обществу, пренебрежения к правилам общежития и нормам социалистической морали». Таким образом, за основу понятия хулиганских побуждений совершенно обоснованно была взята характеристика субъективной стороны хулиганства, данная в ст. 206 УК РСФСР.

На тех же позициях стоит и действующее Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. N 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», где убийство из хулиганских побуждений характеризуется как «убийство, совершенное на почве явного неуважения к обществу и общепринятым нормам морали, когда поведение виновного является открытым вызовом общественному порядку и обусловлено желанием противопоставить себя окружающим, продемонстрировать пренебрежительное к ним отношение (например, умышленное причинение смерти без видимого повода или с использованием незначительного повода как предлога для убийства)».

В дальнейшем, несмотря на продолжающиеся изменения формулировки состава хулиганства в законе, понятие хулиганских побуждений обрело стабильность и используется теперь не только при квалификации убийства, но и других преступлений.

Для квалификации преступлений против жизни и здоровья, совершенных из хулиганских побуждений, существенное значение имеет определение этого понятия в п. 12 упомянутого Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 ноября 2007 г. N 45: «Под уголовно наказуемыми деяниями, совершенными из хулиганских побуждений, следует понимать умышленные действия, направленные против личности человека или его имущества, которые совершены без какого-либо повода или с использованием незначительного повода.

При этом для правильного установления указанных побуждений в случае совершения виновным насильственных действий в ходе ссоры либо драки судам необходимо выяснять, кто явился их инициатором, не был ли конфликт спровоцирован для использования его в качестве повода к совершению противоправных действий. Если зачинщиком ссоры или драки явился потерпевший, а равно в случае, когда поводом к конфликту послужило его противоправное поведение, лицо не подлежит ответственности за совершение в отношении такого потерпевшего преступления из хулиганских побуждений».

Еще до принятия УК 1996 г. сложилась такая практика, что статья о хулиганстве (ст. 206 УК 1960 г.) стала применяться как норма, направленная на защиту не только общественного порядка, ущерб которому трудно ощутим, но и на защиту личности, ущерб которой всегда можно установить и измерить. Отграничение хулиганства от смежных преступлений против личности проводилось только по наличию (или отсутствию) хулиганских побуждений. Об этом свидетельствуют многочисленные материалы судебной практики, в том числе опубликованные. В то же время все реже приходилось сталкиваться с хулиганством как уголовным преступлением, если оно не было связано с насилием над личностью.

Проект УК 1996 г. исходил, по утверждению его разработчиков, «из приоритета прав человека перед иными правоохраняемыми интересами, в связи с чем во главу угла поставлена уголовно-правовая охрана личности». В соответствии с этим концептуальным положением, учитывая наметившуюся тенденцию к либерализации ответственности за нетяжкие преступления, была реформирована и норма о хулиганстве.

Часть 1 ст. 213 УК РФ в первоначальной редакции гласила: «Хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся применением насилия к гражданам либо угрозой его применения, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества».

О каком насилии шла речь в этом тексте? Поскольку убийство и причинение тяжкого и средней тяжести вреда здоровью из хулиганских побуждений были предусмотрены и в самостоятельных нормах, то на долю ст. 213 оставлены были только легкий вред здоровью и побои, если эти действия совершались из хулиганских побуждений. По этому пути пошла и судебная практика.

Для окончательного решения проблемы соотношения насилия и хулиганства оставалось совсем немного: поставить проблему с головы на ноги. Что и было сделано Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ. Теперь насилие не рассматривается как факультативный признак состава хулиганства. Насилие составляет общественно опасную сущность посягательства, объектом которого является личность. А хулиганские побуждения усиливают опасность деяния и выступают в роли квалифицирующего признака в ст. ст. 105, 111, 112, 115, 116. Такая конструкция представляется более логичной и обеспечивающей первостепенную защиту жизни и здоровья.

Выведение за рамки состава хулиганства насилия над личностью сделало весьма проблематичной квалификацию хулиганства как совершенного «с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия».

Во-первых, применение оружия предполагает его использование по прямому назначению как «предмета, предназначенного для поражения живой или иной цели».

Во-вторых, как указал Пленум Верховного Суда РФ, под применением оружия и т.п. следует понимать «умышленные действия, направленные на использование лицом указанных предметов как для физического, так и для психического воздействия на потерпевшего, а также иные действия, свидетельствующие о намерении применить насилие посредством этого оружия или предметов, используемых в качестве оружия».

В-третьих, раскрывая понятие предметов, используемых в качестве оружия, Пленум называет «любые материальные объекты, которыми, исходя из их свойств, можно причинить вред здоровью человека».

Названные три тезиса свидетельствуют о том, что применение оружия и насилие над личностью неразрывно связаны. Однако, поскольку конкретные виды насилия, совершенного из хулиганских побуждений, теперь квалифицируются по статьям о преступлениях против личности, признак применения оружия не может быть вменен.

Применение оружия или иных предметов не рассматривается и не рассматривалось прежде в качестве квалифицирующего обстоятельства при убийстве или причинении вреда здоровью. Если же одновременно с насилием над личностью из хулиганских побуждений были совершены какие-то другие действия, грубо нарушившие общественный порядок, то при наличии реальной совокупности со ст. 213 в принципе возможно рассмотреть вопрос и об оценке применения оружия в рамках состава хулиганства.

Стоит снова подчеркнуть, что посягательство на жизнь и здоровье, совершенное из хулиганских побуждений, не дает оснований для квалификации по ст. 213 УК. Не является хулиганством и само по себе применение оружия. В действующем УК есть около десятка составов преступлений (не берем в расчет преступления против военной службы), где в качестве квалифицирующего признака предусмотрено применение оружия (ст. ст. 126, 127, 162, 205, 206, 211, 212, 227, 286).

Для вменения этого признака необходимо установить, в чем заключалось хулиганство (не подпадающее под признаки преступлений против жизни и здоровья и других преступлений, совершаемых из хулиганских побуждений). А затем оценить характер применения оружия с точки зрения способа и мотива действия, учитывая рекомендации Пленума Верховного Суда РФ.

А. вступил в конфликт с работниками автосервиса по поводу, как он полагал, некачественного ремонта его автомобиля. Исчерпав свои аргументы и не добившись результата, он в помещении автосервиса прицельным выстрелом из охотничьего ружья разбил монитор компьютера и ушел, пригрозив, что, если его требования не будут удовлетворены, он снова придет и «всех перестреляет».

Он был привлечен к уголовной ответственности по ст. ст. 213 и 119 УК за хулиганство с применением оружия и угрозу убийством. В суде дело по ст. 213 было прекращено ввиду отсутствия признаков хулиганства. Конфликт возник на почве бытовой ссоры, хулиганский мотив не установлен. Дело по ст. 119 было прекращено в связи с примирением сторон и добровольным возмещением ущерба за разбитый монитор.

Мы не останавливаемся подробно на содержании признака «хулиганские побуждения», поскольку этот вопрос многократно и длительное время обсуждался в литературе. Накопленный практикой многолетний опыт разграничения хулиганства и преступлений против личности может служить теперь для квалификации преступлений против жизни и здоровья, совершенных из хулиганских побуждений. Есть смысл остановиться лишь на тех трудностях, которые встречаются на этом пути, и рассмотреть наиболее типичные ошибки правоприменительной практики.

Нередко в приговорах и других судебных актах говорится о совершении деяния из хулиганских побуждений («хулиганских действиях») без указания на то, в чем они заключались. В. был осужден по п. «д» ч. 2 ст. 112 за то, что он примерно в 22 часа в состоянии алкогольного опьянения в своей квартире из хулиганских побуждений ударил доской для разделки овощей по руке свою мать, причинив ей вред здоровью средней тяжести.

Президиум Московского городского суда в порядке надзора удовлетворил протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ, в котором ставился вопрос о переквалификации действий В. с п. «д» ч. 2 ст. 112 на ч. 1 ст. 112 УК РФ, указав в постановлении: «Вывод о совершении В. преступления из хулиганских побуждений суд в приговоре мотивировал лишь тем, что никаких причин, кроме алкогольного опьянения, для избиения осужденным потерпевшей не было».

Однако по материалам дела видно, что В. и пострадавшая постоянно ссорились на бытовой почве, что свидетельствует о наличии между ними неприязненных отношений. При таких обстоятельствах вывод суда о совершении преступления из хулиганских побуждений нельзя считать обоснованным.

Примером ошибочного вменения хулиганских побуждений может служить также дело Н., осужденного за убийство по п. п. «в» и «и» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Установлено, что Н. пришел в дом престарелой потерпевшей, инвалида I группы, и попросил в долг деньги. Получив отказ, осужденный нанес потерпевшей удар молотком по голове. После чего облил ее бензином и поджег. Смерть женщины наступила от отравления окисью углерода. В надзорной жалобе осужденный указывал, что хулиганских побуждений в его действиях не было, а конфликт с потерпевшей произошел на бытовой почве.

Президиум Верховного Суда РФ в этой части удовлетворил жалобу осужденного. Н. в ходе следствия и суда утверждал, что «попросил у потерпевшей в долг деньги, но она отказала и стала упрекать его в попрошайничестве и злоупотреблении спиртными напитками. Он обиделся, взял молоток и убил потерпевшую». Эти доводы не опровергнуты судом. Президиум пришел к выводу, что при таких обстоятельствах действия виновного были вызваны личными неприязненными отношениями. Осуждение Н. по п. «и» ч. 2 ст. 105 было исключено.

При отграничении преступлений против жизни и здоровья на почве личных неприязненных отношений от аналогичных преступлений из хулиганских побуждений иногда допускаются ошибки при оценке повода к преступлению. Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 27 января 1999 г., характеризуя убийство из хулиганских побуждений, отметил, что такое убийство совершается «например… без видимого повода или с использованием незначительного повода как предлога для убийства» (п. 12). Но какой повод следует считать значительным для совершения убийства или причинения вреда здоровью? Общего решения быть не может. В каждом конкретном случае анализ повода должен быть нацелен на установление мотива в действиях виновного.

С. был осужден за убийство из хулиганских побуждений и с особой жестокостью ранее незнакомого ему А. Он использовал как незначительный повод тот факт, что А. оскорбил его жену. Президиум Верховного Суда РФ признал ошибочным вывод суда о хулиганских побуждениях. С. в своих показаниях последовательно утверждал, что потерпевший высказался оскорбительно в адрес его жены и он решил с ним «разобраться».

Эти показания С. были признаны судом достоверными и приведены в приговоре. Президиум указал: «При таких данных действия С., совершенные в ответ на оскорбительные высказывания о его жене, т.е. из личной неприязни, не могут рассматриваться как совершенные из хулиганских побуждений».

Отождествление незначительности повода с хулиганскими побуждениями недопустимо еще и потому, что в тех случаях, когда виновный и потерпевший длительное время находятся в неприязненных отношениях, иногда достаточно и небольшой искры, чтобы вызвать вспышку гнева.

Иногда к ошибке приводит преувеличенное значение, которое придается месту совершения преступления. Для хулиганских побуждений характерно стремление к демонстративности, публичности своих действий, дабы показать явное презрение к нормам поведения в обществе. Однако хулиганские побуждения могут проявляться и не в общественных местах или в отсутствие посторонних. Корень подобных ошибок в том, что факторы, характеризующие обстоятельства и место совершения преступления, оцениваются вне связи с мотивами.

Хулиганские побуждения иногда могут переплетаться с другими мотивами преступлений против жизни и здоровья. Практика столкнулась с ситуациями, когда хулиганские побуждения сочетаются с мотивами ксенофобского или националистического характера. Выявить доминирующий здесь мотив бывает порой трудно.

Нормы действующего законодательства позволяют учитывать при квалификации сочетание этих мотивов, поскольку они предусмотрены в отдельных частях (пунктах) соответствующих статей. Например, в п. п. «д» и «е» ч. 2 ст. 111, «д» и «е» ч. 2 ст. 112, «а» и «б» ч. 2 ст. 115 УК РФ. Но едва ли можно назвать удачей поглощение мотивом хулиганства упомянутых мотивов в новой редакции ст. 213 УК.

Автор статьи: Г. БОРЗЕНКОВ

• СПЕЦИАЛЬНЫЕ ВИДЫ КЛЕВЕТЫ И ОСКОРБЛЕНИЯ В УК РФ
• УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОСКОРБЛЕНИЯ
• ПРЕДЕЛЫ ОГРАНИЧЕНИЯ СВОБОДЫ СЛОВА СРЕДСТВАМИ УГОЛОВНОГО ПРАВА
• ПРАВОВОЙ НИГИЛИЗМ И ПРАВОВОЙ ЦИНИЗМ: ПОНЯТИЯ, СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ
• ПОНЯТИЕ ПРАВОСОЗНАНИЯ

В статье рассматривается вопрос о социальной сущности и юридической природе уголовно наказуемой клеветы, определяются критерии криминализации этого преступления, проводится его отграничение от соответствующего гражданско-правового деликта, ущемляющего честь, достоинство и репутацию личности. При этом автор предлагает концептуально новое решение его законодательного закрепления в УК.

На данный момент определение клеветы, закрепленное в ст. 129 УК, предполагает возможность наступления уголовной ответственности за любую клевету. Но характер и степень общественной опасности этого деяния могут варьироваться в зависимости от того, какого рода информация распространяется в ходе его совершения.

В какой-то мере законодатель учел данное обстоятельство, разделив рассматриваемое посягательство на простой и квалифицированные составы. Однако вопрос о простой клевете, которую, как представляется, не всегда допустимо считать общественно опасной, остался открытым.

Следует учитывать, что ответственность за клевету на данный момент предусмотрена не только уголовным, но и гражданским законодательством (ст. 152 ГК). При этом соответствующие нормы данных двух отраслей права фактически не имеют каких-либо сущностных различий. Уголовный закон, так же как и гражданское законодательство, по сути, устанавливает одинаковые возможности по привлечению к ответственности за данное деяние.

В русле современной правовой доктрины то обстоятельство, что потерпевший от клеветы гражданин может одновременно обратиться в соответствующие органы как в порядке уголовного, так и в порядке гражданского судопроизводства, т.е. одновременно подать заявление о возбуждении уголовного дела в отношении виновного и при этом заявить иск о защите чести, достоинства и деловой репутации, не вызывает какого-либо сомнения или удивления. На практике именно так, как правило, и происходит.

Но с точки зрения юридической обоснованности такая совокупность не всегда, на наш взгляд, выглядит корректной. По крайней мере то, что на данный момент фактически любая клевета может быть расценена как преступление, кажется не совсем логичным. Сложившаяся ситуация, как представляется, обусловлена в первую очередь отсутствием четких критериев разделения клеветы на общественно вредную, противоправную и общественно опасную. Но образовалась она отнюдь не случайно.

Дело в том, что честь, достоинство и репутация — это категории морали, которые имеют довольно неустойчивую внутреннюю структуру. Поэтому установление вреда каждому из этих благ часто затруднено из-за отсутствия четкой позиции самой морали по поводу оценки того или иного поступка как допустимого или аморального, и, стало быть, предполагает определенную долю относительности их квалификации.

Как ни парадоксально, но в этой системе нравственных ценностей один и тот же поступок зачастую может трактоваться совершенно различно, как с положительной, так и отрицательной точки зрения в зависимости от целого ряда обстоятельств.

Как справедливо отмечают Н.В. Белявский, Н.А. Придворнов, одинаковые факты и оценки могут в одних случаях порочить, в других — нет. Об этом не раз говорили и ученые — представители предыдущих поколений. Так, Н.Н. Розин писал, что «иногда самые ругательные выражения могут выражать лишь шутку или ласку, порочащее для одного пола, профессии, возраста может не быть оскорбительным для другого».

На наш взгляд, в любом обществе, независимо от того, насколько оно совершенно, всегда имеются нормы морали, относящие к позорным, порочащим честь некоторые явления, которые, по сути, едва ли являются таковыми, и наоборот.

Например, российское общественное мнение до сих пор признает позорным отнесение лица к сексуальному меньшинству, объявление человека страдающим венерическим заболеванием и т.д. Следуя этим веяниям, и судебная практика нередко признает соответствующие им измышления клеветническими с точки зрения уголовного закона.

Принимая во внимание данное обстоятельство, ряд авторов высказывают предложение о том, что при определении вреда, причиняемого клеветой, необходимо отталкиваться от субъективного мнения потерпевшего на этот счет.

Как пишет, например, В.А. Сидоров, вопрос о том, являются ли распространяемые измышления клеветой, должен решать потерпевший. В данном утверждении он ссылается на то, что именно субъективная оценка оклеветанного кладется в основу при возбуждении уголовного дела.

Говоря такие слова, на наш взгляд, нельзя забывать, что наличие или отсутствие клеветы прежде всего определяет суд, правда, исходя из понимания им степени общественной опасности того вреда, который причиняет клеветник потерпевшему.

Конечно, приведенная выше точка зрения не лишена оснований и, скорее всего, ее существование обусловлено тем, что в соответствием с нормами действующего УПК уголовные дела о клевете возбуждаются только по заявлению потерпевшего.

Однако определение общественной опасности деяния и его последствий, на наш взгляд, не может строиться на субъективных взглядах того или иного человека, пусть даже высококвалифицированного и уважаемого специалиста, а должно иметь объективные критерии.

В противном случае право будет подменяться усмотрением и при удобном моменте использоваться в чьих-нибудь частных интересах. По нашему убеждению, право не может служить личным потребностям одного или нескольких субъектов, оно должно быть универсальным, учитывать мнение всего общества и быть выше любых индивидуальных амбиций.

Некоторые попытки объективного решения данного вопроса предпринимаются в отечественной судебной практике. Прежде всего имеется в виду Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г. N 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц», которое разъясняет то, что следует понимать под порочащими сведениями.

В нем говорится, что порочащими, в частности, являются сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства, совершении нечестного поступка, неправильном, неэтичном поведении в личной, общественной или политической жизни, недобросовестности при осуществлении производственно-хозяйственной и предпринимательской деятельности, нарушении деловой этики или обычаев делового оборота, которые умаляют честь и достоинство гражданина или деловую репутацию гражданина либо юридического лица.

С одной стороны, положительным моментом данного постановления является стремление представителей высшего органа судебной власти детализировать представление о способах опорочивания чести и достоинства личности, наиболее часто встречающихся на практике. С другой стороны, очевидно, что определение большинства из них строится на оценочных критериях.

Единственным более или менее четко выраженным определением клеветнических измышлений, позволяющим, на наш взгляд, объективно подойти к установлению факта опорочивания чести гражданина, является словосочетание «сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства».

Но и оно в некоторых случаях, когда речь идет о незначительных нарушениях закона или они являются спорными, на наш взгляд, не способно выступать в роли того мерила, которое можно использовать для оценки характера и степени общественной опасности клеветы.

Таким образом, вопрос о том, как можно опорочить честь, с точки зрения морали современного общества, и насколько существенно она может быть опорочена тем или иным деянием, согласно позиции законодателя и правоприменителя на данный момент остается вопросом в большей степени субъективного порядка, личного восприятия потерпевшим клеветы в отношении его.

На наш взгляд, для того чтобы судить о клевете как о преступлении, необходимо, чтобы она причиняла существенный ущерб общественным отношениям. Но как определить, является ли таковым конкретный случай проявления клеветы, если в законе, да и в самом обществе нет четких критериев его оценки?

В результате в судах в порядке уголовного судопроизводства нередко рассматриваются дела, например, о том, что кондуктор продала билет номинальной стоимостью 5 рублей за 3 рубля, или о том, что невеста вышла замуж, не будучи девственницей, и т.д., что, на наш взгляд, выглядит не совсем уместным.

Несмотря на всю сложность положения, думается, выход из него есть. В качестве эквивалента «морального» и «аморального», «достойного» и «порочащего» в юридическом смысле, как представляется, вполне могут выступать категории «законопослушное» и «противоправное».

Противоправность поведения в большинстве случае говорит о несоответствии его морали и вместе с тем, по своей сути, охватывает почти все возможные варианты аморального поведения. Стало быть, совершение правонарушения допустимо рассматривать как обстоятельство, порочащее виновное в нем лицо.

Остается лишь вопрос о том, в какой степени тот или иной проступок влияет на общественное мнение о личности правонарушителя. Представляется, что в условиях низкого уровня правосознания населения, характерного пока еще для нашего государства, не каждый факт нарушения закона воспринимается обществом негативно.

Тем не менее жесткий критерий, позволяющий не только провести границу между достойным и порочным поведением, но и оценить деяние как порочное в высокой степени, на наш взгляд, в системе общечеловеческих и правовых ценностей есть.

Достаточно точную грань между порядочным, относительно нравственным или даже допустимым с точки зрения морали и высоко аморальным поведением, существенно прочащим честь лица, показывает, по нашему мнению, факт совершения преступления.

Понятие «преступление» имеет ярко выраженное отрицательное значение с точки зрения общепринятых норм человеческого общежития, а обвинение человека в совершении преступления всегда влечет неблагоприятные социальные последствия для него в виде всеобщего осуждения, порицания и т.д. Отсюда вполне справедливо, на наш взгляд, говорить и о ложном обвинении кого-нибудь в совершении преступления как о поступке, представляющем опасность для общества.

В других же случаях вред, причиняемый клеветой, не имеет явного выражения, зависит от субъективного восприятия его потерпевшим, в связи с чем оценка последнего всегда предполагает определенную долю относительности.

Учитывая отсутствие в современном мире, по крайней мере в современном российском обществе, стабильной системы моральных ценностей, в большинстве случаев, для того чтобы установить, причиняет ли то или иное ложное высказывание вред чести с точки зрения общественной морали, нужно проводить социологический опрос, причем результаты его всегда можно будет поставить под сомнение.

В пользу того, что не все виды клеветы объективно представляют реальную опасность для общества, говорит, на наш взгляд, и еще ряд аргументов.

Во-первых, согласно ч. 2 ст. 20 УПК РФ уголовные дела о преступлениях, предусмотренных ч. 1 ст. 129 УК, считаются уголовными делами частного обвинения и возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, его законного представителя.

Во-вторых, уголовный закон, на наш взгляд, устанавливает слишком мягкую санкцию за названное деяние, которая не предусматривает в качестве наказания за него мер, связанных с лишением и ограничением свободы.

Наказание же экономического характера, например, в плане восстановления социальной справедливости, как представляется, вполне могло бы компенсироваться выплатой морального вреда самому потерпевшему.

В-третьих, на практике достаточно часто встречаются случаи освобождения виновного в клевете от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим. Преступники, обвиняемые в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 129 УК, почти всегда попадают под действие актов амнистии и т.д.

Другими словами, реальное воздействие средств уголовно-правового принуждения на подобного рода нарушителей кажется весьма сомнительным. Думается, неслучайно, как справедливо отмечают многие ученые, в СССР народные суды, как правило, не принимали к своему производству дела о клевете и оскорблении, предлагая потерпевшим обратиться к помощи товарищеских судов.

Сегодня дела о клевете также в большинстве случаев рассматриваются в порядке гражданского судопроизводства, в том числе и дела, в которых имеются признаки уголовно наказуемой клеветы.

Резюмируя изложенное, позволительно заключить, что признание уголовно наказуемой клеветой сообщения ложных сведений, соединенных с обвинением лица в совершении преступления, более точно отвечает требованиям объективной реальности.

С одной стороны, только этот вид клеветы содержит критерии объективной оценки общественной опасности посягательства. С другой стороны, он гораздо больше соответствует современной шкале общечеловеческих ценностей и тому, что по нынешним меркам действительно заключает в себе серьезный ущерб чести, достоинству и деловой репутации личности.

Круг преступлений, запрещенных на данный момент УК, охватывает почти все аморальные деяния, которые способны причинять существенный вред общественным отношениям, и наоборот, деяния, которые не подпадают под признаки преступления, даже являясь правонарушениями, большинство людей часто не воспринимают как серьезно нарушающие нормы морали.

Следует отметить, что подобный опыт регулирования ответственности за клевету уже имеется в уголовном законодательстве некоторых зарубежных стран. Например, согласно ст. 266 УК Испании, простой клеветой признается только обвинение в совершении преступления, распространяемое лицом, которое знало о его ложности.

Такой же подход к установлению уголовной ответственности за рассматриваемое преступление используется и в Республике Молдова. В соответствии со ст. 170 УК Молдовы клевета есть распространение заведомо ложных измышлений, порочащих другое лицо, сопряженное с обвинением в совершении особо тяжкого или чрезвычайно тяжкого преступления либо повлекшее тяжкие последствия.

За указанные преступления устанавливаются и более строгие наказания, в том числе в виде лишения свободы.

Сказанное позволяет сделать вывод о необходимости совершенствования ст. 129 УК. Предлагается устранить наказуемость простой клеветы и оставить в качестве преступления только клевету, соединенную с обвинением лица в совершении преступления.

При этом следует оставить в качестве квалифицированных видов данного состава преступления клевету, соединенную с обвинением лица в совершении тяжкого и особо тяжкого преступления, а также содержащуюся в публичном выступлении, публично демонстрирующемся произведении или средствах массовой информации, повышенная общественная опасность которых, на наш взгляд, не вызывает сомнений.

Автор статьи: Е.В. МЕДВЕДЕВ

• СПЕЦИАЛЬНЫЕ ВИДЫ КЛЕВЕТЫ И ОСКОРБЛЕНИЯ В УК РФ
• УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОСКОРБЛЕНИЯ
• ПРЕДЕЛЫ ОГРАНИЧЕНИЯ СВОБОДЫ СЛОВА СРЕДСТВАМИ УГОЛОВНОГО ПРАВА
• ПРАВОВОЙ НИГИЛИЗМ И ПРАВОВОЙ ЦИНИЗМ: ПОНЯТИЯ, СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ
• ПОНЯТИЕ ПРАВОСОЗНАНИЯ